Читаем без скачивания Потешный русский роман - Катрин Лове

Я так растеряна, что мне хочется одного – сбежать, любым способом, через любую дверь, скрыться от этой коллективной бойни. У меня нет сомнений – все, что висит, стоит и лежит в этой галерее, создано избалованными, перекормленными, порочными детьми, для них все средства хороши, лишь бы эпатировать буржуа. Я совсем сдулась. Наше с Жаном приключение, начавшееся рано утром, оказалось слишком непредсказуемым, и я с трудом справляюсь с нервами. Я соскальзываю на пол и достаю мобильник, чтобы позвонить Саймону О. Стоун-Аллертону, вот также верующие обращаются к любимой иконе, когда чувствуют себя зависшими между небом и землей. Я знала, что Саймон отправился далеко на Восток вместе с большой группой ведущих журналистов печатных изданий. Даже если предположить, что из галерейного бункера можно дозвониться до набитого полезными ископаемыми подземелья, которое сейчас топчет лакированными туфлями Саймон, что я ему скажу? Что несчастна? Что попусту трачу время на распятия и фагоцитозы? Его номер высвечивается на экране, и мой указательный палец зависает между кнопкам «выполнить» и «удалить». Разумно ли беспокоить занятого делом журналиста, возможно, он сейчас что-то записывает, сколько баррелей в день, движение котировок?

Нет, это неразумно.

Мысль о том, что придется еще раз обойти выставку, вызвала у меня резь в желудке. Слава богу, в сумке есть болеутоляющее, я глотаю таблетку и вдруг вспоминаю слова Жана: «Из нас двоих писатель – ты». Вернув телефон на место, достаю серый блокнот и начинаю составлять фразы, которые под влиянием растягивающегося времени превращаются в цепочки фраз.

Во второй половине дня волшебная дверь отъехала в сторону, и мы снова оказались под все тем же унылым дождем. Я брела по тротуару, как окоченевший мышонок, походка Жана была легкой и свободной. Он получил все, что хотел. Телефон Елены Белл. Ее конфиденциальный электронный адрес. Личные адреса в Москве, Санкт-Петербурге, Нью-Йорке и Токио – улица, дом, этаж, у него теперь было все. Он сообщает мне о своей победе тоном лиса, подобравшегося к самой дверце курятника. Я смотрю, как он вьетсят вокруг меня, и вижу Жонаса, энергичного и уверенного в себе Жонаса. Жан считает, что жизнь прекрасна, и ему было плевать, что я об этом думаю.

На обратном пути, в такси, я крутила в кармане визитку, которую дала мне при прощании любезнейшая Алена Алеширова. Она настояла, чтобы я взяла карточку, улыбнулась и заставила пообещать, что я в случае необходимости обязательно свяжусь с адвокатской конторой, занимающейся всеми сделками госпожи Елены Белл. Моя реакция на полотна, которые я назвала «царскими», не ускользнула от проницательной Алены. О да, я заметила, как на вас подействовали эти распятия.

Часть III

Мне всегда казалось, что в Петербурге обязательно должно случиться что-нибудь очень пышное и торжественное.

Осип Мандельштам. «Шум времени»

2 февраля 2009 в 10:51 Жан Либерман написал:

Уважаемая Юлия Ивановна,

Надеюсь, Вы не сочтете дерзостью, что я пишу Вам сегодня утром, хотя имел честь познакомиться с Вами только накануне. То, как внимательно Вы отнеслись к высказанным мной опасениям касательно судьбы моей дорогой подруги Валентины И., очень меня подбодрило и внушило надежду.

Вы стали для меня теплым и живительным лучом света среди суровой петербургской зимы. Пусть это сравнение не покажется Вам слишком патетичным, поверьте, оно вполне оправданно. За много недель Вы – первый человек из всех, кто имеет опыт в деле розыска пропавших, искренне предложивший мне помощь. Все «советы», которые я получал до сего момента, сводились к двум рекомендациям: обратиться в компетентные органы, так или иначе связанные с ФСБ, то есть добровольно кинуться в пасть к волку, либо сидеть и ждать, когда Валентина И. сама со мной свяжется. Не хочу Вас обидеть, Юлия Ивановна, но Ваша страна все еще охвачена такой апатией, здесь царит такой фатализм, что в это почти невозможно поверить. Говорят, здесь многое изменилось. Возможно, но лишь в том, что относится к деньгам, торговле и потреблению. И только в центре крупных центров. Стоит отъехать на несколько десятков километров, и ты как в дурном сне перемещаешься в советское прошлое. Какая ужасающая покорность судьбе, Юлия! Мне кажется, что, по большому счету, ничего не изменилось. То, что началось в 1989-м, все значительные события, случившиеся в этой стране, поглотила черная дыра обыденности. Простите мне мою резкость и излишнюю прямоту, но я решил быть с Вами абсолютно откровенным.

Моя подруга Валентина уехала в Сибирь 8 июля прошлого года. Я уже объяснял, что побудило ее отправиться в это путешествие, не скрыл от Вас и своего более чем сдержанного отношения к этой затее. Вплоть до 20 ноября мы регулярно обменивались новостями. Потом связь неожиданно прервалась. Сегодня 2 февраля. Над Петербургом нависает низкое небо. Вы – моя единственная надежда. Окружающие меня люди прямо ничего не говорят, но я чувствую, что сама идея исчезновения их абсолютно не шокирует, хотя все мы, в том числе Россия, перешагнули порог третьего тысячелетия. Я то и дело слышу, что моя подруга в конце концов вернется, так или иначе. Никто, конечно, не рискует высказывать предположений относительно сроков, как будто количество месяцев или даже лет ожидания не имеет никакого значения. Адресуемые мне полуулыбки никто не назвал бы ободряющими. Я все время продлеваю срок пребывания в Вашей стране и живу, как Вы сами могли вчера убедиться, в более чем комфортных условиях, но мне никто не помогает в поисках исчезнувшей подруги, мои страхи и тревоги всех оставляют равнодушными.

Наш общий друг Елена Белл предоставила мне в Петербурге стол и кров, проявив необычайное великодушие и щедрость, за что я ей безмерно благодарен. Однако, как Вы уже могли понять, судьба Валентины И. волнует ее не больше старых музыкальных дипломов. Елена и Валентина знакомы с давних пор, Елена тогда носила фамилию Снежнова, и у меня нет причин скрывать, что у нас был бурный роман. Мы познакомились в 1987-м, еще в советские, теперь почти былинные, времена. Елена считает Валентину выдумщицей и ловкой особой (слышали бы вы, как она произносит слово «стерва»!) и приписывает ее молчание именно этим несчастным свойствам натуры моей дорогой подруги. Иногда нервы у меня расходятся окончательно, что приводит к приступам печеночной болезни (состояние моего здоровья оставляет желать лучшего), и тогда Елена пробует меня успокоить, уверяя, что Валентина наконец встретила любовь всей своей жизни, настоящего мужчину, сибиряка. Поскольку Вы любезно предложили мне помощь, позвольте сообщить Вам некоторые сведения, которые могут оказаться полезными в ходе поисков. Мы с Валентиной дружим больше двадцати лет. У каждого из нас бывали трудные времена, но эта связь никогда не прерывалась. Уверяю Вас, редко можно с такой уверенностью сделать подобное заключение о ком-то другом, кроме себя. Итак, в любовных отношениях моя подруга Валентина всегда занимала позицию, которая могла напугать даже такого осмотрительного человека, как я. С самого юного возраста некий таинственный инстинкт понуждал ее никогда не ждать от мужчин ничего сверх того, что они сами способны предложить. Все мы люди, и чувства могут в любой момент охватить каждого из нас, но я готов поклясться, что Валентина никогда не поддавалась эмоциям и скорее ад замерзнет, чем она снимет свой защитный барьер. Ни один сибиряк, будь он трижды «настоящий», не может вызвать у нее сильного чувства, разве что позабавить. Я готов допустить, что Валентина способна испытать жгучую «страсть» и на две-три недели уединиться с мужчиной в какой-нибудь избе. Да, Юлия, двухнедельное молчание – вещь вполне допустимая, но отсутствие новостей в течение двух с половиной месяцев приобретает совсем иной смысл. Отношение Валентины к жизни не более романтично, чем у термита, до полного изнеможения сил работающего на строительстве общего дома. В этом нет ничего забавного, но это так. Поскольку все точки над «i» расставлены, позвольте мне сделать признание той незнакомке, каковой Вы покуда для меня остаетесь. Я считаю, что мы с Валентиной дружим, несмотря на то что наши интересы и взгляды во многом расходятся, именно из-за полного отсутствия романтизма и в ее, и в моей жизни. Объяснить этого я не могу, дорогая Юлия, но наши долгие отношения и забота друг о друге, наш прочный союз возникли и окрепли именно поэтому. По этой же самой причине, а не из-за моей чувствительности и самолюбия, я не могу согласиться с мыслью, что Валентина просто взяла да и решила больше ничего о себе не сообщать, хотя возможность такая у нее есть.

Что-то я расписался, пора остановиться. В ближайшие дни я отберу самые интересные места из заметок, присланных мне Валентиной до 20 ноября прошлого года, и пришлю Вам все, что может облегчить Вам поиски. Хочу еще раз подтвердить, что эта работа будет оплачена в полном объеме.