Читаем без скачивания Книга воспоминаний - Исай Абрамович

Думал ли так Ленин или осторожность и недосказанность его формулировок вызваны какими-то другими соображениями, мы не знаем. Троцкий в своей книге «Моя жизнь» пишет, что Ленин сам неоднократно сталкивался с ограниченностью и малой цивилизованностью Сталина и отнюдь не был о нем такого мнения, какое вытекало из его писем к съезду. Однако совершенно ясно, что к тому времени, когда со скрытыми от широких слоев партии письмами Ленина ознакомилась уже подчиненная Сталину верхушка партаппарата, отклонить предложение Владимира Ильича ей было уже сравнительно просто под предлогом отсутствия другой такой «во всех отношениях» подходящей «крупной личности».

Если бы завещание Ленина было выполнено Центральным Комитетом, если бы Сталин был заменен человеком, который не стремился бы к захвату власти и не разжигал, а, наоборот, сглаживал разногласия среди вождей партии, опираясь на большинство ЦК, состоящее из передовых рабочих, — партия развивалась бы нормально.

Владимир Ильич писал свое завещание, не считая его, разумеется, панацеей от всех бед и злоключений, которые ожидают революцию в нашей стране. И завещанием его следует считать не только «письма к съезду», но и все последние статьи и письма, написанные и продиктованные им во время болезни. В последние месяцы жизни мысль Ленина неустанно работала над тем, как, каким путем идти партии и стране. Предусмотреть наперед все шаги, которые следовало сделать на путях социалистического строительства, было немыслимо даже для такого выдающегося человека, как Ленин. Все свои предложения он высказывал как свои мысли, раздумья, видя в них только общее направление, по которому должны продолжать поиски его единомышленники.

Думаю, что если бы сам Ленин продолжал руководить строительством социалистического государства и убедился, что монопольное положение партии может привести ее к бюрократическому перерождению, он нашел бы в себе мужество допустить в стране существование нескольких социалистических партий. На такой позиции он стоял и в период подготовки Октябрьской революции, и сразу после ее осуществления (о чем можно прочитать в томе 35 собрания сочинений (5 издание).

9. Последствия дискуссии 1923 года

На ХIII партконференции подводились итоги дискуссии 1923 года. Было принято решение провести партийную чистку в военных и вузовских ячейках, то есть как раз там, где во время дискуссии большинство голосовало за оппозицию.

Такая чистка происходила, конечно, и в ячейке нашего института, и в процессе ее были исключены из партии все активно выступавшие за оппозицию, в том числе и я. Формулировка у всех была одинаковая: «как идеологически неустойчивые». Районная и Московская контрольные комиссии исключение в большинстве случаев подтвердили. Мы обжаловали это решение в партколлегию ЦКК, которая отменила решение предыдущих инстанций и всех нас в партии восстановила.

Партколлегия ЦКК состояла тогда из трех человек под председательством старого большевика Сольца. Она не просто формально отменила решение предыдущих инстанций. Сольц долго и обстоятельно беседовал с каждым из нас. Он разъяснял нам, оппозиционерам, почему нас исключили из партии, говорил о том, какую роль в жизни старых большевиков играет партия, какими гигантскими трудами и жертвами ее удалось создать, какую роль сыграла партия в подготовке Октябрьской революции, в гражданской войне и т. д.

— И вот теперь, — говорил он, — приходите вы, молодые члены партии, не проникнутые глубокой верой в ее идеалы, не воспринявшие ее традиции, и легкомысленно разлагаете ее, с легкостью идете на подрыв единства ее рядов, на раскол партии. Нужно было ударить вас по головам, чтобы довести до вашего сознания недооценку драгоценности партии…

Он говорил об этом так искренно и горячо, а мы были так молоды и зелены, что поверили ему. Он убеждал нас, что дорожа партией нельзя трепать ее, как это делали мы во время дискуссии 1923 года. Он говорил о партийной дисциплине как о первостепенном факторе — в отрыве от партийной линии…

Конечно, восстановили нас в партии не сразу после беседы с Сольцем. Решение должна была вынести партколлегия ЦКК, которая рассматривала и все документы о нашей предыдущей деятельности, характеристики, данные нам рядом коммунистов. Так, исключенного из партии Илюхова характеризовал старый большевик Губельман (брат Ярославского), который работал на Дальнем Востоке и отлично отозвался о подпольной работе Илюхова. Мне тоже дали письменные характеристики бывшие владивостокские подпольщики Н. Горихин и Дмитриев, а бывший член подпольного бюро Александр Слинкин пришел на заседание партколлегии ЦКК, чтобы лично рассказать о моей нелегальной работе во Владивостоке.

Заседание партколлегии кончилось поздно. Мы все, конечно, ждали, не расходились. Наконец, вышел Сольц и сообщил нам, что все мы восстановлены в партии. Вместе с Сольцем мы вышли из здания ЦКК на Старой площади и пошли провожать его домой. Всю дорогу он продолжал убеждать нас. Насколько я понимаю сейчас, он сам тогда не понимал, куда ведет партию Сталин. Человек он был, видимо, честный, преданный партии, но, кажется, весьма ограниченный.

10. Продолжение учебы

Борьба закончилась. Постепенно все стало входить в нормальное русло, и на первый план выдвинулась учеба.

Учились мы, пожалуй, с не меньшей страстью, чем вели внутрипартийную борьбу, и теперь, когда она закончилась, все свободное время посвящали занятиям. Ну, конечно, время от времени ходили в театры, в музеи (театральные билеты, конечно, на галерку, мы, студенты, тогда получали бесплатно, как и билеты в баню и трамвайные).

Отдельная комната давала мне возможность с наибольшим эффектом использовать время. Посещение лекций тогда не было обязательным, и на лекции я, как правило, ходил только тогда, когда их читали Н. И. Бухарин, А. В. Луначарский и т. п. Но в институте бывал ежедневно: во-первых, аккуратно посещал семинары и, конечно, партсобрания, а, во-вторых, обедал в студенческой столовой и попутно заходил просмотреть объявления, вывешенные на досках в колонном зале и в Исполбюро профсоюзов.

Работал же я преимущественно дома или в библиотеке, изучая политэкономию и философию: труды Маркса и его предшественников, Плеханова, Каутского и других. Часто я и мои товарищи занимались в библиотеке Комакадемии, куда у нас были входные билеты и где мы могли получить для занятий любые книги в любом количестве.

Конечно, по темам, по которым шли занятия, между студентами завязывались горячие споры. Шли они и в институте на семинарах, и дома, в моей комнате, и в курилке библиотеки.