Читаем без скачивания Зверь, которого забыл придумать Бог - Джим Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под листьями пои или таро в ботаническом саду было много приятного. У него хватило здравого смысла не выбросить мешок для мусора, аккуратно сложенный в заднем кармане. «Как только подумаешь, что он тебе не понадобится, тут же и понадобился», — говаривал старик Клод. В глуши, когда начинался дождь или холодный ветер, Клод залезал в свой мешок для мусора, садился на корточки, затягивал шнурок и, свернувшись клубком, мирно кемарил. Клод утверждал, что мешок для мусора — одно из великих изобретений современного человека, наряду с туалетной бумагой и оцинкованным ведром. Бурый Пес склонен был согласиться, но чаще, когда имел в них нужду. Уэствудская ночь была приемлемо теплой для северянина, однако мешок служил отличной подстилкой от сырости. Удовольствие нисколько не уменьшалось оттого, что в Уэствуде по части леса было небогато, и, как он заметил уже перед вечером, в прудике, питавшемся от ручейка, бродил всего десяток летаргических оранжевых карпов. Неплохо было бы поджарить такого на углях, но дым, конечно, привлечет внимание, а ботанический парк на ночь официально закрывался.
Приятно под лиственным одеялом было еще и потому, что дед научил: куда бы тебя ни занесло, ищи в этом хорошее, а не плохое, — и на протяжении всего перехода от Кукамонги его приятно пугало разноцветье людей, прибывших, наверное, из многих стран. В школе его не особенно привлекала идея Америки как плавильного котла — дед шпарил в котле свиней перед тем, как соскабливать щетину. Несмотря на все осечки, он получал удовольствие от того, что видел, особенно на людном Сансет-Стрипе, по которому продолжал шагать на запад в конце дня. Тут были буквально сотни красивых женщин, пусть и худоватых по его понятиям. Делмор любил повторять: «Сторонись женщин, которые не радуются еде, у них определенно что-то неладно», но даже у старика Делмора закружилась бы голова от такого изобилия. Правда, ни одна из них на Б. П. не взглянула, но он объяснял это зеленым швейцарским костюмом и черными судками, которые обладали тем преимуществом, что, кажется, делали его невидимым для многочисленной полиции.
Больше того, он стал невидимым для всех, кроме редких рабочих, кивавших ему при встрече. Когда он дошел до фешенебельного района Беверли-Хиллз, ему пришлось прямо-таки махать рукой перед носом у девушки, продававшей звездные карты, которые — ему это сразу стало понятно — не имели никакого отношения к небу. Он три раза спросил дорогу на Уэствуд, прежде чем она соизволила его заметить. Глядя куда-то мимо его шеи, она сказала, что через несколько километров надо повернуть налево, на Хилгард. Что-то в ней было очень знакомое, и он вспомнил, что прошлой зимой, когда он валил дерево и оно сыграло, повредив ему ногу, так что потом пришлось выздоравливать, Делмор дал ему напрокат видео под названием «Попки наголо», — и девушка эта, точно, была похожа на одну из «попок» в фильме. Он не удержался, спросил, а она ответила: «Может, да, а может, нет», но щеки у нее чуть-чуть зарумянились. Он хотел продолжить беседу, но тут подъехала машина с пожилыми туристами, желавшими узнать, где живет Фред Макмарри, и Б. П. пошел дальше. «Попки наголо» не назовешь, конечно, первоклассным фильмом, а все-таки удивительно: только что пришел в город и сразу встретил знакомую артистку. Дело в том, что он видел не очень много фильмов. Ближайший кинотеатр с одной стороны был в Ньюберри, за восемьдесят километров, а другой — кинотеатр Маркетта — в ста шестидесяти километрах к западу. Делмор смотрел на видео старые вестерны: прокат их стоил дешево, и он их ненавидел, что придавало очень нужную яркость эмоциональной жизни. Еще одним препятствием для Б. П., существовавшего на прожиточном минимуме, было то, что билет стоил столько же, сколько пять стаканов пива в таверне Фрэнка. Однажды, лет в двенадцать, они с Дэвидом Четыре Ноги угнали «плимут» и поехали в открытый кинотеатр смотреть «дерзкий сексуальный фильм», как говорилось в рекламе. Частью это была мультипликация: колонна сперматозоидов шагала в чрево, и Дэвид крикнул из окна кабины: «Вон я там первый!» — в ответ на что раздались смех и гудки. В конце фильма тощая женщина рожала крупным планом — довольно страшно и похоже на то, как рожали животные на ферме. Они с Дэвидом решили, что за те же пятьдесят центов с носа могли бы посмотреть гениталии Дебби Шварц — она брала как раз столько, доллар за посмотреть.
Подыскав себе лиственное гнездо в ботаническом саду, Бурый Пес прошелся среди зелени. Легкий вечерний бриз с запада очищал воздух, весь день имевший оттенок желтой сопли и температуру, близкую к температуре тела, что делало его еще более похожим на экссудат. Б. П. набрел на маленькие заросли бамбука и, осветив их спичкой, с удовольствием отметил, что бамбук похож на сильно увеличенные тростниковые удилища, с которыми он ловил рыбу во внутренних озерах. Бамбук был с ногу толщиной, и Б. П. прикинул, что таким можно вытащить рыбу размером с упряжную лошадь. А ветер наверняка дул с Тихого океана, и тело его буквально наэлектризовалось от перспективы увидеть этот знаменитый водоем. Он много времени провел над картами, его любимой школьной книгой был атлас мира в библиотеке, и он явственно помнил, как выглядит этот океан на бумаге. Пока он раскладывал на земле мешок для мусора, мысли о Тихом океане перетекли в образ девушки, вылезавшей из открытого «мерседеса» на Сан-Стрипе, и так случилось, что она одарила его видом верхней части своих ног, вплоть до голубых трусиков и чуть заметных меховых частей. Она прошла по тротуару в магазин, и он изумлялся грации ее движений, мягкой смазке в этом теле, придававшей такую красоту ее походке. Он зашептал старую песню: «На тихоходном судне я мечтаю увезти тебя в Китай» — что-то в этом роде, а потом уснул, в обыкновенности своей не думая, что попал в переплет и что некоторые в этой местности, прилегающей к большому университету, не говоря уже о кинобизнесе, примут его обыкновенность за что-то исключительное.
Кто часто спит под небом, тот знает, что такой сон никогда не приобретает коматозного характера зимней спячки, которой столь многие ждут от ночи. Ты просыпаешься, может быть, сто раз на одну-две секунды, чтобы твой слух, обоняние и зрение при тусклом свете проверили, что вокруг. Это происходит настолько бессознательно, что не нарушает отдыха. Бурого Пса посетила одна любопытная кошка, а также звезды, появившиеся наконец, когда притушил свои огни город. Несколько раз пробуждались и мыслительные процессы, фиксируясь на простых вещах — например, что он больше не может тратить по семь долларов в день на воду. Воздух в саду был свежим, чудесно отличаясь от грибных ароматов в номерах отелей, где они ночевали с Лоном Мартеном, вооруженным десятком липовых кредитных карточек. Бурый Пес заметил, что пара простеньких спальных мешков обойдется дешевле ночевки в мотеле, но Лон Мартен обозвал его глупцом и «одеяльной жопой» — уничижительной кличкой традиционных индейцев. Лон Мартен настаивал, что ему нужен ночью письменный стол, чтобы поработать над «коллоквиумом», с которым он выступит в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса. Лон Мартен обзывал его глупцом так часто, что в Ларами Б: П. вынужден был схватить его за пояс и прижать к стене и, пока тот висел, попросил больше не говорить «глупец», ибо по библейским понятиям называть брата «глупцом» — ужасно. Находясь в неудобном положении, Лон Мартен, конечно, согласился, но про себя подумал, что, не будь он братом Дэвида Четыре Ноги, ему туго пришлось бы с этим недалеким глупцом, который ничего не умеет сделать для своей выгоды.
Примерно за час до рассвета на Хилгард-авеню завыла сирена, и сквозь листву Б. П. разглядел мигание желтых огней «скорой помощи». Этот вой был самым жутким из звуков, производимых человеком, и едва он затих, как над головой затрепыхался эвакуационный вертолет и сел на крышу медицинского центра, соседнего с садом. Б. П. не раздражился, а, наоборот, подумал, что у местных людей есть сколько надо денег для помощи своим больным и раненым. Несколько зим назад его приятель-лесоруб, придавленный упавшим деревом, напрочь отморозил часть зада, пока восемь часов дожидался помощи. Конечно, напомнил себе Б. П., за эти полтора дня встречались во множестве и такие бедняки, которым можно только посоветовать встать перед автомобилем, чтобы поменять судьбу. Прямо над ним незнакомым голосом крикнула сова, а вскоре зашевелились рассветные птицы, которые приносят спящему под небом час самого крепкого сна — может быть, генетический остаток тех времен, когда хищный враг всегда был ночным и заря означала сладкий сон безопасности.
Сообразив наконец, где он находится, Бурый Пес стоял на коленях и аккуратно отряхивал и складывал мешок для мусора. В это время к нему подошли двое служащих сада, молодые мужчина и женщина, и сказали, что ему не разрешается здесь спать. «А я уже поспал», — ответил он и добавил, что место прекрасное. Они были ботаники, аспиранты, и толстенькая девушка хотела дать ему доллар, но он отказался, объяснив, что у него уже есть сорок девять. Он задал несколько вопросов о флоре, которую она охарактеризовала как «тихоокеанскую кайму» — термин новый для него, хотя он мысленно увидел черный контур берега в атласе. Еще он спросил, нет ли в окрестностях приличного леса, где можно устроить стоянку, и они сказали, что, кажется, нет, правда, молодой человек добавил, что можно попробовать в парке имени Уилла Роджерса, дальше по бульвару Сансет. По слухам, там живет пума, прямо посередке Лос-Анджелеса, и много койотов, не говоря уже о гремучих змеях и птицах. Эти сведения убедили Б. П., что место здесь все же не такое плохое. Он спросил о местонахождении «индейской конторы» в университете, рассчитывая, что оттуда можно будет выйти на след Лона Мартена. Они сказали, что такая, наверное, должна быть, но где она, им неизвестно. Потом они попрощались и ушли со своими садовыми ножницами, и толстенькая девушка показалась ему отсюда довольно приятной. Он подумал, что можно было бы сидеть с ней голышом в прудике с рыбками возле бамбука — это было бы как в каком-нибудь старом фильме про тропический остров. По пути из сада он посмотрел на верхушку очень высокой пальмы, и ему вспомнился один из любимых фильмов Делмора, «Пески Иводзимы», — самому Б. П. он не нравился из-за бесконечного кровопролития. Коварные японцы сидели на верхушках кокосовых пальм — потому, объяснил Делмор, что у них головы похожи на кокосовые орехи. У самого Делмора голова была похожа на шар для боулинга, девятый размер, на тощем маленьком теле.