Читаем без скачивания О! Как ты дерзок, Автандил! - Александр Иванович Куприянов

На реке вновь раздался удар тайменя хвостом по воде.

8

Ярости Таймы не было предела. Что-то случилось с Тайми, на ходу она била хвостом речную мелочь, отшвыривая мальков и глуша юрких хариусов, Тайма даже поцарапала плавник, проходя последний перекат перед Большим каньоном. Она проплыла вдоль стрелки, завернула в глубокую яму под скалой, где Тайми быть просто не могло – он еще боялся заходить в ямы, где жили взрослые рыбы. Ее сына-красавца с упругими и блестящими боками нигде не было видно. И даже под заломом – нагромождением стволов, коряг и веток его не было.

На берегу, на самом краешке косы, зайдя по колено в воду, стоял человек и бросал спиннингом блесну. Явно – неопытный рыбак. Металлическая блесна желтого цвета, случалось, летела не на стрелку протоки, где бурлило, схлестываясь, течение, а совершенно в противоположную от реки сторону. И тогда блесна-рыбка билась о камни, издавая металлический звук, но он не был похож на то «пиу!», пролетевшее над каньоном и пробившее толщу воды. Тайме был безразличен невысокий человек, потому что она, в отличие от Тайма, никогда не знала беды от людей, пахнущих дымом костров и лесных пожаров.

Несколько раз она достаточно близко подплывала к золотистой рыбке, которую человек зашвыривал в реку и потом подтягивал к своим ногам на почти невидимой в воде леске. У Таймы не было желания хватать рыбку-блесну. Во-первых, она не была голодна, а во-вторых, нигде не было Тайми, ее детеныша, и тот страшный звук, который заставил ее вернуться, больше не повторялся.

Уже наступила ночь. Она была лунной и такой светлой, что от ног человека, все глубже заходящего в реку, бежала дорожка, которая заканчивалась почти у самой скалы. Человек, бросающий блесну, был упорным, он не уходил в недалекий лагерь, где горел костер и стояли палатки и два других человека сидели у огня, обхватив колени руками. Люди всегда отличались тем, что могли часами глядеть на огонь и не шевелиться. Точно так же звери и рыбы, попадая в яркий луч света, не могут уйти за границу безжалостно бьющего луча.

Хищные рыбы по ночам выходили на охоту, но в Большом каньоне хозяевами реки были Тайм и Тайма, и они не могли допустить, чтобы кто-то другой распоряжался здесь. Несколько раз Тайма подплывала к самым ногам рыбака, избороздившего своей блесной яму под скалой, в которой обычно Тайм и Тайма стояли днем, отдыхая от ночной охоты. Но человек не видел огромной рыбы, потому что был поглощен ожиданием сильного рывка. С каждым разом его броски становились все точнее и точнее, и наконец случилось так, что его металлическая приманка, оснащенная острыми крючками-тройниками, царапнула плавник и бок Таймы. В конце концов, ей надоело бесцеремонное вторжение. Тайма развернулась в яме, чтобы начать атаку на блесну.

В то же самое время один из двоих людей на берегу разделся и вошел в воду. Женщина. Она разделась и вошла в воду, ее тело отливало белизной, и оно было совершенно беззащитным, мягким и без чешуи, без плавников и жаберных крышек, так необходимых для жизни в опасной реке. Оставшийся у костра что-то быстро говорил ей и размахивал руками, но она хохотала и брызгалась, и шлепала ладошками по воде. И когда она выныривала, почти по пояс выпрыгивая из воды, похожая на самку лосося, ее тело, казалось, притягивало и впитывало лунный свет.

Потом женщина вышла из реки, быстро оделась и стала сооружать на берегу нечто наподобие софита. Она составила три весла, уперев их лопастями в песок и связав наверху веревкой. На вершину пирамиды она тем же самым шнуром прикрутила мощный, на аккумуляторе, фонарь – так, чтобы луч света освещал достаточно широкой полосой часть реки от берега до отвесной скалы. Три других фонарика, гораздо меньше первого, она приспособила к ручкам весел – по бокам треугольника, чтобы их лучики сходились в дальней точке улова, почти у каменной стены неширокого в той части каньона. Таким образом, умело направляя лучи фонарей, она осветила место сбойки течения двух проток и создала собственную, уже не лунную, а дорожку электрического света, бегущую от песчаного пляжа до самого глубокого места реки под гранитным обрывом. Именно сюда она принялась зашвыривать блесну, взяв спиннинг у неопытного рыбака-парнишки, да, он был почти еще мальчик или, скорее, подросток, которого женщина учила искусству правильного заброса блесны. Было видно, что сама она умеет бросать блесну мастерски и любит рыбачить. И она способна поймать большую рыбу.

Луч фонаря освещал реку по глади омута, а сфокусированные лучики маленьких фонариков добавляли к широкой полосе три похожих на лезвия длинных и узких ножей – их называют филейными и ими разделывают рыбу – световых клинка, которые рассекали поток до самого дна.

Тайма вошла в луч света, и то, что она увидела почти у самого берега, заставило ее стремительно всплыть и ударить хвостом по воде. У самого берега в расщелине плоской плиты, наклонно уходящей в воду, лежала голова Тайми. Стайка мальков кружилась возле отрубленной головы, подсасывая сукровицу из глаз убитой и разрезанной человеком рыбы.

Тайма развернулась и, словно черная торпеда – теперь она была черной, стремительно понеслась к берегу. Женщина со спиннингом в руках и подросток, стоящий рядом, увидели огромную рыбу, плывущую прямо на них из глубины скального омута.

Женщина размахнулась и точно забросила блесну-приманку перед рыбой. Тайма схватила зубами надоедливую золотую рыбку. Сильный рывок заставил женщину ухватить спиннинг двумя руками.

Димичел любил тело Катрин и хотел его долго ласкать, но она боялась и не хотела продолжения, потому что Иван в любую минуту мог вернуться к костру. Она сдержала свои стоны. Когда все кончилось, Димичел перевернулся на спину, взял в руки тальниковую веточку и стал ее покусывать, бездумно глядя в небо и лишь изредка наблюдая за бросками Ивана. Потом он повесил на огонь чайник, и они с Катрин присели у костра. Обычно она всегда засыпала после этого, буквально на пять минут, пяти минут ей хватало, но сегодня она не стала так делать, потому что ей хотелось поговорить с любимым.

Уже наступила ночь, она была лунной и такой светлой, что от ног Ивана, все глубже заходящего в реку, бежала дорожка, которая заканчивалась почти у самой скалы. Иван оказался упорным добытчиком, он все бросал и бросал блесну и не уходил в недалекий лагерь, где горел костер и стояли палатки и где отец с Катрин сидели у огня, обхватив руками колени.

Почему они могут так долго молчать и глядеть на огонь, спрашивал