Читаем без скачивания Трем девушкам кануть - Галина Щербакова

– Мне уже дважды печатными буквами писали, что я идиот. Другой бы спорил. Бедная Алена. Кстати, а она с Машей была знакома?

– Нет. Маша этого не хотела. Ты, говорила она Олежке, будешь баб разводить, а я их всех люби!

– А я взял их и познакомил, – сказал Юрай. – Вместе водку пили, грибы ели!

– Не может быть!

– Еще как может. Я их свел, а потом поубивал.

– Не говори так, – тихо сказала Майя. – Я и поверить могу. Такое пошло время, что не догадаешься, кто тебе удавку затянет.

В кабинет к Нелке Юрай вошел со словами:

– А я шел мимо…

– Полно врать, – ответила Нелка. – Хотя скажу тебе, Юрай, так хотелось, чтоб это было правдой.

– Уже правда! – сказал он, беря ее за плечи. – Я дурак, что не пришел раньше просто так, хотя, конечно, не буду врать, – у меня к тебе дело.

– Естественно, – сказала Нелка. – Я всегда нужна по делу. В университете я всем была нужна, потому что у меня все списывали марксизм. Помнишь? Я одна вела конспекты.

– Чист, чист! – закричал Юрай. – Я не вел и не списывал.

– Я бы тебе и не дала. Мы же были враги. Помнишь? Так что тебе надо от врагини?

– Это я скажу. Но хочу спросить: сейчас мы разве враги?

– Не знаю, – с сердцем сказала Нелка, – не знаю. По идее – да, ведь ты каким был – таким остался. Но боже мой! Юрай! Что с людьми сталось? Все же перевертыши! Ну ладно, предали одну идею, но ведь уже предали и вторую, и третью. Здесь, в гостинице, собираются воротилы бизнеса – говорить противно. Это же все наши! Комсомольские вожаки! Как я их ненавижу!

– Они всегда были воротилы, ты просто была слепая идейная курица.

– Юрай! Пусть я дура! Но ты же радовался пришедшему времени? Радовался? Объясни мне, умный! Ты этого хотел? Жил тут один тип. Важный периферийный мальчик. Ну, знаешь, из тех, кем выстреливают в Москву. Случилась эта катастройка… И тесть его уже потерял силу. Приезжал. Бегал по этажам. Искал новую силу.

– И что тебя в этом удивило?

– Предательство, Юрай. Даже не само, я про этого типа ничего не знаю, а готовность к нему.

– Опять же, Нелка, будь готов – не сейчас придумано.

– Тебе лишь бы свое доказать. А я хочу сказать, что никому ничего не стыдно. Все-таки раньше чуть-чуть стеснялись хотя бы тех, кого уважали, любили, а теперь доказательством уважения стало бесстыдство. У меня есть знакомый, у которого была узкая специальность – делать из кабинетов больших начальников секретные ходы на случай бегства. Он торгует сейчас этим. Я сама видела, как он объяснял, как будет уходить этот, а как тот. И ему новые владельцы кабинетов платят за секрет. Никому не стыдно, Юрай, никому!

Он ей рассказал про «блядунов», которые скармливали старый яд птичкам. Про то, что они все живы и здоровы. А некоторые птички выжили и стали мутантами-уродами.

– Брось думать, – посоветовал он ей. – Это вредно. И третьи будут уроды, и четвертые… Потом кто-то бросит им яд… И тогда те, кто выживет, тоже станут новыми мутантами. Произойдет превращение из уродов. А из уродов куда путь? В красавцы, больше некуда! – Юрай смеялся.

– Мели, мели, Емеля! – сказала Нелка. – Тут, между прочим, звонил Владик Румянцев. Говорил, что вы меня вспоминали. Что он этому очень рад, что, возможно, скоро приедет в Москву. Я предложила гостиницу, но он сказал, что не знает точно день, потому пока не надо…

– Слушай! Ты мне позвони, когда он приедет. Я передам маме посылочку.

– Господи! Конечно, скажу! А может, не стоит ждать его приезда? У нас ведь бывают из твоих краев. Я могу последить…

– Хорошо бы, – сказал Юрай.

– Тебе на самом деле нужно помочь маме или что-то другое?

– Мне нужно помочь и что-то другое, – засмеялся Юрай. – Ты вот умная, марксизм изучала, скажи, Лодя от какого может быть имени?

– Леокадия? Владимир? Леонид? Леонард? Но я тебе скажу, что меня – Нинель – читай наоборот, – в детстве звали Лана. А мою сестру Галину – Сюля. Это поддается анализу?

– Как и все в нашей жизни, – ответил Юрай. – А я оказался Юрай. Даже мама привыкла.

Уходя, он вдруг почувствовал беспокойство за эту растерянную и одинокую марксистку. Зачем он втягивает ее в свои дела? Мало ему Михайлы? А Лодя – права Нелка – вполне может быть Николаем или Сергеем. Он может копать картошку в своем огороде или играть в барский теннис, он может знать про мышиную возню Юрая, а может не иметь о ней никакого понятия. И вообще, клубочек этого дела может держать вовсе не Лодя – чего он к нему привязался? – а некто невидимый и неслышимый, который мимо шел и хвостиком махнул.

А трем девушкам кануть – это почти сказочный мотив. Три для русского человека – цифра сколь священная, столь и роковая. И Троица, и тройка, и на троих, и третий – лишний, и в третий раз мужик закидывает невод…

…В той самой больнице Леону ответили (кто бы отвечал Юраю?), что Маргарита Емельянова никогда к ним не обращалась, ни в каких карточках не числится, и справку – «Какую вы чушь говорите, товарищ или господин, как вас называть» – выдать не мог никто.

– Слушай, – спросил Леон, – а почему твоя Емельянова не взяла фамилию мужа?

– А что тут особенного? – удивился Юрай. – Сплошь и рядом.

– Да ничего, – ответил Леон. – Я просто так. Хотя ответ знаю. Папа ведь был большой райкомыч? Не отрекаются, любя…

– Был да сплыл… Варит варенье…

– Кружовенное? – спросил Леон.

– Как ты узнал? – засмеялся Юрай. – Матушка именно так и говорила: кружовник.

– Матушка – это попадья, – сказал Леон. – А она товарищ Емельянова, которая варит кружовенное варенье. Юрай! Бросай это дело. Тут нужна тонкая профессиональная работа, нужны пальчики, анализы, нужны архивы… Но ведь дело так и не возбуждено?

– Против милиционера – да, – ответил Юрай.

– А где девочка? Девочка где? Ее ищут?

– Нет. Ждут, что придет сама.

– Она не придет, Юрай. А она – единственный кончик в этом деле. Впрочем, я тебе, кажется, уже говорил об этом. Она одна знала, кто ее положил в милицейскую кроватку.

– Тебе бы съездить туда. Я там прохожу за баламута. Хотя, честно скажу, все время думаю, что ответ я знаю. Только вспомнить не могу. Временами такая ясность – ну просто иди и смотри. Дело это, Леон, психологическое.

– Всякое дело психологическое.

– Нет, в этом был проект. Эдакий муляж на столе… Как рыбина…

– Какая рыбина?

– Не объяснить… Искусственная… Все время перед глазами, путает… И я все время упускаю какие-то мелочи… А они мне криком кричат.

– Отоспись, Юрай! С такой головкой не проблема и в больницу загреметь. Ну я же не пишу статьи? Не делаю операции… Каждому свое.

– Тогда поезжай туда… С ревизией, инспекцией, инкогнито, открыто… Ну, как хочешь… Иначе… Иначе я не знаю, что сделаю…

Дома, уже собираясь спать, Юрай вспомнил о телефоне, который дала ему Майя. Чуть не спятил, пока нашел его.

Ему бы сочинить легенду, сообразить, кто он и откуда, но Юрая понесло. Сонной, какой-то вялой тетке он сказал, что ему надо немедленно с ней встретиться.

– Я уже сплю, – сказала она.

– Я тоже, – ответил Юрай. – Но я проснусь для встречи с вами.

– Ишь какой! – буркнула женщина и назвала адрес. По дороге Юрай думал, что женщина не испугалась давать адрес, не удивилась звонку, не перенесла встречу на утро. Нахрап его выдержала и спокойно сдалась.

И дверь открыла сразу, несмотря на ночь. Два бультерьера стояли по бокам, молча и на изготовку.

– А я хотел вас обругать за доверчивость, теперь не буду.

Она впустила его в мрачноватую комнату, завешанную натюрмортами. На черном фоне белели распластанные крылья битой птицы, голубел виноград, красной сексуальной мякотью пялился арбуз, от обилия нарисованной пищи даже тошнило, хотелось закрыть глаза от гадостности этого человеческого свойства поглощать белое, голубое, красное, хрустеть зеленым, глотать коричневое, отсасывать розовое из шершавых раковых клешней. У Юрая даже возникло ощущение текущего по подбородку жира и отрыжки, икоты.

– Затошнило? – спросила хозяйка. – Это мой папа мазал. Реализм как патология в искусстве. Но очень дорого ценится именно за эффект тошноты. Не каждый его добивается. Так что вам от меня надо?

Она не знала ни Риту, ни Машу. Она не помнила ни о каком звонке. Она никогда не имела отношения ни к каким билетам. И она никогда никому не давала свой номер для транспередач.

– Но вы ведь Женя?

– Евгения Максимовна Муратова.

– Муратова? – переспросил Юрай.

– А чем вам это не нравится?

– Лидия Алексеевна вам кто?

– Никто. Была женой брата, но это давным-давно кончилось…

– Она не бывает у вас?

– Почему же? Она приводит иногда ко мне покупателей этой пищи, – Евгения Максимовна кивнула на натюрморты. – Лодя – деловая дама…

– Кто? – закричал Юрай.

– Лодя. Ну Лидия… Такое у нее домашнее имя…

– О господи! – воскликнул Юрай. – А летом она бывала у вас?

– Это лето у меня урожайное. Были хорошие покупатели…