Читаем без скачивания Белые мыши - Николас Блинкоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, так будешь у меня работать?
— Что?
— Ты же видел, что там творится. Никому нельзя доверять.
— Ты хочешь, чтобы я шпионил за твоим персоналом?
Осано тычет в воздух ключом от квартиры.
— И про Фрэда не забудь, про Фрэда. Главное для тебя — приглядывать за ним.
Осано отпирает дверь и уходит от меня по коридору. Прежде чем я решаюсь войти, он уже скрывается за углом. Я тащусь следом, но, не догнав его, сворачиваю под аркой в гостиную, она же кабинет. Квартира совсем не такая, какой я ее себе представлял. Загородная вилла Осано оставляет ощущение дома, предназначенного для отдыха, — броская смесь современности и Востока. Я думал, что и миланская его квартира окажется современной, выдержанной, быть может, в духе семидесятых — годов его наибольшего успеха. Однако квартира скорее английская, почти профессорская. В гостиной стоят темно-красные кожаные кресла с глубоко вдавленными в кожу пуговками — мебель, обычно мелькающая в мыльных операх, когда действие переносится в аристократические клубы и профессорские университетов. Просидев в одном из них минут сорок пять, я начинаю думать, что кресла эти, в конце концов, не так уж и ужасны. В них гораздо удобнее, чем я ожидал.
Вдоль стен кабинета выстроились книжные шкафы. Присутствие книг меня не удивляет, однако я полагал, что Осано воспользуется ими как элементом декоративным: несколько фотоальбомов и монографий по искусству, классики в кожаных перелетах, расставленные в строгом порядке. Между тем полки Осано заполнены мешаниной книг в бумажных и твердых обложках, и расположение их определено скорее порядком чтения, чем художником по интерьеру. Я считаю себя человеком начитанным, впрочем, все относительно, у лучшего моего друга и вовсе дислексия. Осано — игрок другой лиги: даже когда мне попадается на этих полках знакомый автор, выясняется, что книг им написано куда больше, чем я полагал. Похоже, Осано тяготеет к полным собраниям.
Я размышляю о сделанном им предложении, о том, как ему отказать, и потому далеко не сразу обнаруживаю, что библиотеке Осано присуща некая странность. Каждая книга издана на родном языке автора: французском, итальянском, испанском, немецком, английском. Чехов, правда, по-итальянски, а полное собрание Фрейда — в английской серии «Пеликан». Возможно, тут намеренно подчеркнута манера дизайнера — перевернутые вверх ногами корешки создают в окружающем их хаосе цветовые пятна.
Осано наконец возвращается с графином виски в руке. Графин прямоугольный, с глубоким резным узором — знак того, что Осано с чрезмерной серьезностью относится к академическому облику своего кабинета. Он обходит меня, направляясь к буфету, а я остаюсь сидеть, вглядываясь в краски Фрейда.
— Позвони сестре, — он бросает мне переносной телефон. Я ловлю трубку в воздухе.
— Зачем? — Позвонить-то Луизе нужно, хотя бы ради того, чтобы сказать, что к ночи я не вернусь. Однако я понимаю, что просьба Осано вызвана вовсе не этим.
— Аманда выступает в Нью-Йорке у Ральфа Лорена, это уже решено. Теперь я узнал еще, что, вернувшись сюда, она подпишет контракт с Берарди.
Я качаю головой, как бы задумавшись, а на деле — просто пытаясь выиграть время. Осано человек по природе своей не лукавый — в противном случае трудно было б сказать, когда он начинает двуличничать. Но в эту минуту с ним определенно творится нечто странное.
— Есть же и другие модели.
— Таких, что способны пропихнуть мою коллекцию во все журналы и в половину газет мира и при этом согласны получать по таксе, немного. — Осано пробегается пальцами по одной стороне лица. Я где-то читал, что лжецы вечно играют со своими физиономиями.
— А если заменить ее какой-нибудь знаменитостью?
— Одной из итальянских девиц, излагающих по ящику прогнозы погоды? Или из тех, что ахают над призами в телевикторинах? Такую мне раздобыть труда не составит. Да только ни один американский журнал не напечатает ее фотографию.
Он окунает палец в виски, протирает им один из коренных зубов. Я понимаю, что у него и вправду неладно с зубами, может быть, даже абсцесс. Возможно, потому он и кажется таким замкнутым.
— Тут нужна знаменитость, признанная Америкой. Или хотя бы дочь американской знаменитости. Да и что такое, черт побери, знаменитость? Знакомая Донателлы. Почему в Америке больше почти нет настоящих звезд?
— А кто настоящая американская звезда?
— Чака Хан. Я с ней однажды встречался. Какая красавица! И ростом-то от силы метра полтора. Вот почему мы используем моделей. — Осано убежденно кивает. Но кончает тем, что трясет головой. — Они совсем как белые мыши — смазливы, неотличимы одна от другой, и каждая спит со всеми остальными. Но без них не обойтись. Позвони сестре.
— Давай сначала поговорим о моей работе.
— А, ну правильно. И что? Торговаться будем? Хочешь вытянуть из меня побольше?
Я объясняю:
— Мне не нужна работа, Осано. Я хочу вернуться домой.
— Правда? — он оседает в кресле пониже. — Черт бы подрал эту зубную боль.
Выходит, я был прав.
— Я хочу поступить в колледж, Джанни. И должен подать документы в этом месяце.
— Мне казалось, ты собираешься стать дизайнером.
— Собираюсь. Потому и поступаю в Сент-Мартин.
— Плюнь на него. Поработай у меня.
Я начинаю оправдываться:
— Сент-Мартин лучше всех остальных.
— Да и хрен с ним. Самое лучшее — поднабраться опыта. Сколько тебе сейчас, двадцать один, двадцать два? — Я его не поправляю. — Если и поступишь туда, ко времени выпуска тебе будет двадцать пять. И никто твоего дипломного показа не увидит, значит, никто и денег не даст. Кончится тем, что ты станешь искать работу: ровно такую, какую я тебе предлагаю. А там скоро и тридцать стукнет, опыта у тебя будет хоть отбавляй, но ни одной собственной коллекции. А только такой опыт в счет и идет.
— Если я стану сейчас работать у тебя, я такого опыта тоже не получу.
— Послушай. Поработай у меня два года. Я сам договорюсь с Сент-Мартином, напрямую, тебя примут на магистерский курс. Так что колледж ты закончишь ровно тогда же, да только у тебя будет диплом магистра, будут связи и твой выпускной показ не пройдет незамеченным.
— Как, интересно, я стану магистром, не получив бакалавра?
— А как Александр Маккуин стал магистром, не закончив даже средней школы? — У Осано на все есть ответ. — Если тебе нужен диплом, поступи в Миланский университет. То, что ты будешь делать у меня, зачтется как курсовые модели — за два года наберешь все, что требуется для диплома.
Этот спор он выиграл. Сдается, мне следует поблагодарить его за предложенную работу. Да он это и сам понимает.
— Если тебе действительно нужен диплом, валяй по моим стопам: Римский университет, выпуск семьдесят второго, антропология. Я серьезно. Надеюсь, тебе она принесет столько же пользы, сколько принесла мне. — Осано набирает в рот виски, полощет зубы. Он понимает, что я на крючке. — Позвони сестре.
Для быстрого набора номера виллы надо нажать двойку. Я уж почти и нажимаю. Но останавливаюсь.
— Луизе придется переехать в Милан.
— Зачем?
— Потому что я здесь. Как мне присматривать за ней, если она в горах?
— Ну и пусть там сидит. И в неприятности не вляпается, и обдумать все успеет.
Вот тут до меня и доходит. Не по причине зубной боли производит он такое странное впечатление, а потому, что норовит словчить. Он хочет, чтобы я стал его шпионом в Милане. И чтобы Луиза скучала в Курмейере, томилась одиночеством, пока не решится сделать то, что требуется Осано. Мы обратимся в узников, осуществляющих его планы.
— Ты думаешь, Луиза не отыщет себе неприятностей в Курмейере? — теперь я и впрямь разозлился. — Там же отдыхают богатые люди, а она вольна будет делать, что ей в голову взбредет. Нет уж, пусть переезжает в Милан.
Осано не отвечает, он лишь наполняет свой стакан и взмахивает графином в мою сторону. Я качаю головой. Пить я не хочу. Хотя Осано, возможно, попросту тянет время, чтобы подумать, потому что в конце концов он говорит:
— Утром Винченте привезет ее сюда.
Осано решает, что жить все мы будем в его квартире, — во всяком случае, пока не завершатся показы. Каждое утро я, просыпаясь, стараюсь, как могу, приладиться к предстоящему дню. У меня есть собственный ритуал, никак не связанный с чужой для меня спальней; даже дома я почти каждое утро проделываю одно и то же. Лежу ничком в постели и воображаю, как кто-то стреляет из винтовки мне в спину. Часть обряда состоит в том, чтобы точно представить себе выбранную стрелком точку на спине, — слева от позвоночника, под лопаткой. Теперь, стрельнув из пистолета, я могу вообразить даже звук. Я лежу неподвижно, ощущая, как вес моего тела проминает кровать, и представляя, как пуля разрывает его. Я знаю, звучит все это ужасно. Но я часто просыпаюсь в настроении настолько подавленном, что такие фантазии кажутся мне простейшим способом встряхнуться и успокоиться.