Читаем без скачивания Дело о вражеском штабе - Андрей Константинов

— Да.

— Он говорит, что как-то вы спасли полтора десятка рядовых из сбитого вертолета.

— Легенда.

— Не понял?

— Вертолет зацепили, а не сбили… Да и рядовых было только трое.

— И все-таки.

— Петя, давно это было. И вспоминать нет желания.

— Андрей тоже не любит об Афгане говорить.

— Пусть так и будет. Для кого-то эта война не кончится никогда.

Семенов лихо притормозил перед входом в казино «Патриот». Над городом уже сгущались сумерки, поэтому яркие огни над входом в казино уже зажгли. Огоньки бежали по громадной двуязычной вывеске, отражаясь на близстоящих машинах, которые уже припарковались перед входом.

Мы вошли. Семенов что-то спросил у охранника рядом со входом. Тот указал в глубь казино. Вслед за Семеновым я прошел в служебные помещения. В одном из них, похоже, в раздевалке охраны, нас ждал парень лет тридцати. Он лениво листал страницы цветастого журнала и, видимо, сильно скучал. Вскинул голову, когда открылась дверь, увидел Семенова и вскочил:

— Петр Владимирович…

— Спокойно, Саша. Садись.

Павлов опустился на стул, но не сводил с Семенова взгляда. Словно чего-то боялся.

— У Зураба Иосифовича есть пара вопросов, — пропустил меня вперед Петя. — Я пока выйду. — Он повернулся ко мне. — Жду вас у стойки бара.

Семенов вышел и тщательно прикрыл за собой дверь.

Я еще колебался. Наверное, боялся показаться сумасшедшим. Несолидно это как-то в моем-то возрасте. И все-таки. Попробовать стоит…

— Александр, — медленно начал я.

— Да? — В голосе и взгляде Павлова сквозило подобострастие, изрядно сдобренное страхом.

— Александр, когда вы в последний раз… — я помедлил, прежде чем закончить вопрос, — видели Сметанина.

— Дня за три до пожара. Он тогда в казино пришел. Очень просил долг вернуть. Я у него как-то пять сотен баксов занял. А после увольнения Сметанину деньги очень понадобились…

— И все?

Павлов колебался. Он уже порывался было что-то сказать, но не сделал этого.

— Проблемы? — улыбнулся я. Похоже, моя улыбка показалась ему зловещей.

Слишком зловещей.

— Не то чтобы проблемы… — Павлов дотянулся до куртки на вешалке. — Позавчера, в мою смену, сюда пришла Юркина мать, Ирина Юрьевна… Его же по деду назвали. Передала мне вот эту записку и сразу ушла.

Он протянул мне сложенный вчетверо листок бумаги:

"Саша!

Мне срочно — срочно!!! — нужны деньги.

Те пятьсот, что я тебе давал после Нового года.

Отвези их на дачу моей матери. Это в Рощине. Мы с тобой там были.

Срочно!!!

Не сомневайся — это я.

Юра.

21 марта 2000 года".

— Двадцать первого марта… Три дня назад… — пробормотал я. — Он что, жив, да?

— Я не знаю! — вдруг почти выкрикнул Павлов, вскочил, опрокинув стул. Заметался на маленьком пятачке между мной и стеной. — Не знаю!

— Спокойно, мальчик. Спокойно. — Я старался говорить ровно и тихо, но голос срывался. — Но это почерк его?

— Что? — Павлов замер передо мной.

— Я спрашиваю: это его почерк?

— Точно — почерк Юры. Я много раз видел.

Я лихорадочно соображал.

Нет!

Полный бред! Кто же тогда погиб? И кто живет в квартире Пирогова? Костя? Или…

Не может быть! Нет!…

— Когда ты собирался ехать в Рощино?

— Сегодня, — Саша посмотрел на часы. — Через сорок минут хорошая электричка.

— Поедем на машине. Идем.

Саша торопливо оделся, мы выскочили в зал. У стойки бара я сразу увидел Семенова. Его трудно было не заметить.

— Петя, нужно ехать в Рощино. Саша покажет дорогу.

— Нет проблем, — флегматично произнес Семенов, залпом допил минералку. — Есть новости?

— Новость. И хорошая, и плохая. По дороге расскажу.

Когда через час мы добрались до Рощина, сумерки уже сгустились до темноты.

Саша, путаясь в приметах, с третьего захода привел нас к дому в десяти минутах пешком от станции. Старый финский дом. В одном из окон — кухня? — горел неяркий свет.

— Идем, — сказал я. Меня слегка потряхивало. Так уже было однажды. На охоте. Азарт. Погоня.

Но я боялся того, что узнаю.

Саша откинул проволоку, которая придерживала калитку, первым поднялся на крыльцо. Постучал в дверь. Мы с Семеновым старались держаться в тени. Где-то далеко лаяла собака.

— Иду, — отозвался женский голос в доме.

Скрипнули старые половицы, и дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет пятидесяти. Еще очень красивая. Ее портила только жесткая линия плотно сжатых губ.

— Здравствуйте, Ирина Юрьевна, — сказал Саша. Он был похож на человека, который сильно замерз.

— Юра утром уехал в город, — сказала женщина. — Ты привез… Кто это? — истерично вскрикнула женщина: она увидела Семенова, который вышел из тени.

— Когда он уехал?

Женщина нервно забилась и замотала головой.

— Когда? — снова спросил Семенов. — Мы не причиним ему вреда. Нам нужно только поговорить.

— Утром, — с трудом выговорила женщина. — Около десяти. Он собирался вернуться завтра.

— Спасибо. — Семенов повернулся к Саше. — Останешься здесь.

Мы бегом бросились к машине. Взрывая колесами остатки снега, джип вылетел на шоссе. Семенов вдавил педаль газа.

Стрелка на спидометре быстро поползла вправо, к каким-то запредельным цифрам.

Так быстро я никогда в своей жизни не ездил. И, похоже, ездить уже не буду.

На въезде в город Петя спросил:

— Куда?

— Улица Есенина, — ответил я.

Мы увидели пожар, как только свернули во двор.

Языки пламени вырывались из окон пятого этажа. Я еще надеялся, посчитал окна, прикинул. Горела квартира Кости Пирогова. Бывшая квартира.

Перед подъездом стояло пять пожарных машин, в нутро дома уходили пожарные рукава. Дюжие омоновцы держали на расстоянии толпу зевак. Чуть в стороне, у автобуса, собрались жильцы из подъезда, которых пожарные вывели из дома. Среди них я заметил тетю Нину. Она не отрываясь смотрела на языки пламени.

Я не стал к ней подходить.

Мы с Семеновым не задержались в этом дворе. Петя развернул машину и медленно — очень медленно, по сравнению с тем, как мы гнали по шоссе, — выехал на улицу Есенина.

— Все кончено, — пробормотал я. — Все кончено.

— Пожар начался в спальне, на постели. Потом заполыхала комната.

А дальше — вся квартира. Примерно в это время какой-то мужчина позвонил по «01» и сообщил о пожаре. Еще минут пять, и надо было бы спасать весь дом. Все почти так же, как было пятого февраля. — Витя Восьмеренко не отрывался от своих записей. Он никогда не любил бывать в кабинете начальства, старался придерживаться проверенного солдатского правила: подальше от командира, поближе к кухне.

Кроме Вити в кабинете Обнорского были мы со Спозаранником. Пока Восьмеренко говорил, я не отрывал взгляда от окна, за которым синело уже по-настоящему весеннее и ласковое небо.

— Это все, Витя? — спросил Обнорский.

— Да.

— А причина смерти? — оживился Спозаранник.

— Пока — отравление угарным газом.

— Спасибо, Витя. — Обнорский встал и открыл Восьмеренко дверь. — Иди работай.

Зураб Иосифович, должен вам напомнить… — начал Глеб Егорович.

— Не надо, Глеб, — остановил его Обнорский. — Оставь нас вдвоем.

Спозаранник кинул на шефа удивленный взгляд, но промолчал. Что-то было в выражении лица Обнорского, что не давало права возразить здесь и сейчас.

Андрей сел в кресло у стола:

— Поговорим, Зураб?

— Поговорим, — хрипло выдавил я, хотя никакого желания разговоры говорить у меня не было. Прошла уже почти неделя после пожара на Есенина.

Все это время мне хотелось молчать и думать. Думать о том, что я мог бы сделать, если… Ведь я был командиром.

Для Кости Пирогова, для Вити Сомова…

— Что ты об этом думаешь?

— Не знаю…

— Так не пойдет. — Обнорский закурил. — Это твое дело чести. И надо его закрыть. Здесь и сейчас.

Я тоже закурил и — заговорил. Рассказал Андрею, как искал — живого или мертвого — Сметанина. И как его нашел. Чем дальше, тем легче шли слова. Меня словно прорвало.

— …Похоже, что Сметании по-настоящему испугался не после убийства Ратнера.

Ему стало страшно, когда он узнал о смерти своего напарника — Игоря Понкратова.

Я разговаривал с экспертами. Они сказали, что Понкратову вкачали сверхдозу. Сам он сидел на небольших порциях и пока не собирался повышать.

— Сметании решил спрятаться?

— Решение в теории правильное. Но он оставил очень много следов. В «Сенате» проверили: записки с просьбой вернуть долги или дать в долг кроме Саши Павлова получили еще три-четыре человека. Но дело не в этом…

— В чем?

— Он заманил к себе Костю Пирогова.

Сели— выпили. По душам поговорили. Наверное, в какой-то момент Костя повернулся к Сметанину спиной, и тот его оглушил. Может, бутылкой, может -утюгом… Мало ли чем.