Читаем без скачивания Люди в сером 2: Наваждение - Кирилл Юрченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот, посмотрите, товарищи, до чего может довести человека его фанатичная страсть к науке, принимающая угрожающие черты. Не ваша вина в том, что вы решили довериться Кулагину! Каюсь, это была моя ошибка рекомендовать его вам. Вы просили меня взглянуть на его бумаги. Пожалуйста!.. Нет, я, конечно, понимаю! Мы все ученые…
Он, наконец, вылез из-под стола и подвинул бумаги к агентам. С удивлением Вольфрам обнаружил, что эти листы с корявыми надписями и рисунками, похожими на старания идиота, — почти в точности такие же, как найденные в квартире Кулагина.
— А что это? — спросил он.
Дымов перестал хихикать.
— Ну как же… Вы же сами мне их дали, чтобы я…
Вольфрам подстроил прибор, слегка усилив действие.
— Да-да, конечно, помню, — сказал он. — И каков ваш ответ?
— Боюсь, мой ответ оскорбит ваш слух! В то время как вы давали Кулагину совершенно четкое техническое задание, он позволил себе посмеяться, и выдал вот эту, извиняюсь за выражение, ахинею!
Вольфраму показалось, что профессор начал заводиться и готов был забрать бумаги из рук Вольфрама, чтобы самолично разорвать их на мелкие кусочки. Пришлось еще усилить над ним контроль. Но вместо того, чтобы поддаться действию прибора, Дымов неожиданно обмяк и уронил голову на стол. Анисимов поспешил к нему, дотронулся рукой до шеи, проверяя пульс, затем заглянул под столешницу.
— Ха!
Он извлек оттуда маленький граненый стакан и графинчик, в котором плескались остатки прозрачной, цвета бледного чая жидкости. Он осторожно понюхал стакан и горлышко графина.
— Похоже на коньяк.
— Горе заливает, — разочарованно кивнул Вольфрам и достал из кармана прибор. Индикатор на нем светился красным, подсказывая, что испытуемый выпал из зоны воздействия. — Надо было использовать более тонкую подстройку.
— Кто ж знал, что он пьян!
— Я начал догадываться, — чувствуя за собой вину, ответил Волков. — И как теперь быть? Я хотел задать ему еще кучу вопросов.
— Подождем, — сказал Анисимов и посмотрел на часы.
К сожалению, помимо особенностей настройки, у прибора был еще один существенный недостаток — поскольку он вовсе не раскрывал память «клиента», приходилось задавать наводящие вопросы, и всегда оставался шанс выпустить из внимания что-нибудь важное. Поэтому, пока Дымов находился без сознания, Вольфрам спешно продумывал план дальнейшей беседы. Но никаких толковых мыслей в голову не лезло.
Минут через десять томительного ожидания, Дымов начал проявлять признаки жизни. Разлепив веки и подняв голову, он уставился на гостей. Его взгляд был испуганным, как будто он осознал, что никогда в жизни не видел сидевших перед ним людей. Вольфраму неизбежно пришлось снова задействовать прибор. Наученный прошлым опытом, он как можно плавней добавлял мощность. Настроение Дымова менялось на глазах.
— Извините. Кажется, я позволил себе немного лишнего.
Дымов снова хотел рассмеяться, но под строгим взглядом Анисимова передумал.
— Кто еще мог знать о работах Кулагина, кроме нас с вами? С кем из сотрудников у него были тесные отношения? — перешел к вопросам Вольфрам.
Дымов скривился, из чего следовало — ни с кем.
— Он же нас всех за ученых-то не считал… Я ведь как думал. Что его кандидатура самая подходящая — нелюдимый, как Герасим… Ну, я и посчитал, что это хорошо в плане секретности. Но кто ж знал, что он так подведет и вас и меня?..
Далее, отвечая на вопросы Вольфрама и Анисимова, профессор начал выкладывать все, что в обычном своем состоянии никогда не доверил бы чужим людям.
Насколько теперь знали агенты «Консультации», Кулагин оказался довольно сложной личностью, не слишком симпатичной и вдобавок по-настоящему одержимой. Этакий классический мизантроп, отшельник, упивающийся своей гениальностью и презирающий обычных смертных. Но в плане ума это был, конечно, выдающийся человек. На его работах, по сути, держалась институтская верхушка, не исключая директора, профессора Дымова. Кулагин буквально фонтанировал идеями и раздаривал их всем подряд, лишь бы не мешали работать, как ему надо: таким образом он откупался от всяческих собраний, субботников и прочих обязаловок, вменявшихся каждому сотруднику. В институте Кулагина недолюбливали за высокомерие, но не удивительно, почему написали такой пышный некролог, не только из-за регалий — ведь на его подсказках выросла целая плеяда дармоедов, дальнейшая научная судьба которых теперь попадала под большой вопрос. Как будто в отместку за скоропостижную смерть, не входившую в их планы относительно Кулагина, институтские коллеги даже не удосужились приехать на кладбище. Обошлись некрологом и недолгим прощанием в ритуальном зале. У могилы набралось от силы десять человек, все — родня, пришедшая почтить память непутевого родственника.
Кое-что Дымов рассказал и о последней работе Кулагина. Выходило так, что Дымов принимал агентов «Консультации» за неких когда-то явившихся к нему таинственных заказчиков, которых в свое время свел с ученым. В чем же конкретно состояла задача Кулагина, он понятия не имел — его не посвятили. О том же, что в результате получилось, не знали и сами заказчики. Иначе бы не оставили Дымову на изучение записи, взятые из квартиры ученого. Агентам оставалось радоваться, что «заказчики» не забрали все бумаги, очевидно, им и в голову не приходило, что еще кто-то проявит к ним особый интерес.
— Мы вынуждены забрать у вас эти бумаги, — твердо сказал Вольфрам, показывая на листы.
— Да, конечно, они же ваши, — с легкостью согласился Дымов.
— Ну, а что, все-таки, могут означать эти записи?
— Ах, если бы я знал!
— Когда Кулагин принес вам эти документы?
— Да буквально перед смертью.
— Какие странности в поведении Кулагина вы замечали в последнее время? — Вольфрам продолжал сыпать вопросами наугад, надеясь на какую-нибудь зацепку.
— Да никаких. Если не считать того, что он весь — сама Странность. И это еще мягко сказано. Хотя…
В глазах Дымова что-то мелькнуло. Вольфрам ощутил это скорее интуитивно, чем понял по взгляду. Он даже вспотел, подстраивая прибор, чтобы не навредить клиенту и в то же время заставить его выложить информацию, к которой даже под воздействием «либерализатора» у Дымова было весьма неоднозначное отношение.
— Это, конечно, какая-то ерунда… — Профессор побледнел.
— Что? Говорите, что вам кажется?..
Вольфрам решил полностью выключить прибор, дать Дымову секунду-две на то, чтобы думать свободно, а затем снова вернуть прежний уровень. Анисимов, догадавшись, что происходит, издал возглас и даже приподнялся, желая остановить своего заместителя, но Вольфрам и сам понял, что совершает ошибку. К сожалению, было поздно. Профессор покачнулся, и в этот раз пришлось подхватить его, чтобы тот не рухнул на пол.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});