Читаем без скачивания Повседневная жизнь французов при Наполеоне - Андрей Иванов

А еще раньше, 30 сентября 1797 года, правительство решило погасить две трети государственного долга с помощью бонов на предъявителя, которые принимали в оплату за национальные имущества. Эти боны быстро упали в цене, разорив тем самым многих лиц, живших на процент с капитала. Возникли уникальные учреждения — приют для жертв государственных банкротств на улице Антуана, убежище для рантье.

Всем хотелось порядка и стабильности. И Бонапарт сразу «взял быка за рога» и решил учредить эффективную финансовую администрацию. «Нынешняя Франция слишком велика, чтобы одного министерства финансов хватило на все! — заявил он в 1799 году. — Вдобавок я должен быть уверен в том, что с французскими финансами все в порядке; один-единственный министр мне этой уверенности не даст».

Он понимал, что нужно навести порядок в кратчайшие сроки. Ведь в следующем году ассигнации окончательно обесценились.

Финансовую систему теперь возглавляют два министра (финансов и государственного казначейства).

Министром финансов был назначен Годен, бывший соратник Жака Неккера; управляющим государственным казначейством — Барбе-Марбуа.

Сборщики налогов и инспекторы назначаются государством и обязаны вносить каждый за себя денежный залог. Генеральные сборщики должны сдать все собранное государству в установленный срок. Пока он не наступил, они имели право размещать деньги по своему усмотрению.

«Моя финансовая система предусматривала уменьшение прямых налогов, кои ложатся тяжким бременем, и замену их косвенными, направленными только против роскоши и невоздержанности», — говорил Наполеон Лас Казу.

Косвенные налоги — на регистрацию, табак, спиртные напитки. При Консульстве был восстановлен налог на вино, а при Империи — на соль и табак.

В 1801 году обесцененные боны, выпущенные при Директории, были обменены на облигации 5-процентной государственной ренты. К 1802 году бюджет был сбалансирован.

Возобновились выплаты по государственным рентам.

Первый консул учреждает Французский банк, беря под защиту частные банки и торговлю. До этого была Касса взаимных расчетов, созданная группой банкиров. Это коммандитное товарищество, отмечает Фернан Бродель, действовало неудачно. Наполеон лично подписался на 30 акций банка по одной тысяче франков.

Три года спустя Банк Франции получил исключительную привилегию на выпуск билетов — очень крупных купюр, доступных лишь богачам. Цена одной акции составляла 5 тысяч франков. Владели банком, разумеется, крупнейшие банкиры: Перье, Перрего, Рекамье, Малле, Лекульте и другие. Среди них оказались несколько негоциантов и один нотариус.

Банк, игравший тройную роль — он был одновременно депозитным, учетным и эмиссионным, — открылся 20 февраля 1800 года. Он учитывал переводные и простые векселя, выдавал ссуды под вклады, открывал текущие счета и выпускал векселя на предъявителя. Правила учета векселей были очень строгими: нужно было иметь три подписи, а сама учетная операция проводилась не раньше, чем за три месяца до срока.

Законом от 14 апреля 1803 года за Банком Франции закрепили монополию на эмиссию бумажных денег. Про ассигнаты забыли.

Банк помогал и предпринимателям с хорошей репутацией, и государству. Однако он не подчинялся правительству. Разумная постановка дела дала великолепные результаты. Экономические кризисы 1803, 1806, 1810 годов не отразились на состоянии банка.

Впрочем, парижские банкиры с честью выдержали и испытания революции. Например, Перрего, банкир Комитета общественного спасения, никак не пострадал в годы террора. Другие, что называется, «легли на дно». Малле имел 800 тысяч ливров капитала в 1788 году, 525 тысяч в 1792-м, 240 тысяч в 1794-м, а в пору массового выпуска ассигнаций был вообще незаметен. При этом большие средства вкладывались в недвижимость и землю. Неккер, отец госпожи де Сталь, хранил в банках только половину своих денег, а то и меньше.

Разрыв Амьенского мира с Англией и экономические кризисы больно ударили по частным банкирам. В 1810–1811 годах разорились банки Лаффита[193], Фула, Туртона.

Политические режимы, говорил философ Антуан Барнав[194], зависят в первую очередь от способа использования богатств страны. Наполеон не любил брать взаймы, полагаясь на имевшиеся ресурсы и новые созидательные усилия. Он гордился тем, что, строя дороги, мосты и гавани, не прибегает к помощи банкиров.

Жак Лаффит видел проблему иначе. «Капиталы, — говорил он, — не всегда принадлежат тем, кто ими пользуется. Напротив, те, кто ими владеет и кого в просторечии зовут богачами, стремятся не использовать их самостоятельно, но давать их взаймы тем, кто трудится, с условием, что часть произведенного продукта возвратится к заимодавцам, благодаря чему они смогут существовать безбедно и покойно».

Наполеон не уделял специального внимания развитию кредита, поскольку испытывал врожденную неприязнь ко всему, что связано с торговлей, спекуляцией, поставками. Он бросил в тюрьму известного предпринимателя Уврара[195], однако тот, выйдя из камеры, вновь поставил дело на широкую ногу.

«Он спекулировал на государственных имуществах, на колониальных товарах, на армейских поставках, на массовых закупках хлеба в Голландии и Англии во время голода 1801 года; в 1804 году он снабжал провиантом Испанию, которой грозил голод, и получал за это плату в Мексике, в Новой Испании, откуда серебро доставлялось в Европу на английских кораблях, — пишет Фернан Бродель. — Уврар был гений, однако разве не был он человеком из прошлого — человеком, который любит роскошь, не боится рисковать, при необходимости без малейшего раскаяния нарушает свои обязательства?» 

В 1805 году Барбе-Марбуа попал под влияние Уврара и «Объединенных негоциантов» (Деспреза, Ванлерберга) и увлекся планами импорта во Францию мексиканских пиастров. Дело оказалось проигрышным и даже вызвало слухи о банкротстве Французского банка. Говорили о том, что Наполеон забрал на войну всю наличность.

Началась паника. Люди беспорядочно толкались у касс. Вовремя подоспело известие о великой победе под Аустерлицем, и это уменьшило напряженность. Однако дефицит наличности все же вызвал серию банкротств. Разорился Рекамье, член генерального совета Банка Франции.

Император вернулся с поля битвы и принял решительные меры. Он заставил Уврара вернуть «награбленное», предоставил кредиты промышленникам и разместил заказы на предметы роскоши. К весне 1807 года кризис был преодолен.

Заканчивается формирование «царства нотаблей»[196] — новой знати, разбогатевшей на продаже и скупке национальных имуществ. Это банкиры и коммерсанты, чиновники и состоятельные сельские хозяева. Не следует забывать и о привилегированных сословиях старого режима — тех аристократах и священнослужителях, которые удачно вписались в имперскую социальную систему. Интеллигентов среди нотаблей совсем немного, зато все больше рантье.

«Нотабль — это тот, кто управляет: патрон — рабочими, чиновник — служащими, земельный собственник — фермерами и арендаторами», — поясняет Тюлар.

Наполеон составляет списки нотаблей. В каждом департаменте выделяются шестьсот состоятельных граждан. Они имеют наибольшие шансы войти в состав избирательной коллегии, стать сенаторами, членами трибуната или депутатами Законодательного корпуса.

Они — главная опора режима. Здесь нет случайных людей. 

«Я готовил моему сыну счастливое будущее, — говорил Наполеон Лас Казу на острове Святой Елены. — Я растил для него в новой школе представительный класс аудиторов Государственного совета, по завершении образования и достижении определенного возраста им предстояло занять все руководящие посты Империи».

То, чего даже Анри Бейль — протеже графа Дарю — достиг с трудом[197], для большинства было почти невозможно. Чтобы стать аудитором Государственного совета, необходимо было иметь доход или получать от своих семей пансион в размере 6 тысяч франков в год[198].

«Надо больше хвалить императора…»

«Народу нужна религия, и нужно, чтобы эта религия была в руках правительства», — сказал первый консул в частном разговоре.

Он подписывает соглашение с Ватиканом, названное конкордатом. Революционеры преследовали церковь, Наполеон с ней помирился. Он согласен нести некоторые расходы, зато ему будут принадлежать сердца французов.

Наполеон не претендует на лавры создателя новой религии. Первый консул просто восстановил католицизм в правах, объявив его религией большинства нации. Взамен он добился того, что папа признал распродажу церковного имущества необратимой.

Она действительно «необратима», как и всё перемещение собственности в годы революции. Чтобы привлечь церковь на свою сторону, государство жертвует немногим. Ведь не вся собственность церкви перешла в другие руки, а потому Наполеон готов делиться: «…все епархиальные церкви, соборы, церкви приходские и другие, не отчужденные и необходимые для богослужения, будут отданы в распоряжение епископов». «Неотчужденные священнические дома и принадлежащие к ним сады, а также доходы, которыми они пользовались и не переданные никому другому, возвращаются по назначению».