Читаем без скачивания Четверо с базарной площади - Евгений Титаренко

У Толячего оказалось полтора рубля в кармане, он передал их Фату, чье путешествие могло вызвать самые непредвиденные расходы.

— Все, — сказал Генка. — Расходимся.

— Лишь бы дома не очень влетело, — полувопросительно, полуутверждающе высказался Слива.

— А, ради такого дела… — махнул рукой Толячий.

Фат молча полез в люк.

Но им пришлось еще задержаться, прежде чем разойтись.

Тайна котельной

Фат уже вылез через полуподвальное окошко наружу, когда его остановил требовательный Генкин возглас:

— Стой!

Фат спрыгнул назад.

— Стой… — повторил Генка. Он, кажется, ухватил кончик той мысли, что случайно встревожила его наверху, когда он глядел через пролом во двор.

Хотя земля и повышалась во дворе монастыря в сторону Генкиной и Сливиной квартир, но крыльцо все же было очень высоким, в половину человеческого роста — вот что бросилось ему тогда в глаза.

— Слива, — неожиданно переходя на шепот, спросил Генка, — у вас же нет погреба?!

— Не-е… — тряхнул головой Слива.

— А крыльцо высокое! — сказал Генка. — Что под полом у вас?

Сдвинув брови, Фат медленно оглядел сумеречную котельную.

Слива чуточку поморгал глазами, не улавливая Генкиной мысли.

Бывший монастырь упирался стеной в сад Толстого, а пол в комнате Сливы находился на уровне потолка в котельной.

— Тот мужик мог не залазить сюда и ничего не оставлять, — сказал Генка. — Может, он только вылез отсюда…

Фат уже чиркал спичками.

Генка достал из портфеля вчерашний огарок, бросил портфель на кирпичную кладку. Туда же полетели школьные принадлежности остальных заговорщиков.

— Слива, ты — к окну! Наблюдай, — распорядился Генка. — И тихо все! — Опять неровное пламя выхватило из полумрака заплесневелые стены и потолок.

Слива, пристроившись на кирпичах, высунулся в окно.

Толячий, Фат и Генка бросились обшаривать каменные плиты стен.

Сначала делали это бессистемно: кто во что горазд. Потом Генка взял огарок свечи и потребовал систематического обследования — от угла к углу.

Фат ковырнул ножиком грязную плесень на стыке двух плит, и с первой попытки ножик легко вошел в стену почти на сантиметр… Плиты не были скреплены между собой раствором. Они держались силой собственной тяжести.

— Железку какую-нибудь! — распорядился Фат.

Толячий отыскал среди железного лома кусок неширокой стальной полосы.

Фат стал протискивать его в каждую щель. Но в большинстве своем плиты были словно притерты друг к другу. Чтобы хоть легонько зацепиться полоской, иногда приходилось истыкать вокруг — сантиметр за сантиметром — всю плиту.

Когда это удавалось, Фат с помощью своего рычага пытался расшевелить камень. Если он не двигался в сторону котельной — втроем налегали на него, чтобы сдвинуть внутрь.

Но все попытки были напрасными.

И уже казалось, что Генкина идея не подтвердится, когда дрогнула под рычагом Фата самая нижняя, предпоследняя от угла плита. Дрогнула так слабо, что если бы друзья не ждали этого — ни за что бы не заметили.

Фат поправил рычаг и навалился еще раз. Потом еще и еще… Потом зашел с другой стороны.

— А может, туда его проще? — спросил Толячий.

— Может… А как закроешь потом? — невозмутимо ответил Фат.

А Слива подумал у своего окна, что даже отличники не всегда соображают сразу.

Плита медленно, нехотя, но выдвигалась от попытки к попытке…

Когда за края ее стало можно уцепиться ногтями — отозвали от окна Сливу…

Вчетвером выдвинули и развернули плиту уже без труда. Квадратная, сантиметров шестьдесят на шестьдесят, плита оказалась толщиной около тридцати сантиметров.

— А все равно проще было сначала туда ее задвинуть, потом выдвинуть, — шепотом сказал Толячий.

— Тише… — предупредил Генка.

— А вдруг не выдвинулась бы, тогда что? — отпарировал Слива.

Генка показал ему головой, чтобы шел на свой пост, к окошку, и на всякий случай прикрыл огонек свечи.

Фат хотел нырнуть в темноту первым. Генка показал ему на свечу в своей руке, сам опустился на четвереньки и с трудом, изогнувшись, протиснулся в черное отверстие…

Толячий и Фат последовали за ним.

Тяжелый потолок навис над их головами. Здесь он был на метр с лишним ниже или толще, чем в котельной.

Они оказались в узенькой секции подвала, ничем не примечательного, кроме удушливого запаха гнилья и крыс. Противные животные эти шарахнулись в стороны от ног и забегали вдоль стен, будто потеряв свои норы.

Ни крысы, ни потолок пока не интересовали Генку и Фата.

Согнувшись в три погибели, Генка, не задумываясь, шагнул дальше, так как против него чернел неширокий проем в другую секцию подвала.

Фат походя ковырнул ножом стенку рядом с проемом и убедился, что она капитальная, из кирпича.

Огляделись и разом бросились к стене, за которой начинались владения Толстого: длинная кирпичная труба через потолок и стену уходила наклонно вверх…

Генка выпрямился в трубе, посветил над головой. Выход на поверхность прикрывали гнилые доски.

Фат показал на толстые серые пенечки по верхнему срезу трубы. Генка кивнул. Это были остатки когда-то существовавшей здесь решетки.

— Глядите-ка! — испуганным шепотом воскликнул Толячий.

Фат ударил себя ладонью по губам: «Тихо!»

Толячий держал в руке цепь, один конец которой был намертво заделан в стену, а другой раздваивался и заканчивался толстыми кольцами. Наручники…

Генка нагнулся и поднял с земли еще одну пару таких же колец на цепи, вделанной в стену у самого пола.

Человека приковывали за руки и за ноги. Полшага в одну сторону, полшага в другую — это все, что он мог…

У противоположного узкого простенка нашли точно такое же приспособление.

Лицом или спинами друг к другу погибали узники?

Фат показал рукой на выход: пора, мол, уходить.

Проверили, не оставили ль за собой следов. Следов не было.

Выбрались в котельную сосредоточенные и немножко подавленные.

Толячий был прав: плиту можно выдвинуть и в обратную сторону.

У окна по-прежнему ребят ждал Слива.

Генка на ходу рассказал ему о подвале. Тихо, не скрипнув ни одной ступенькой, пробрались на лестничную площадку Генкиного этажа и по очереди выглянули через амбразуру в сад.

Вдоль монастырской стены был сделан невысокий завал из обломков кирпича и бетона. Где-то под этим завалом находился выход кирпичной трубы…

Осторожно спустились по лестнице, вышли за ворота и наконец распрощались.

История гибели полковника прояснялась. Теперь стало понятно, зачем понадобилась комедия с Корявым. Чтобы пробраться от базарных ворот до калитки полковника, надо было пройти мимо сотен людей. А от Генкиной калитки до калитки полковника — двадцать шагов. И если где-то у ворот жутко кричит женщина, и если толпа инстинктивно подалась на этот крик — некто прошел двадцать шагов до убийства, не замеченный ни одним человеком…

И вовсе не обязательно было говорить через дверь полковнику: «Это я, Генка…» Или: «Это я, Слива…»

Чтобы все произошло быстро, Толстый мог назвать себя: полковник знал соседей. Но Толстый был не один. Вместе с ним через котельную шел Гвардеец…

Пост самоликвидируется

Фат едва не заночевал в городке строителей. Он колесил переулками из конца в конец, не ведая о времени, и опоздал на автобус. Хорошо, удалось добраться попутным грузовиком. Поездка эта ничего не дала.

У Генки и Сливы новостей тоже не было.

А Толячий неожиданно попал в трагикомедию. Правда, особенно смеяться было не над чем.

После уроков мать отпустила его «на часок» отнести отличнице Лии «Королеву Марго», потому что «девочек надо уважать» и, если они просят, — «нельзя отказывать в услуге».

Толячий пропустил эти нравоучения мимо ушей, взял «Королеву Марго» под мышку и скоро уже шагал по деревянному мосту через Быстряк, таинственнее и непроницаемей, чем сам Шерлок Холмс.

Экономя время, он постучал к Лии не в калитку, а в окошко.

Лия пригласила его домой. Толячий, забыв, что «нельзя отказывать, если просят», сказал, что ему некогда, отдал книгу и, повторяя про себя начертанную Фатом схему, быстро нашел кособокий, без ставен дом Корявого.

Заметил через дорогу недостроенный сруб. Окна в нем вовсе не были заколочены, так что местом для наблюдения Толячий был обеспечен.

Хотел забраться в этот сруб тут же, но, памятуя строжайший наказ Генки и Фата ни в коем случае не делать этого днем, прошел дальше по улице, которая упиралась одним своим концом в излучину Быстряка. Сел на берегу и, время от времени швыряя в воду камни, стал наблюдать за домом Корявого издалека.

До поздних сумерек ничего интересного не увидел.