Читаем без скачивания Советский Пушкин - Арсений Александрович Замостьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шествие безмолвно…
Вот плаха.
Он взошел.
Он славу именует…
Плачь, муза, плачь!..
Политическая свобода в ее понимании дворянскими революционерами была одним из существеннейших элементов поэзии и миросозерцания Пушкина. Современное Пушкину движение, написавшее на своем знамени лозунги политической свободы, было разгромлено. Пушкин признал самодержавие незыблемой и даже в некоторых отношениях полезной силой. Но вместе с этим в творчестве Пушкина создается новое неразрешимое для него противоречие. Пушкин стремится сознательно подчиниться самодержавию, сохранив, однако, самостоятельность, собственное достоинство, право на счастье, рецепт которого каждый должен выработать сам. Однако, блага, которые Пушкин стремился сохранить и после разгрома 14 декабря 1825 года, могли быть гарантированы только политической свободой. Самодержавие не считало себя обязанным бережно относиться к ним. Интересы личности, как и интересы народа, для него ничего не значили. Пушкин же, подчиняясь Николаю, не отказался ни от прав личности, ни от ее стремлений к счастью, ни от защиты интересов народа. Из его попытки стать певцом идеализированного самодержавия ничего не получилось. Осталось неразрешенное противоречие: Пушкин уже не мог быть певцом свободы, но гений его не мог ужиться и с абсолютизмом.
Идеал независимой личности
Политически оформленное свободолюбие, нашедшее себе наиболее яркое проявление в оде «Вольность» и стихотворении «Кинжал», покоилось у Пушкина на более аморфном, но зато на более широком, неизмеримо более прочном и очень действенном чувстве его — на стремлении к личной независимости, на личном свободолюбии. Не надо только думать, что Пушкин, предвосхищая будущий штирнеровски-ницшеанский идеал, жаждал личной свободы только для себя, за счет других. Нет, стремление к личной независимости у Пушкина не было эгоистическим чувством, оно не нарушало пушкинского отношения к другим людям, как к равным личностям, достойным самостоятельного полноценного счастья. Наоборот, оно было следствием признания ценности каждого человека, каждой личности. Не мешайте каждому жить так, как он хочет, как он располагает, — вот как может быть сформулировано пушкинское правило личной независимости. Личная свобода, по мысли Пушкина, равнялась свободе частной, неофициальной жизни в противоположность ярму государственной и светской официальной жизни, надевавшемуся на шею пушкинских современников вольно и невольно.
Стремление к личной независимости — одна из причин, вследствие которой поэзия Пушкина — да и жизнь Пушкина — не теряет своего свободолюбивого, «крамольного» характера и тогда, когда он расстался с политически оформленными мечтами о конституционной свободе. Была большая разница между верноподданными холопами, толпою окружавшими трон, и Пушкиным даже тогда, когда он проповедовал необходимость самодержавия и выражал самые искренние опасения перед возможностью народного мятежа в России. Люди, обвиняющие Пушкина в сервилизме, этого не чувствуют, но предержащие власти, начиная с самого царя, и добровольные соглядатаи это различие прекрасно учитывали. Они преследовали Пушкина даже тогда, когда он старался воспевать Николая; они создали вокруг похорон затравленного и убитого ими Пушкина обстановку похорон государственного преступника.
Как бы Пушкин ни относился к современному ему политическому строю, его идеал частной независимости отрицал все то, что было дорого активным проводникам режима. Его идеал подрывал устои, на которых держалось все здание не только политического, но и социального порядка. Пушкин презирал свет, в его блистательных представителях он разглядел разряженных холопов и невежд, светская мишура не могла скрыть от него подчиненной этикету праздной суеты. Эпиграмма Пушкина на его начальника по одесской ссылке Воронцова характеризовала не исключительное явление, а типическое. Большой свет в императорской России был учреждением весьма важным, хоть и не имевшим под собой юридической базы. В него входил двор, в центре его стоял царь. И царь, и Бенкендорф, и все его представители обоего пола строго следили за соблюдением его законов. Сколько доставалось Пушкину хотя бы за появление не в той одежде, которая полагалась!
Пушкин же относился к свету, как к
…мертвой области рабов,
Капральства, прихотей и моды…
(«Всеволожскому».)
Уезжающему в Москву приятелю своему Всеволожскому он дает совет, продиктованный сознанием превосходства частной, личной жизни над официальной, светской:
Держася моего совета
И волю всей душой любя,
Оставишь круг большого света
И жить решишься для себя.
Послание Всеволожскому написано в раннем периоде творчества Пушкина. Оно окрашено в самые яркие цвета эпикурейского счастья, которым должны наградить независимость и воля. Представление о счастье с возрастом у Пушкина менялось, становилось все серьезней, но отношение его к свету, к официальной общественности царской России не менялось, становясь лишь продуманней и злее. Свет — царство скуки; мало того, свет не только скучен, — он еще вдобавок подл. Для портретов великосветских заправил он не пользовался смягчающими красками, примененными им для характеристики среды Лариных, деревенских помещиков, удаленных от двора и столичной знати:
Не знаю где, но не у нас
Достопочтенный лорд Мидас,
С душой посредственной и низкой,
Чтоб не упасть дорогой склизкой,
Ползком прополз в известный чин
И стал известный господин.
Еще два слова об Мидасе:
Он не хранил в своем запасе
Глубоких замыслов и дум;
Имел он не блестящий ум,
Душой не слишком был отважен;
Зато был сух, учтив и важен.
Льстецы героя моего,
Не зная, как хвалить его,
Провозгласить решились тонким… и пр.
«Дрянь александровского поколения», по выражению Герцена, заполнившая жизнь после разгрома лучших людей двадцатых годов, оценена в этом отрывке вполне по достоинству.
Одно из лучших изданий поэта. 1937 г.
В деловую компетентность официальных вершителей судеб Пушкин не верил. В одной эпиграмме, отбиваясь, по-видимому, от упреков в праздности и плохой службе, — а свои служебные обязанности Пушкин умел всегда сводить к минимальной формальности, — он очень метко ответил:
Как брань тебе не надоела!
Расчет короток мой с тобой:
Ну, так, я празден, я без дела,
А ты бездельник деловой.
Пушкин знал, что официальный мир — и служебный и светский — складывался из угнетателей, светогасителей и бездельников-паразитов, обманывавших себя и других видимостью дела, хождением на службу. Чем разделять бесчеловечие и скуку этой чинной лицемерной обязательной жизни, Пушкин предпочитал ничем не стесненное сообщество эпикурейского кружка своих личных
