Читаем без скачивания Властелин Колец - Джон Толкин

Наркисс вроде бы и сыпал словами по-прежнему, и так же деловито суетился. Однако же постояльцев у него, может, и совсем не было, тишина несуразная; только из Общей залы доносились немногие приглушенные голоса. Лавр нес две свечи, и виднелось его лицо – увядшее и угрюмое, не то что прежде.

Они шли за ним по коридору к тем комнатам, что занимали в страшную ночь год с лишним назад. Им было грустно: старина Лавр недоговаривал, а дела-то у него, видно, шли плоховато. Но они пока что помалкивали, ждали, что будет дальше.

И дождались: господин Наркисс собственной персоной явился к ним после ужина проверить, все ли хорошо. А все было очень даже неплохо: как там дела ни шли, а пиво и съестное в «Пони» хуже не стали.

– Нынче вечером в Общую залу я вас, само собой разумеется, не буду приглашать, – сказал он. – Вы же устали, а там и народу-то сегодня совсем немного – бывает. Но коли вы мне уделили бы с полчасика перед сном, ну так, для разговору, оно бы и неплохо, да и заснется лучше.

– Вот-вот, – сказал Гэндальф, – тебя-то мы и ждали. За нас не волнуйся, мы не так чтоб уж слишком утомились, потихоньку ехали. Правда, промокли, продрогли и проголодались, но это, спасибо тебе, позади. Присаживайся! Нам бы немного трубочного зелья, мы бы тебя расцеловали.

– С чем плохо, с тем плохо, – причмокнул Наркисс. – Большая нехватка, у нас теперь только и есть, что сами растим, а это пустяк пустяком. Из Хоббитании нынче ни тебе листика. Ну, я уж покопаюсь в закромах-то, авось найдется.

Нашлась пачка неразрезанного табака, пятерым курильщикам на день-два.

– Южнолинчский, – сказал Наркисс. – Это у нас самый лучший, но куда ему до южноудельского, я и всегда так говорил, хотя вообще-то Пригорье ничуть не хуже Хоббитании, я, конечно, извиняюсь.

Его усадили в большое кресло у камина, Гэндальф сел напротив, а хоббиты между ними на табуреточках. Разговаривали они отнюдь не полчасика, и уж новостей господину Наркиссу хватило с избытком; впрочем, и он в долгу не остался. От их рассказов Лавр попросту опешил: ни о чем подобном он в жизни не слыхивал и лишь твердил как заклинание: «Да не может быть!» – на разные лады.

– Да что вы говорите, господин Торбинс – или, простите, господин Накручинс? Все-то у меня в голове перекру… перепуталось. Да вы шутить изволите, господин Гэндальф? Батюшки-светы, ушам не верю! И это в наши-то времена? Ай-яй-яй!

Наконец настал его черед: ему тоже было о чем порассказать. Оказывается, хозяйничал он с горем пополам – да что там, честно говоря, все из рук вон плохо.

– К Пригорью никто нынче и близко не подъезжает, – сказал он. – А пригоряне сидят по домам, замкнувши ворота на двойные запоры. А все почему: все из-за тех чужаков, из-за отребья, которое – может, помните? – понабежало в Пригорье Неторным Путем год назад. Потом их стало как собак нерезаных. Всякие там были, конечно, были и бедолаги обездоленные, но все больше народ опасный, ворье и головорезы. И ведь у нас в Пригорье – это у нас-то в Пригорье! – поверите ли, до драки дошло. Честное, скажу вам, слово, дрались не по-здешнему, а сколько народу убили, и убили до смерти. Да вы же мне не поверите!

– Поверю, поверю, – сказал Гэндальф. – Много ли народу погибло?

– Трое и двое, – отвечал Наркисс, разумея отдельно людей и хоббитов. – Убили беднягу Мэта Бересклета, Разли Яблочка и коротыша Тама Деловика из-за Горы, а заодно, представьте себе, Вилла Горби с дальних склонов и даже одного Накручинса с Пажитей – вот такие были мужики, очень их не хватает. А Бит Осинник и Горри Козельник, который стерег Западные Ворота, – эти переметнулись и с теми убежали: скажу вам по секрету, они-то их наверняка и впустили. В смысле когда была драка, в ту ночь. Потому что им еще раньше было сказано: давай отсюда – и пинка на прощанье, ну как то есть раньше, еще до Нового года, а драка была, точно говорю, в новом году, как раз снегу навалило.

Ну и пусть бы их, ладно, живут себе и живут с лиходеями, где там они живут – в Арчете или в северной пустоши. Прямо как не сейчас, а тыщу лет назад, расскажи – не поверят. В общем, по дороге не проедешь ни туда, ни сюда, и все на всякий случай спозаранку запираются. А вдоль ограды, конечно, ходят сторожа, и возле ворот стоят заставы – это по ночам-то.

– Скажите пожалуйста, а нас никто не тронул, – удивился Пин. – И ехали мы медленно, и не остерегались. Ничего себе, а мы-то думали, что все безобразия позади.

– Ох, господин Перегрин, не позади они, а впереди, – вздохнул Наркисс, – вот ведь беда-то. Это, знаете, немудрено, что они к вам не подступились. Еще бы: тут тебе и мечи, шлемы, и щиты, и вообще. Впору бежать да прятаться: я и то малость струхнул, как вас увидел.

Так вот оно что! Дивятся-то вовсе не чудесному их возвращению, а их диковинному виду. Сами они привыкли к воинам в ратном доспехе, и невдомек им было, что из-под их плащей сверкали кольчуги, на головах были причудливые гондорские и ристанийские шлемы, щиты украшены яркими гербами и что у себя дома они выглядели опасными чужестранцами. А тут еще Гэндальф в белом облачении и шитой серебром синей мантии, с длинным мечом Ярристом у бедра, верхом на огромном сером коне.

Гэндальф рассмеялся.

– Ну-ну, – сказал он, – если они попрятались от нас пятерых, то видывали мы врагов и пострашнее. Стало быть, нынче-то ночью можете спать спокойно.

– Да вы же сегодня здесь, а завтра там, – вздохнул Наркисс. – Чего ж бы, конечно, лучше, коли б вы у нас погостили. Мы ведь к таким делам непривычные; опять-таки, говорят, и Следопыты эти все куда-то подевались. Правду сказать, в долгу мы перед ними, зря языки чесали. Да и не только грабители нас донимают: с ними мы бы еще, может, как-нибудь управились. Волки зимой завывали у самой ограды. А в лесах завелись какие-то черные твари, привиденья не привиденья, про них и подумать-то страшно, аж зубы клацают. Короче, живем лучше некуда, извините за прямоту.

– Да, хорошего мало, – согласился Гэндальф. – В этот год в Средиземье едва ли не всем худо пришлось. Но теперь прочь унынье, Лавр! Общая беда вас лишь краем задела, и я очень рад, что не прихлопнула, а могла. Настают, однако же, иные, добрые времена – таких, может статься, ты и не упомнишь. Следопыты возвратились, мы ехали вместе с ними. Главное же, любезный мой Лавр, – Государь вернулся на трон, и он вас в обиду не даст, скоро сам увидишь. Скоро Неторный Путь станет торным, поскачут гонцы во все концы, а уж на север тем более, в Глухомани изведут нечисть, да и самой Глухомани не будет, распашут ее пришельцы.

Наркисс недоверчиво покачал головой.

– Проезжих побольше – это я не против, ежели приличный народ, – сказал он. – Только всякого там разбойного сброда с нас хватит. И вообще чужакам нечего ни в Пригорье соваться, ни возле Пригорья болтаться. Нам лишь бы жить не мешали. А то, знаете, набегут невесть какие невесть откуда, начнут – да не селиться, шляться будут, и Глухомань-то всю загадят.

– Не тревожься, Лавр, жить вам не помешают, – сказал Гэндальф. – От Изена до Сероструя, от Брендидуима до юго-западных побережий могут расселиться целые народы, и все равно ближние к вам селенья будут за несколько суток езды. И за сотню миль отсюда к северу, там, где нынче совсем заглох Неторный Путь, прежде много жило людей – и на Северном Нагорье, и на берегах Тусклоозера.

– Это где же, у Покойницкой Гати, что ли? – еще недоверчивее спросил Наркисс. – Да там, говорят, кругом привиденья. Разбойник и тот забрести туда побоится.

– Следопыты не боятся туда забредать, – сказал Гэндальф. – Покойницкая Гать, говоришь? Да, я знаю, давненько так именуются у вас тамошние развалины; а на самом деле, Лавр, это Форност-Эраин, Северн Великокняжеский. И недалек тот день, когда нынешний Государь отправится туда, чтобы воздвигнуть заново древнюю столицу Арнора. Ну и пышная же свита проедет через Пригорье!

– А что, оно, пожалуй бы, и неплохо, – заколебался господин Наркисс. – Может, и дела чуток поправятся. Если только он, этот ваш Государь, не станет наводить в Пригорье свои порядки.

– Не станет, – пообещал Гэндальф. – Ему и ваши порядки сгодятся.

– Ну да? – озадаченно усомнился Наркисс. – Хотя и то сказать, что ему наши порядки: сидит себе сотни за три миль от нас на высоком троне в огромном замке и попивает вино – из золотой небось чаши. Какое ему дело до моего «Пони» или до моего пива? Кстати скажу, пиво-то у меня хорошее, еще даже лучше прежнего, над ним Гэндальф прошлой осенью поколдовал, и с тех пор все пьют не нахвалятся. Уж такое спасибо, уж такое утешенье!

– Ишь ты, даже лучше прежнего, – заметил Сэм. – А он-то говорит, у вас пиво всегда было отличное.

– Кто говорит, Государь?

– Он самый. Бродяжник, главарь Следопытов. А до вас это разве еще не дошло?

Тут наконец дошло: на широком лице господина Наркисса изобразилось несказанное изумление – глаза округлились, рот разинулся до ушей, и он крякнул.

– Бродяжник, ну и ну! – выговорил он, когда снова обрел речь. – На троне, в короне и с золотой чашей! Батюшки, это что ж теперь будет?