Читаем без скачивания Путешествие оптимистки, или Все бабы дуры - Екатерина Вильмонт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мурашка, как здорово, что мы встретились! По-моему, ты с годами даже лучше стала, красивее, увереннее!
– А ты, Вавка, совсем не изменилась, даже вроде и не постарела!
– Скажешь тоже!
Тут явились из кухни Котя и Даня с Любой, потом подоспели Лиза и Паша, разговор стал общим, громким, сумбурным и веселым.
– Любашка, а где твой Шац?
– Скоро явится, за гитарой поехал.
– Он поет?
– Ой, не надо!
– А что, плохо?
– Сама услышишь!
Затем пришла еще одна очень славная семья, две сестры и муж одной из них. Они тоже учились с моими ребятами в ульпане. Стас громко кричал:
– Ну, кого ждем? Вы хотите, чтобы я с голоду подох? Или дайте заморить червячка, или я разорю ваш роскошный стол.
Как приятно, как весело и мило, вот если бы не пришли Генриетта и Марат, все было бы просто чудесно.
– Даня, а где Генриетта Борисовна?
– Вы же знаете маму, она всегда приходит последней. Кстати, Кира Кирилловна, мама теперь называет себя только Еттой и не признает отчества.
– Старается отряхнуть прах? – не удержалась я.
– Вот именно. Звонят! Вы откроете, или лучше мне?
– Иди открывай!
Явилась еще одна молодая пара, друзья Дани и Дашки.
Но где же Марат? Неужели не придет? А может, он хочет обратить на себя всеобщее внимание? Но это уж что-то из репертуара дорогой Етты. Чего я так волнуюсь? Надо взять себя в руки. Опять звонок. Сердце падает, теперь-то уж точно он. Я кидаюсь к двери, распахиваю ее и… на пороге стоит, по всей видимости, Любкин Шац, с гитарой и зеленым пластмассовым ведром, из которого торчит коробка конфет.
– Вы Кира? Очень рад, а я Боря, но обычно все зовут меня по фамилии – Шац! Будем знакомы!
– Очень рада, Боря!
У него хорошая улыбка, приятное доброе лицо, но при этом есть в нем что-то чуть-чуть нелепое.
– Заходите, заходите, Боря!
Он вытаскивает из ведра конфеты и вручает мне.
– Это вам! А ведро Даше, она сказала, что у нее плохое!
– Спасибо, очень кстати, ведро действительно никуда не годное! Дарья, иди сюда!
Ко мне подошел Котя и отвел меня на галерею.
– Давай постоим тут немного, а то там такой гвалт! Кузя, ты чего такая напряженная? Из-за Марата?
– Ну конечно! Понимаешь, Дашка мне объявила, она, дескать, просто уверена, что он ее отец. А я сдуру призналась, не могла больше скрывать, но взяла с нее слово, что она сегодня не покажет виду. И все равно я волнуюсь, а вдруг он сбежал, испугался, каково ей будет?
– Кузя, ты уж не столько его, сколько себя компрометируешь такими подозрениями – любовь, она, конечно, зла, но чтобы уж такой козел…
Снова звонят.
Котя берет меня за руку.
– Не дергайся, найдется кому открыть. Ты сегодня такая красавица, – страстно шепчет он и целует меня в шею – понимает, что нельзя портить макияж!
– О, Марат Ильич! Здравствуйте, заходите, прошу вас! – слышу я любезное Дашкино щебетанье. Надо пойти ей на помощь, наверняка ей сейчас тоже трудно, моей девочке.
– Мама, иди сюда, Марат Ильич пришел!
Я расправляю плечи и с милой улыбкой иду к дверям.
Марат слегка растерян. Но выглядит отлично – на нем почти белый пиджак и темно-синяя рубашка без галстука. В руках он держит гигантскую круглую коробку, больше всего напоминающую старинную шляпную картонку. «Уж не шляпу ли он принес в подарок?» – мелькает у меня дурацкая мысль.
– Кира, это тебе!
– Боже, что это, шляпа?
– Нет, почему шляпа, это торт! Вместо цветов! Вот это тоже тебе, а это Даше.
Даше он подарил тоненькую золотую цепочку с крохотной буквой Д, а мне довольно красивый шелковый платок с видами Иерусалима. Подарок с намеком!
– Дашенька, торт лучше поставить в холодильник, а то, боюсь, он может растаять!
– Это что, мороженое? – ужаснулась я.
– Да, я заказал у Семена, – гордо заявил он. —
Семен шлет тебе привет.
– Спасибо ему!
Дашка подхватила торт и унеслась с ним на кухню.
– Кира, дорогая, позволь тебя поздравить… Как же ты сегодня хороша… совсем как тогда…
– Когда?
– Когда мы встретились на углу, у магазина, после разлуки. Нет, пожалуй, ты сейчас даже еще красивее, в тебе появилось что-то новое, и потом, ты так элегантна…
– Онегин, я тогда моложе и лучше, кажется, была…
– Я и в самом деле чувствую себя как отвергнутый Онегин.
– Марат, к чему тут литературные реминисценции, я просто хотела сказать, что в молодости, как ни крути, женщины все равно лучше…
– Нет, ты сейчас так красива, что комок в горле…
– Ну, это не от моей красоты, а от некоторой неловкости, которую ты, вероятно, испытываешь? Расслабься и успокойся, никто тебя тут не съест. Вот, друзья, позвольте вам представить моего очень давнего знакомого Марата Ильича Русакова. Мы с ним двадцать лет не виделись и случайно столкнулись в Иерусалиме. Прошу любить и жаловать!
– И я тоже должен его любить? – поинтересовался Котя, подходя ко мне вплотную. – А меня ты не хочешь представить публике?
– Да ты уже со всеми перезнакомился…
– Ах так, тогда я сам представлюсь. Господа! Господа, прошу минутку внимания!
Но тут опять раздался звонок. Слава Богу, а то он наверняка заявил бы, что я его невеста или что-то в этом роде. Сейчас это было бы не слишком уместно.
– О Кира, сколько лет, сколько зим!
Любимая сватья явилась. И впрямь, как всегда, последняя.
– Добрый день, Генриетта, – нарочно сказала я, и мы с нею смерили друг друга не слишком нежными взглядами – точь-в-точь две кобры.
– Кирочка, но мы же теперь родственницы, а в этом качестве еще не виделись! Давайте поцелуемся!
– Давайте, – с омерзением согласилась я, – но только по-русски мы не родственницы, а свойственницы.
– Ах, я уже забываю русский!
Русский она, видите ли, забывает, а на иврите – мне Дашка говорила – ни в зуб ногой. Значит, есть надежда, что вскоре она будет просто мычать.
– Кира, а вы отлично выглядите! И какой туалет! Это вы, конечно, уже здесь купили?
– Да нет, привезла из Москвы!
– Быть не может!
– Ну почему же? В Москве сейчас магазины со всего света, – хорохорилась я в патриотическом запале.
– Что вы говорите! – неискренне удивилась она, обводя взглядом гостей. Взгляд ее остановился на Коте. – Кира, а кто этот интересный мужчина?
– Мой жених, – не удержалась я, – но это пока секрет, Генриетта, прошу вас, никому ни слова!
– Кирочка, я здесь отбросила первую часть имени, меня теперь зовут просто Етта, здесь это звучит естественнее.
– Хорошо, буду знать!
– Мамуля, все в сборе, можно садиться за стол! Садитесь, садитесь! – закричала Дашка.
Началась обычная суета, но наконец все расселись. Я сидела между Котей и Любой. Марат оказался напротив, Дашка села рядом с ним.
– Кто у нас будет тамада? – кричали гости.
– Я! – вызвался Шац.
– Ничего подобного! – заорал Стас. —
Тамадой всегда и везде бываю я. У меня есть грузинские корни!
– Ввиду отсутствия грузинских корней предоставляю эту обязанность вам, – согласился Шац.
– Итак, друзья мои, первый бокал мы поднимем за двух наших новорожденных – мою старинную подружку Киру и ее замечательную дочку. Ура!
– Грузинские корни, видно, очень глубоко зарыты, – проворчал Котя.
Пока все было отлично – народ насыщался.
– Дашка, пироги ты пекла?
– Нет, это мама!
– А рыба? Какая великая женщина готовила эту рыбу?
– Про рыбу я все знаю, – рявкнул Стас, – такую рыбу я имел честь неоднократно вкушать в доме моей подруги Киры! Ее мама готовила гефилтер фиш божественно, и Кира стала ее достойной продолжательницей, она не только превосходная художница, но и великая кулинарка! Так выпьем же за эту рыбу – красивую, умную, талантливую, ох, что это я плету, выпьем за эту женщину…
Все смеялись, жевали, произносили тосты – словом, обычная застольная кутерьма. Лишь иногда я ловила на себе взгляд Марата – в нем читались изумление и тоска.
– Кирка, – прошептала вдруг Люба, – знаешь, а у него и в самом деле невыносимые глаза. Его жалко!
– Ага, теперь ты меня понимаешь! – шепнула я в ответ. – Марат, что-то ты плохо ешь, – обратилась я к нему. – Тебе не нравится?
– Да что ты, Кирочка, все удивительно вкусно! Ты, кстати, тоже ничего не ешь!
– Вполне естественно, я ведь все это готовила, мне не хочется.
– Как тогда… – неслышно произнес он, а я прочитала по губам.
Что же он со мной делает, я не могу оторваться от его глаз, что за власть они надо мной имеют!
Люба толкает меня в бок:
– Ты спятила? Если тебе на всех наплевать, хоть Котю пожалей.
С усилием оторвав взгляд от Марата, поворачиваюсь к Коте, который сидит мрачнее тучи.
– Кира, выйди на минутку в кухню!
Ого! Уже не Кузя, а Кира!
– Что случилось?
– Ничего! Прошу, выйди!
– Хорошо!
Я вышла на кухню, прихватив с собою освободившееся блюдо от рыбы. И тут же за мной явился Котя.
– Кира, не смей на него так смотреть!
– Как?
– Не знаю, но это непереносимо! Ты глаз с него не сводишь. А между нами, смотреть там не на что!