Читаем без скачивания Побег из школы искусств - Даниэль Клугер

– Погодите… – потрясенно выдавил Черноусов. – Степаныч, вы… вы это серьезно?!

Неожиданно вмешался Леонид.

– Твой начальник говорит дело, – сказал он, и Виктор с удивлением заметил на его лице облегчение. «Странно, вот уж не думал, что этот действительно мне симпатизирует», – подумал мельком Черноусов.

– Сваливай, дорогой друг Витя, – сказал майор. – Израиль лучше, чем кладбище.

– Пошел ты, – зло сказал корреспондент. – Друг нашелся.

Он умолк. Виктор поочередно переводил взгляд с одного на другого. Конечно, они не шутили. И обстановка не та, и люди не те. Он глубоко вздохнул, пятясь отошел к дивану, сел.

– Подумай, подумай, – сказал Василенко. – Ты еще молодой, понимаешь, вся жизнь впереди. Мало ли… Вдруг тебе там повезет. Леня прав, – он одним глотком опустошил рюмку коньяка и сдавленным голосом закончил: – Израиль лучше, чем могила. Теплее, понимаешь. Солнце, пальмы. Верблюды.

Молчание, воцарившееся в комнате после этого, действительно напоминало кладбищенское. И Черноусов знал, что – да, действительно, из этой красивой, богато обставленной гостинной до кладбища ему сейчас куда ближе, чем до моря и пальм. Не понимал он только, почему ему предлагают выбор, когда рядом – специалист Леня. Вывезли бы младое тело под покровом южной ночи.

– Допустим, я соглашусь, – сказал он наконец. – И как же вы обеспечите мне безопасность на все это время? Насколько я знаю, у людей это годами длится.

– Мои проблемы, – сказал Василенко. – В течение месяца визу получишь. Можешь не сомневаться. За месяц с тобой ничего не случится, – он взглянул на майора. Тот кивнул. – Ну что? По рукам?

Черноусов неторопливо поднялся. Теперь ему стало ясно, насколько он ненавидит их всех. Причем Яцкевича, едва не отправившего его на тот свет, в наименьшей степени. Они настороженно следили за ним. Виктор подошел к бару, налил себе водки. Выпил. Потом налил коньяка (коньяк был французский, «Мартель»). И тоже выпил. Странно: ему казалось, что он пьет просто дурно пахнущую воду. Видимо, в этом взвинченном состоянии он не мог ощутить действия алкоголя. Повернувшись к ним, Черноусов поклонился Василенко с максимальной издевкой. На скулах Б. Ч. заходили желваки, но он и теперь промолчал.

– Значит, через месяц? – спросил Виктор Лисицкого.

Тот кивнул.

– Что ж, – сказал Черноусов нарочито-безразличным тоном. – Вот через месяц вы и получите каталог.

Василенко, по-моему, собирался протестовать, но Лисицкий опередил его.

– Под мою ответственность, – твердо сказал он. – Я гарантирую, Григорий Николаевич.

Василенко махнул рукой.

– Мы согласны, – сказал он. – Через месяц – значит, через месяц. Как я его получу?

– По почте, – ответил Черноусов. – Заказной бандеролью! – и вышел, не дожидаясь реакции на свои слова. * * *

Он шел по темной улице. Неяркий свет фонарей едва пробивался сквозь густую листву каштанов. Район был тихим и пустынным. Черноусов подумал, что если бы кто-нибудь из тех, с кем ему довелось иметь дело в последние дни, захотел командировать корреспондента на тот свет, лучшего времени и места, пожалуй не нашлось бы. Черноусов даже ясно представил, как именно это произойдет. Подъедет, тихо шурша по асфальту, малоприметная машина с заляпанными номерами. Распахнется дверца. Оттуда выйдет некто, и…

За спиной послышался шум подъезжающей машины. Черноусов машинально остановился, но не оглянулся. Открылась дверца. Знакомый голос произнес:

– Садись, ты же еле на ногах стоишь.

Черноусов шумно выдохнул воздух. Оказывается, ожидая гипотетических убийц, он сделал глубокий вдох, словно перед прыжком в воду.

– Степаныч, – сказал Виктор, – какого черта вам надо? Все, что вы могли, вы уже сделали.

– Дурак, – беззлобно ответил он. – Я же тебя спас. Тебе приговор был подписан, как только ты там объявился.

Черноусов подошел к машине.

– Садись, садись.

Черноусов сел и сказал:

– Мне кажется, приговор был подписан еще до прилета этой дамочки. Знаете, как отработанный материал. Не нужен – в урну. Погребальную. Спи спокойно, дорогой товарищ, ты честно выполнил свой долг перед родиной и начальством.

Лисицкий промолчал.

– А куда мы едем? – спросил Виктор.

– Ко мне. Одному тебе сегодня ночевать не стоит. Мало ли… Хотя, думаю, они тебя оставят в покое. Пока, во всяком случае.

– Это обнадеживает… – пробормотал Черноусов. – И долго ли это «пока» продлится?

– Поживем – увидим, – ответствовал его начальник. Теперь уже почти бывший. – Ты зря так трагически воспринял предложение, – заметил он. – Кто знает, как жизнь обернется? Может быть, еще будешь благодарить: и меня, и его.

– Думаю, это была ваша идея? – спросил Виктор. – Насчет Израиля.

Он кивнул.

– И что? Он так легко согласился?

– По твоей милости.

– В каком смысле? – Черноусов не понял. – Почему по моей?

– Если бы ты приехал один… Впрочем, я уже говорил.

Они свернули на проспект Кирова, залитый светом и полный праздношатающихся, несмотря на позднее время.

– Я смотрю – он вас слушается. Чем же это вы на него так действуете? – поинтересовался Черноусов. – У вас что, гипнотические способности открылись, Степаныч?

– Мало ли… – туманно произнес Лисицкий. – У всякого божка, знаешь ли, есть тайные грешки.

– Все-таки, отвезите меня домой, – сказал Виктор. – Я хочу побыть один.

Лисицкий пожал плечами, и они поехали в сторону черноусовского дома, не обсуждая более проблемы сегодняшнего вечера. Только уже у подъезда, он сказал:

– К Селезневой постарайся не показываться. Неделю, по крайней мере. Можешь черкануть записку, я передам, – он усмехнулся. – Начальник обязан помнить адреса своих подчиненных, – и помрачнев, добавил: – Твое счастье, что они не знают о ваших отношениях с Наташей. И ее тоже.

Черноусов вышел из машины.

– Виктор!

Черноусов повернулся. И Николай Степанович Лисицкий повторил:

– Да, Витюша. Ты еще будешь благодарить меня. И, знаешь ли, каталог этот долбанный отдашь мне… Когда почувствуешь себя в безопасности, – добавил он.

Часть вторая Возвращение долгов

1

Лучше быть богатым и бедным, чем больным и здоровым.

Сия сентенция, при всем ее внешнем идиотизме, с некоторых пор казалась Виктору Черноусову исполненной глубокого смысла. Афоризм выдал однажды, лет десять тому назад, его многопьющий друг Игорь Родимцев. Конечно, хотел он сказать – лучше быть бедным и здоровым, чем богатым и больным. Но в момент произнесения в одурманенной алкоголем голове видимо, перегорел какой-то предохранитель, и сказал он то, что сказал.

А глубинный смысл фразы, с точки зрения Черноусова, заключался в том, что «богатым и бедным» относится к экономическому состоянию человека, а «здоровым и больным» – к состоянию здоровья. Так вот: лучше думать о состоянии желудка, чем о состоянии бумажника.

Все это пришло ему в голову сегодня вечером. По CNN показывали престарелого миллиардера Реймонда Галлера. Бодрый журналист Билл Уитворд эффектно контрастировал с дряхлым Галлером, рассказывавшим о нелегком пути бизнесмена, всю жизнь имевшего дело с русскими коммунистами.

Черноусов смотрел программу новостей, вяло сочувствуя старику. У Реймонда было печальное лицо насильно обритого галицийского раввина, прозрачные, по-младенчески светлые глаза и высокий надтреснутый голос. Ему бы о вечном думать, внуков (или правнуков) нянчить. А он все об экономике, о доходах и перспективах… В эту самую минуту весельчак Билл, словно подслушав мысли Виктора, оптимистично сообщил о том, что мистер Галлер вчера отправился в Израиль, в Иерусалим, куда он давно уже стремился всем своим еврейским сердцем и откуда через два дня собирается нанести последний (по всей видимости) визит в Россию. После этого бодрая улыбка Уитворда на экране сменилась площадью перед Стеной Плача. Старый согнутый человек в молитвенном талесе и белой кипе приник к огромным камням, отполированным тысячелетними прикосновениями молящихся.

Камера крупно показала руку, оплетенную вздувшимися синими венами. Рука сжимала белую бумажку. На таких обычно пишут просьбу Всевышнему. Пишут и оставляют в узких щелях между блоками, из которых сложена Стена. Потом старик обернулся. Это опять был Реймонд Галлер. И выражение его лица вновь напомнило Черноусову пьяную сентенцию Игоря. Интересно, о чем просил старик?

Он сделал глоток из чашки. Кофе уже остыл, но ему не хотелось покидать кресло, чтобы приготовить новую порцию.

Журналисты на экране окружили миллиардера, и он вновь рассказывал о трудностях современного бизнеса, делал прогнозы. А насчет давления или аритмии – ни слова. Страшно думать о себе самом, куда безопаснее думать о своем банковском счете. Пусть даже о пустом. Впрочем, о пустом счете приличествует думать, например, Виктору Черноусову, но уж никак не американским миллиардерам, даже если они – ровесники века. Виктор вздохнул и начал переключать каналы. Глупое занятие, но ни на что другое его в конце дня не хватало. После работы час уходил на дорогу из Тель-Авива домой в Реховот, полтора часа чтобы прийти в себя.