Читаем без скачивания В тени Нотр-Дама - Йорг Кастнер

— Я на вас не нападал, я споткнулся!

— Какое такое срочное дело было у вас к Одону? — тон Фальконе был нейтрален, лицо беспристрастно. Но я почувствовал расставленную ловушку охотника, чтобы зверь в итоге попал в капкан.

— Я чувствовал себя одиноко в башне и хотел немного поговорить с Одоном.

— Почему именно с ним?

— Как вы, вероятно, знаете, месье Фальконе, Одон до вчерашнего дня заботился обо мне. Мы беседовали, это я и хотел продолжить.

— И сегодня вечером вы встречались с Одоном?

— Конечно же, это он! — выпалил тут Жоаннес Фролло. — Я же вам рассказывал, господин лейтенант. Я пошел в Собор в поисках моего брата, хотел попросить его о кое-чем, ну, о финансовой поддержке, и увидел, как Арман Сове разговаривал с Одоном в боковой часовне. Потом они вышли на площадь перед Собором.

— Это правда? — спросил Фальконе.

— Да, это верно. Я расспрашивал о Квазимодо, что, пожалуй, и понятно, поэтому Одон показал мне колыбель для сирот, где нашли горбуна. После этого Одон ушел снова в Собор, чтобы продолжить свою работу.

— А вы?

— Я совершил прогулку по острову, хотел побыть среди людей, чтобы развеять чувство одиночества в башне, — было бы неразумно рассказывать Фальконе о Колене и Годене. Лейтенант явно и без того подозревал меня, поэтому мне не нужно взваливать на себя еще обвинение нотариуса.

— У вас есть тому свидетели, месье Сове?

— Нет.

— Ни хозяин таверны, ни девушка из таверны, которая бы вас видела?

— Я не был в таверне, просто шел по улицам.

— Это называют дешевым развлечением, — захохотал школяр.

— Не смейся над этим, брат! — раздался резкий голос с лестницы. — Я был бы рад, если бы ваши развлечения оказались хотя бы наполовину дешевле.

Отец Клод Фролло вышел из тени винтовой лестницы и подошел к нам. Жеан язвительно ухмыльнулся ему навстречу.

— Коли вы уж сами затронули эту тему, милый брат, то я пришел в Собор, чтобы попросить вас о небольшой поддержке моей учебы. Слава Богу, я еще застал вас.

Архидьякон смерил его уничтожающим взглядом:

— Перед лицом мертвого вы думаете только о своих развлечениях, Жеан?

— Развлечениях? Какому студенту учеба доставляет развлечения? Непосильная работа, а учителя хотят хорошей оплаты.

— Они ее получили, это вы знаете так же хорошо, как и я. Но ваши счета из таверн и ваши карточные долги, пожалуй, меньше…

— Не так громко, мой брат, здесь стража!

— Не думаю, что лейтенант Шатле пришел в Собор, чтобы навести справки о запрещенных карточных играх.

— Совершенно верно, монсеньор, — Фальконе указал на мертвого Одона. — Это — единственная причина моего присутствия. Я предполагаю взаимосвязь со смертью сестры Виктории.

— Тот же самый убийца? — спросил Клод Фролло.

— По крайней мере, тот же способ и, пожалуй, даже мотив.

— Какой?

— Из разговорчивых людей сделать немых демонов.

— Зачем?

— Хороший вопрос, — вздохнул Фальконе. — Если бы я знал ответ, то у меня был бы и убийца.

— Итак, вы не подозреваете месье Сове?

— Как вы пришли к этой мысли, монсеньор?

— Капеллан рассказал мне только что, что вы подозреваете моего нового переписчика. Я уже опасался потерять еще и прилежного мэтра Сове после причетника.

Клод Фролло посмотрел на меня с каким-то почти теплым сердечным взглядом, что я спросил себя, не ошибался ли я в нем? Справедливо ли подозревал я его в том, что он запретил Одону общаться со мной? Но почему Квазимодо боялся своего приемного отца, словно тот был палачом Пьера Тортерю? И почему Одон так упорно не желал говорить со мной о Клоде Фролло? А теперь Одон мертв — как сестра Виктория, которая была так напугана Клодом Фролло, когда хотела рассказать мне о нем. Совпадение?

Я выдержал взгляд архидьякона и попытался определить, было ли его сочувствие искренним или льстивым? Напрасно. В его лице было нечто от маски. К тому же, как высокопоставленный священник, он в избытке натренировался изображать чувства от лести до сожаления.

— Ваш переписчик остается у вас, отец, — сказал Фальконе не столько Клоду Фролло, но, прежде всего — ради моего успокоения. — Я лишь хотел поговорить с месье Сове, потому что он один из последних, кто видел Одона живым.

— Убийство в храме Пресвятой Девы! — Клод Фролло яростно затряс головой и перекрестился. — Где может произойти такое, попираются право и закон, как и Слово Божье.

— Аминь, — сказал Жеан Фролло. — Так как вы сказали только самое существенное, дорогой брат, мы, возможно, могли бы поговорить еще о моих финансовых нуждах.

— Постыдитесь, перед лицом мертвого думать только о своих деньгах! — зашипел старший брат.

— О моих деньгах? — глаза младшего засверкали. — Итак, вы дадите мне их?

— Поговорим об этом в другом месте, Жеан. Это не подходящее место.

Они поднялись по лестнице.

Фальконе так же отпустил и Гонтье, которого явно расспросят каноники и причетники внизу.

— Вам я точно больше не нужен, лейтенант Фальконе? — нерешительно спросил я.

— О нет, напротив!

— Но вы же сказали, что не считаете меня виновным.

— Да кто же невинен, за исключением Богоматери? Каким-то образом вы связаны с этим делом. Сперва сестре Виктории перерезают горло вскоре после беседы с вами. А теперь повторяется то же самое с этим беднягой.

— Но я ничего не знаю.

— Возможно, вы что-то знаете, сами того не подозревая. Давайте побеседуем в спокойной обстановке, лучше всего за бокалом вина. Этого, пожалуй, мы заслужили оба. Что вы об этом думаете, месье Сове?

Я не мог отказаться от приглашения, чтобы не навлечь на себя подозрение.

Фальконе поручил сержантам унести труп. Прежде чем он спустился со мной вниз по лестнице, он достал смятую карту изо рта Одона и пробормотал:

— Препятствие, предатель, начало и конец.

Глава 5

«У толстухи Марго»

Хотя лейтенант Фальконе и снял с меня подозрение в убийстве, собравшиеся в Соборе каноники и причетники вовсе не казались мне успокоившимися. Я был рад улизнуть от их застывших взглядов, и последовал за Фальконе на площадь перед Собором, где он повернул направо. Наш путь проходил под самыми стенами монастыря по улицам, которые просматривались ничуть не лучше, чем те, по которым я преследовал Жиля Годена и нищего Колена. Освещенные пивные, гогот и смех, девушки и женщины всех возрастов, одетые скорее легко несмотря на холодный вечер, а часто вообще оголенные на подобающих местах, определяли здешнюю картину. Разбитные бабенки дразнили нас своей грудью с высокой шнуровкой, своими крутыми бедрами и ягодицами и пытались завлечь призывами, которые показались мне по соседству с Собором и монастырем не только бесстыдными, а прямо таки богохульными. Тогда я еще не осознавал, что храмы Бога и слуги Бога, независимо от их обозначения, связаны только с Церковью, а не с Богом.

Фальконе остановился перед большой таверной, чье название я с некоторым трудом сумел разобрать на покосившейся от ветра, обветшалой вывеске — «У толстухи Марго». Рядом с выцветшей надписью не менее блеклая мазня изображала лицо и грудь невероятных размеров женщины, между мясистыми холмами (а лучше сказать — горами) которой, рос пышный и явно когда-то пестрый букет цветов.

Как говорится, доверяй только хорошей вывеске. Эта же производила совершенно иное впечатление, нежели вызывающее доверие.

— Ну, мы пришли, — объявил Фальконе довольно. — Хорошо, по дороге у меня появился крепкий аппетит. У Вас так же, месье?

Скептически я осмотрел старое здание, за покосившимися оконными рамами с марийским стеклом[30], за которым мелькали огни и тени, раздавались крики и песни.

— Снаружи не так привлекательно, тут вы правы, месье Сове. У «Толстухи Марго» позади ее лучшие дни, но истинный ценитель предпочтет лучше опыт возраста, нежели проходящий блеск юности.

— Но само имя не обещает ничего особенного. Каждый второй трактир во Франции будет так называться.

Фальконе охотно кивнул:

— Верно, но здесь — настоящий.

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы не знаете, что имя снискало себе известность благодаря балладе Вийона[31]? Ну, так вот здесь образец для пользующегося дурной славой стихотворения не менее сомнительного поэта. А теперь заходите, наконец, прежде чем мы здесь не вросли в землю!

Когда Фальконе распахнул дверь, нас обдало плотными, теплыми клубами, какие могли подняться снаружи только в холодном вечернем воздухе. Я в буквальном смысле мог доставать кинжал, чтобы разрезать завесу из пота, пива и винного перегара. И помимо запахов нас окружил необузданный шум хорошо посещаемого заведенья. Помещение харчевни оказалось просторным, а почти каждый из грубо сколоченных столов был занят. Рядом со стойкой был проход, как и ведущая наверх лестница. Там достигалось блаженство горячего мяса, расхваленное Фальконе?