Читаем без скачивания Эта милая Людмила - Лев Давыдычев

— Откуда я знаю? — Голос у девочки был печальным, но и чуть-чуточку обрадованным. — Бабушка утверждает, что у нас в роду ничего подобного не было. Видимо, что-то медицинское. Ненормальность развития.

— Голочка! Голочка! — раздался громкий рассерженный голос. — Тебя же просили никуда…

— Да здесь я, здесь, папа, рядом! — так же громко и так же рассерженно отозвалась девочка. — Никуда я не денусь!

— А что ты там делаешь, Голочка?

— Цветочки рву, папочка!

— Осторожнее, деточка! Тут могут быть энцефалитные клещи! Возвращайся быстрее!

— Следят за тобой… внимательно. Машина, конечно, ваша собственная? — продолжал расспрашивать Герка. — И не лень ему из-за какой-то шляпы…

— Я не знаю! Я ничего о его делах не знаю! Меня они не касаются! Мне они про-тив-ны! — залпом выкрикнула, но негромко, девочка. — Давай лучше с тобой о чем-нибудь разговаривать. Как начались каникулы, я ещё ни с кем, кроме родителей и бабушки, не разговаривала. Тебя как зовут?

— Герка. А тебя?

— Голгофа. — И девочка посмотрела на него выжидающе. — Меня зовут Гол-го-фа.

— А… ну, ничего, только запомнить трудно.

— Можешь звать меня Цаплей. Я не обижусь.

— Я выучу, — великодушно пообещал Герка. — Гла…

— Гол…

— Го-о-ол… — осторожно выговорил Герка. — Га-а-а…

— Гол-го-фа.

— Минуточку! — Он передохнул, набрал в грудь побольше воздуха и неуверенно произнёс: — Гол… гла… Цапля — всё-таки легче!

— А ты попробуй ещё раз, — предложила девочка, — не выйдет — не надо. Гол-го-фа.

— А я вчера плавать научился, Голгофа! — вдруг быстро проговорил Герка, и они с девочкой расхохотались.

— Я очень люблю плавать, — грустно сказала она, — и хорошо плаваю. Только мне не разрешают. И не спрашивай, пожалуйста, почему. Мне вообще ничего не разрешают, Даже дома одну не оставляют. Потому-то я и оказалась сейчас здесь. Вот у всех лето, каникулы, а я — как Барбос на цепи. Через месяц поеду с родителями в дом отдыха. Меня в кино одну не отпускают. Вот исполнится мне шестнадцать лет, получу паспорт и, наверное… сбегу из дома!

Не успел Герка поразиться такому желанию, как до них долетел голос Голгофиного папы, совсем уж грозный, совсем уж очень рассерженный:

— Если ты, старикан безголосый, сейчас же не приведёшь ко мне этого негодяйного хулигана, этого малолетнего преступника, я забираю тебя с собой в милицию! Там-то ты заговоришь! Или выкладывай четырнадцать рублей тридцать копеек!

— Беги ты из дома сегодня! — вдруг радостно предложил Герка. — Поживёшь здесь у нас на свободе! Накупаешься вволю!

— Подожди, подожди… Се-год-ня сбежать из дома? — восторженным шёпотом переспросила Голгофа. — А как?

— Да очень просто! Оставайся здесь, и всё тут! Чего тебе паспорта ждать, мучиться? Спрячем тебя так, что никто не найдёт!

— Жить на свободе… купаться вволю… — истомлённым от счастья голосом шептала Голгофа. — Спрятаться так, что никто меня не найдёт… — Лицо её стало серьёзным. — Но мне надо взять из дома кой-какие вещи.

— У тебя кто сейчас дома? — деловито спросил Герка.

— Никого.

— Ключ у тебя есть?

— Вот.

— Тогда слушай, Гла… то есть Гол! гофа! Слушай внимательно, — важным, но в то же время и возбуждённым голосом предложил Герка. — Есть тут одна… будущая женщина. Сообразительная она девчонка. Вредная, правда, бывает, но соображает здорово. Вот мы с ней сейчас и посоветуемся.

— О чем?

— О том, чтоб тебя сегодня же на свободу выпустить!

— Но… но… но ведь папа будет искать меня!

— Он пусть ищет, а мы тебя прятать будем. Это же очень интересно! Хочешь ты жить на свободе или не хочешь?

Голгофа закрыла от страха глаза, но ответила твёрдо:

— Я хочу жить на свободе!

— Тогда за мной — бегом!

И только они пробежали несколько метров, Голгофа ласково позвала, так ласково, что Герка смутился.

— Послушай, Герман… Неужели всё это правда?

— Что? Что? — уже в нетерпении спросил Герка.

— Ну… что мы с тобой познакомились… что я буду жить на свободе… купаться вволю… Неужели это взаправду?

— Если ты не струсишь, всё так и будет. Пошли! Торопиться ведь надо.

Вскоре Герка лишний раз убедился в сообразительности этой милой Людмилы Она всё быстренько поняла, хотя часто перебивала рассказ недоуменными «Почему?! Да почему же?!».

— Получится самый настоящий детектив, не знаю только, из скольких серий! — радостно заключила она. — Итак, я уговариваю тётечку идти на помощь деду Игнатию Савельевичу. Они будут тянуть время. Мы втроём на рейсовом автобусе мчим к Голгофе домой. Она мгновенно собирает нужные вещи, оставляет записку, и мы — ура! — на свободе. Мы купаемся, загораем, а вечером сидим у костра под звёздным небом и едим печёную картошку!.. Подожди, подожди… — Эта милая Людмила вдруг призадумалась. — Тебя зовут Голгофа?! — поразилась она. — Но ведь Голгофа — место, где будто бы погиб Иисус Христос! Я слушала лекцию… А при чём здесь ты, девочка… Голгофа?!

— Мама думала, что это цветок. Мне обещали, что, когда я достигну совершеннолетия, мне сменят имя. Мама хочет назвать меня Клеопатрой.

— Была такая царица где-то в древности! — возмущённо сказала эта милая Людмила. — Её до смерти ужалила змея. Почему тебе не хотят дать человеческое имя?.. Ну ладно, ладно, вся жизнь впереди, не надо печалиться. Подрастёшь, сама придумаешь себе нормальное имя. Теперь же надо действовать, и без промедления. Согласны с моим планом?

— Я просто не верю своему счастью! Встретить таких замечательных людей, как ты и Герман!

— А ты не испугаешься? Не струсишь? Не пожалеешь?

— Не испугаюсь, не струшу и уж тем более не пожалею!

— Ждите меня, товарищи детективы!

Но эта милая Людмила была чуточку излишне самоуверенной, надеясь уговорить тётечку быстро, без особых осложнений. Та долго ничего не могла понять и всё переспрашивала, переспрашивала…

— Тётечка! Миленькая моя! Дорогая! — Эта милая Людмила начала нервничать. — Я вам потом всё, всё, всё, всё объясню! А сейчас я ужасно спешу! Врач-одноглазик требует с Игнатия Савельевича четырнадцать рублей тридцать копеек за шляпу, которую истоптал Герман!

— Так надо заплатить, — недоуменно произнесла тётя Ариадна Аркадьевна. — А куда ты, милая племянница, так ужасно спешишь?

— У меня нет времени даже объяснить! Тётечка, милая! Идите, пожалуйста, к Игнатию Савельевичу и… и посоветуйте ему отдать деньги! Или… вспомните, тётечка, что бедный дед даже говорить не может! Помогите ему разобраться в создавшейся обстановке!

— А ты считаешь возможным вмешиваться в чужие дела?

— А вы не вмешивайтесь, вы просто поинтересуйтесь. Я у-у-у-у-умоляю вас, тётечка, пойти к Игнатию Савельевичу и помочь ему хотя бы своим присутствием! А я убегаю! Вернусь через час! Вчера вас спасал Игнатий Савельевич, сейчас вы должны помочь ему!

Как раз к этому времени дед Игнатий Савельевич изнемог от речей и угроз отца и врача П.И. Ратова и, сделав ему знак помолчать, просипел:

— Через… неделю… пенсия… отдам…

— Через неделю?! — раздалось в ответ. — Я что, обязан за СВОИМИ деньгами приезжать по десять раз?! Ты знаешь, сколько стоит сейчас бензин?! Если нет денег, займи! Я не отстану от тебя, старикан, пока не получу СВОИ деньги!

Тут подошла тётя Ариадна Аркадьевна, постояла, послушала, а затем ледяным тоном спросила:

— На каком основании, гражданин, вы называете уважаемого пожилого человека на «ты» и ещё… как это?.. стариканом?

— А ты… а вы кто такие? — чуть растерялся отец и врач П.И. Ратов. — Я с тобой… с вами я, бабушка, не собираюсь разговаривать… А где Голочка? Где моя Голочка? Дед, занимай деньги, пока не поздно! А то — со мной в милицию! — Он бросился к машине, заглянул в неё, закричал, оглядываясь по сторонам: — Голочка! Голочка! Тебя просили не уходить далеко? Гол-го-фа! Гол-го-фа! — Он вернулся к скамейке. — Бабуся, иди… те своей дорогой. Дед, ты мне достанешь сейчас денег или нет?

Дед Игнатий Савельевич отрицательно и решительно помотал головой.

— Ах, понятно, понятно! Вы тот самый грубый эс-ку-лап, — с презрением сказала тётя Ариадна Аркадьевна, — который обидел больного мальчика.

— Не мальчика, а оголтелого хулигана! Он привел в полную негодность мою почти не ношенную шляпу стоимостью четырнадцать рублей тридцать копеек! Такие деньги, к вашему пенсионерскому сведению, на дороге не валяются! Вот я и требую…

— Сначала вы обидели ребенка, и только уже потом он коснулся вашего головного убора.

— К… к… коснулся?! Он изуродовал его! То есть её, шляпу! И я сегодня, слышишь, дед, сегодня ВЫКОЛОЧУ СВОИ ДЕНЬГИ! Голгофа-а-а!

— Простите, вы второй раз произносите «голгофа». Что вы имеете в виду?

— Не что, а кого. Я имею в виду свою дочь Голгофу. Вот она куда-то исчезла. А здесь кругом одно хулиганьё всех возрастов и полов. Голгофа-а-а!