Читаем без скачивания Красавица и генералы - Святослав Рыбас

Вторую бомбу бросил на колонну, идущую к фронту, она разметала патронные повозки и повалила лошадей.

* * *

- Ну Корнилов у тебя дает? - насмешливо вымолвил Свентицкий, выпрыгивая из "Ньюпора" на снег. - Погубил половину состава, но ведь какой благородный - ходатайствует о вашем награждении. В первый раз потерял артиллерию на Гнилой Липе, это у него вторая катавасия, а что будет в третий раз?

- Я, что ль, потерял его артиллерию? - спросил Макарий.

- Нет, мы принесли искупительную жертву за себя и за наши общие согрешения, - съязвил Свентицкий. - Так, во всяком случае, говорит отец Киприан.

Было очевидно, что командира отряда уже допекло и он начинает терять веру. Только что он осмотрел брезентовый мешочек, приспособленный Макарием для бомб, но говорил о другом.

- Найдется кому нас судить, - сказал Макарий. - Я видел, как выносили раненых. Если там выносили раненых, то управление не было потеряно.

- Я не про то, как не поймете! - отмахнулся Свентицкий. - Вряд ли мы победим в этой войне. Все наши подвиги и награды, согласитесь, это далеко не победа... Согласны, Игнатенков?

Похоже, он не хотел, чтобы у Макария появился третий орден; трех орденов не было ни у кого в отряде.

- Мы не видим всей картины, - снова возразил Макарий.

- Вы либо слепец, либо упрямец, - сказал Свентицкий. - С вами скучно. А ваше приспособление... что ж, одобряю.

- Благодарю, господин капитан, - ответил Макарий. - Наши умеют воевать не хуже германцев. Надо лишь воевать и больше ни о чем не думать. Можете не посылать на меня представление, я вполне удовлетворен службой.

- Вам легче, Игнатенков, - сказал Свентицкий. - А вы знаете, я не исключаю, что это мы с вами, умеющие воевать, довели Васильцова? Это самоубийство и месть Рихтеру. Слава богу, Рихтеру повезло, остался жив. Известно, Рихтер - язва, а Васильцов - молокосос. Но загонять его в гроб?!

Макарий пожал плечами, не ответил. Он знал, что к Васильцову относились насмешливо, что тот был в отряде мальчиком для битья.

- Нечего сказать? - спросил Свентицкий. - Зачем-то всем нам это понадобилось. И вот я думаю: зачем? Мы затравили Васильцова ради этого вашего умения воевать.

- Я думаю, он сам виноват, - сказал Макарий. - Никто не хотел ему зла. Он должен был стать настоящим офицером.

- Я не должен был сажать его с Рихтером, это моя ошибка, - признался Свентицкий. - Рихтер доводил его. И тут еще вы отбыли в отпуск!.. - Он посмотрел на Макария, явно ожидая поддержки. Тот кивнул. - Мы потеряли прекрасный "фарман"! - воскликнул Свентицкий. - Все-таки он сукин сын, этот Васильцов!.. Коль так у тебя вышло, вызови его на дуэль!.. Согласны? А военное имущество портить?! Нет, неспроста его невзлюбили. Из-за таких хлюпиков. . .

- Именно хлюпиков! - решительно произнес Макарий, искренне желая помочь капитану закончить эту неприятную тему.

- Нет, подвел всех нас этот Васильцов, - сказал Свентицкий и вернулся к представлению. - Значит, вы не будете в претензии? Зачем вам лезть вперед других? У него было два креста.

- Пустое! - ответил Макарий. - Награды нужны живым. На том свете они вряд ли кому-то понадобятся. - Он хотел сказать: "Подождем!", но вместо этого подумал, что если бы дали орден Святого Георгия четвертой степени, то одновременно с этим произвели бы в подпоручики, и поэтому ему стало жалко из-за ревности командира упускать такую возможность. - А знаете, я не лезу вперед других, - сказал Макарий. - Не лезу!

Он своим тоном показывал Свентицкому, что не согласен с ним и только дисциплина удерживает его от взрыва.

- Умеющий воевать умеет и подчиняться командиру, - заметил Свентицкий. - Это бывает труднее, чем вспышка отваги.

3

- Представил к ордену командующий дивизией? - переспросил Рихтер. - А наш зажал? Феноменально!

Он вернулся весь изломанный, плечи перекошены, правая нога кривая и плохо сгибается.

- Честь офицера, - сказал он утешающе. - Стерпим, да? Стиснем зубы, не подадим виду?

- Я рад вас видеть, - признался Макарий - Я вам подарю валенки. На морозе сильно мерзнут ноженьки!

- А чего у вас физии какие-то коричневые? - спросил Рихтер, оглядывая авиаторов. - Как будто не умываетесь!

- Подморожены, - ответил летнаб Болташев с веселым смехом.

Появление Рихтера было равносильно воскрешению из мертвых, и все были взбудоражены. Разбившийся поручик, едва хрипевший в обломках "фармана", как ни в чем не бывало ходил по канцелярии.

- Господь милосерд! - объявил отец Киприан. - Он дает нам возможность спасти свои души.

В этих словах можно было усмотреть намек на гибель Васильцова.

Рихтер повернулся к священнику, прижал обе ладони к груди и сказал:

- Я помнил о вас, досточтимый отец!.. Души убиенных... и даны были каждому из них одежды белые и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудники их, и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число.

- Не пойму, Рихтер, зачем вы ерничаете? - мягко спросил отец Киприан. Теперь вы избрали меня?

- О нет, я вспомнил листовку протоиерея отца Худоносова, - ответил Рихтер. - В штабе корпуса не знали, куда их девать, всучили мне. Я просто цитирую, святой отец.

Припадая на правую ногу, он боком шагнул к скамейке, где горкой лежала, накрыв чемодан, необмятая шинель, достал хрустящие листки бумаги и бросил их на стол.

Макарий и поручик Антонов потянулись к бумагам. Сверху розоватого листка было напечатано: "На смертный бой. (Из впечатлений на передовой линии. )"

- Прошу вас, господа, - попросил отец Киприан, протягивая жилистую руку.

- ... которые будут убиты, как и они... - сказал Рихтер. - Бр-р-р!

Священник стал читать, трогая левой рукой бороду.

- Я бы оставил Богу богово, - заметил штабс-капитан Антонов, неодобрительно глядя на Рихтера. - Не может быть, чтобы ваше спасение вы не считали чудом.

Антонов не отличался религиозностью, и, скорее всего, в его словах тоже таился намек на гибель Васильцова.

- Это чудо из чудес, - усмехнулся Рихтер. - Как говорит протоиерей Худоносов, подвигом добрым я подвизался... - В его интонации слышался вызов.

Антонов, должно быть, уже забыл либо не хотел вспоминать, что и он не жаловал покойника Васильцова.

- Поручик доставил нам, господа, трогательное послание, - умиротворяюще протянув руку с поднятой кистью, произнес отец Киприан. - Не будем ворошить тлеющих углей, ибо наш удел - найти силу в единении, что всегда было среди защитников святой Руси.

И отец Киприан, возвысив голос, принялся читать листовку:

- "Еду в чужой земле на телеграфную станцию нашего корпуса, находящегося в непрерывном упорном бою с отборными германскими силами. Много братских могилок с некрашенными пока крестиками встречается вблизи избитых шоссейных дорог у подошв высоких гор. Оне покрыты белым саваном только на крещенье выпавшего снега. И искрится этот чистый саван под холодными лучами ясного солнца лучше, внушительнее серебряной парчи, какой покрываются в родной земле гроба наших знатных и богатых лиц, память о которых исчезает с этим последним шумом последней земной чести. - Голос священника задрожал. Так и должно быть. - Отец Киприан оторвался от чтения, оглядев офицеров, и продолжал: - Ведь эти серые герои, скромные могилы которых вы встретите по всем громадным фронтам, и в родной Руси, и за ее пределами, в эту небывалую в истории по ужасам и размерам смерти войну, - ведь эти сверхъестественно терпеливые мученики исполнили в высшей степени величайшую заповедь Христову: они оставили все родное, все самое близкое сердцу; они из послушания не за страх, а за совесть и с таким подъемом геройского духа, какой едва ли имеют в своем истрепанном сердце многие интеллигенты, твердо, бодро, весело пошли в смертный бой за родную Русь с одним девизом: победить или умереть и принести искупительную жертву за себя и за все наши общие согрешения. Слышится над этими скромными могилами из глубины души выливающиеся: покой, спасе наш, с праведными рабы твоя, презирая яко благ прегрешения их. Слышится, но далеко не везде. Много могил, где не раздавалось это надгробное рыдание. Все их нельзя обойти военным священникам. Зато еще более действенные обращения несутся к праведному судии от этих могилок и слышится от них свидетельство: "Я стал жертвою, и время моего отшествия настало. Подвигом добрым я подвизался... А теперь готовится мне венец правды". А из святой книги откровения судеб припоминается туманная для плотского, но понятная для тонкого чувства картинка. - Отец Киприан торжественно заревел: - "Души убиенных... и даны были каждому из них одежды белыя и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время, пока и сотрудинки их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число".