Читаем без скачивания Малавита - Тонино Бенаквиста

Ему оставалось только прогладить серый пиджак тонкой шерсти, сунуть во внутренний карман билет и поцеловать жену.

— Что изменится?

— Персель намекнул, что неплохо бы слетать из Банкока в Чангмай и обратно, уладить дело с одним поставщиком. В любом случае, я позвоню.

Прежним, еще ласковым жестом Сандрин поправила мужу воротник и впервые за утро улыбнулась ему. В дверном проеме он поцеловал ее в щеку и направился к поджидавшему такси.

— Дорогой! Чуть не забыла! — солгала она, выхватив из кармана халата сложенную газету. — В этом году Алекс участвовал в школьном конкурсе, он написал поэму, и ее выбрали из многих других! Ему будет приятно, если ты прочтешь. Вдруг заскучаешь во время полета…

Застигнутый врасплох, он взял «Газету Жюля Валлеса», не зная, что с ней делать, и сунул к себе в чемодан.

* * *

Самолет взлетел вовремя, погода была ясная, салон — почти пустой и стюардесса хорошенькая, как конфетка. Скучать во время полета? Знала бы Сандрин… Если б только она могла вообразить… Нет, лучше ей ничего не воображать. Позднее прозрение — ужасный удар, и Филипп Массар только в свои сорок четыре года понял, что он создан для всего этого: для перелетов, пересадок, бизнеса, переводчиков, «английского — свободно», для отелей «Хилтон» — зашел и вышел, для разных стран — прилетел — улетел, для ужинов в ресторанах — попробовал и ушел; единственно имели значение скорость, искажение времени и расстояний. Филипп Массар не знал ничего прекрасней в мире, чем раскрытый лэптоп на кровати в номере люкс сиднейского отеля «Шератон». Впрочем, все в его новой жизни казалось ему эстетичным, начиная с собственных жестов, которые он как бы видел со стороны: как много их, и жесты отправления — только прелюдия, им на смену придут другие, и время между двумя часовыми поясами пролетит быстро. За обедом, держа в руке бокал шампанского, он прочитал меню, не в силах сделать выбор между филе трески и седлом барашка, и как можно дольше задержался в этой сладкой нерешительности, прислонившись лбом к иллюминатору. В ожидании еды пролистал журнал авиакомпании «Эр Франс» и секунду с волнением разглядывал индийскую красавицу в традиционном костюме, которая иллюстрировала статью о текстильной промышленности Мадраса, — и вспомнилась Сандрин во фланелевом халате. Он любит ее, вопрос не в том. За четырнадцать лет брака они столько прожили и столько всего преодолели. Да, я люблю ее. Он минуту цеплялся за это убеждение, пытаясь ощутить его как очевидность. Он ее любит. Ясное дело. Он не может сомневаться в любви к ней. Да и как можно усомниться в любви? По каким признакам? Даже найди он эти признаки, все равно не поверил бы. Есть ли пары, не подверженные разрушающему действию времени? Как порывы душевной теплоты через четырнадцать лет могут остаться неизменными? Мурашки внизу живота, когда она только покупает лифчик, шквал поцелуйчиков без всякого повода, почти неприличные объятия на публике. Все это в прошлом, но все это было, и это главное. Да, он-то еще любил ее, но по-другому. Он по-прежнему восхищался ее фигурой, несмотря на годы, ему казалось, что она даже стала трогательней. Он любит Сандрин, чего уж тут думать. Я люблю свою жену. Глупо даже задаваться таким вопросом. Он любит ее, какие тут сомнения. Он любит ее, даже если желание куда-то делось. Даже если ему случается мечтать о других женщинах. Вот именно что мечтать. Он никогда не изменял Сандрин. Или делал это так далеко за пределами Франции, что не в счет. Он любит ее, а это что-нибудь да значит, даже в наши дни, правда? Он любит ее, проблема в другом. Как бы то ни казалось парадоксальным, он меньше ощущал ее присутствие. Он по долгу фирмы бороздил земной шар, а ощущение было такое, что это Сандрин отдалялась от него. С тех пор как его карьера прибавила газу, она следила за тем, что с ним происходит, издалека и все меньше играла роль партнера, соратника, который хранит основы. Они перестали быть командой-победительницей. Он чувствовал, что теперь Сандрин больше озабочена тем, что станет с Алексом или Тимоти, а не с ним. Складывалось впечатление, что он доездился до того, что про него стали забывать. Это вообще черт знает что, но проще всего объяснить все именно так.

А ведь сколько он работает — и единственно ради блага семьи. Доедая грушевую шарлотку, он вдруг со всей ясностью осознал: уходящие на фронт обречены на одиночество.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить, господин Массар?

Стюардесса уже встречала Филиппа во время одного из предыдущих полетов и помнила, как подавала ему две рюмки грушевого ликера на подлете к аэропорту Сингапура. Страх перед посадкой тут был ни при чем, но глоток спиртного задавал тон всей поездке и позволял ему найти правильный ритм. В Бангкоке главное был тайминг. По выходе из самолета такси отвезет его в его отель «Грейс» на Сукхумвит. Затем последует долгий теплый душ и переодевание в свежую одежду, потом сухой мартини на террасе бара, в роскошном патио, окруженном вентиляторами, — в ожидании прихода Перселя и генерального директора ФНУ «Таиланд лимитед», фамилию которого Филипп все никак не мог запомнить. Они поужинают в бамбуковом домике в Круа Тай Лао курицей по-лаосски с необъяснимым вкусом, чтобы быстро решить все текущие дела, назвать последние цифры, намекнуть на прирост капитала при посредстве конторы. Потом в виде компенсации пойдут выпить в традиционный бар Пат-Понга, без особых излишеств, чтобы не нарушить завтрашний день. Филипп, с рюмкой грушевого ликера в руке и взором, затерянным в туманных сумерках королевства Сиам, прокручивал продолжение поездки — гораздо более интересный фильм, чем тот, что демонстрировали в салоне. Дальше — пробуждение, легкий кофе, и сразу потом прямиком в Читлом, на повозке, на массаж к Абсаре, если она свободна, или к другой девушке на выбор, но ни одна не могла сравниться с Абсарой. В прошлый раз она сказала, что у него красивые глаза. Она как-то по-особому умела с ним обходиться, расслабить его прямо от порога, так обращаться с его телом, чтобы он оставил всякое сопротивление, вызывая с ходу эякуяцию после непреодолимого желания взять ее. Потом она тщательно массировала его, не щадя ни единого сустава, ни единого позвонка, и так до следующей эрекции и ее счастливого исхода, как говорилось в этом заведении. Покидая объятия Абсары, Филипп оставлял всю нервную и физическую усталость, связанную со сменой часовых поясов, и получал возможность наконец прожить пребывание в Таиланде по местному времени. В предвкушении этого маленького счастья он откинулся в кресле и закрыл глаза, смакуя последние капли ликера. Потом, готовясь к посадке, закрыл ежедневник и убрал его в портфель. Он заметил торчащий из бокового отделения загнутый угол газеты, которую Сандрин практически всучила ему насильно и о существовании которой он совершенно забыл. Из любопытства он вытащил газету и развернул ее, попутно пристегивая ремень.

Газета Жюля Валлеса… Что это еще за… ах да, школьная газета… Стихотворение Алекса… Его маленький Алекс, ставший таким большим после рождения младшего брата Тимоти… Алекс написал стихотворение… Как он переживет удар, которым станет теперь уже неизбежный развод? Он поймет. В любом случае, придется. Стихотворение? Ну, что ж… Немного старомодно, но трогательно. От нечего делать Филипп пролистал издание, не пытаясь сконцентрироваться, — идеальное чтение на время посадки. Пропустив редакторскую статью, совершенно не вызвавшую желания читать, он пробежал страницу комиксов — произведение учеников выпускного класса С2, потом с удивлением обнаружил, что ищет конкретно стихотворение Алекса, чтобы не надо было еще раз вспоминать о нем во время поездки. Для восстановления их слегка пошатнувшегося за последние месяцы единства он даже придумал небольшой комплимент, который скажет сыну. В содержании он обнаружил следующее:

«Сто вариантов смерти моего отца», автор Александр Массар.

Улыбка удивления на губах Филиппа. Странная гордость от собственного упоминания в качестве отца. Странное беспокойство от заглавия вообще, где слово «смерть» резануло глаза. Он кинулся на страницу 24, где длинное стихотворение сына было напечатано вертикально и занимало целый разворот.

СТО ВАРИАНТОВ СМЕРТИ МОЕГО ОТЦА

Отец умер, не оставив адреса. Ему умереть было некуда.Отец умер геройски на поле битвы, под пулями врага, которого знал он один.Отец умер на прошлой неделе, совершенно по-дурацки.Отец умер оттого, что не успел никого предупредить о своей смерти.Отец умер от усталости, вернувшись домой, — как лосось.Отец умер оттого, что смотрел несколько телевизионных каналов одновременно.Отец так и не смог пережить того, что оставил меня сиротой. Это его убило.Отец умер, как предписывалось в его техническом паспорте.Отец умирал столько раз, что в последний никто не поверил.Отца нашли мертвым в шкафу, а ведь он так боялся стать посмешищем.Смерть в саване и с косой постучалась в дверь, и отец пошел за ней, не поднимая шума.Отец умер, чтобы прояснить ряд вещей, которые казались ему туманными.Отец умер, потому что хотел достать с неба луну.Отец умер ни за что.Отец умер, думая, что один Бог поймет его поступок.Отец умер на другом конце света, как птица, обезумевшая от ветра.Отец умер вполне бессмысленно — как жил.Что новенького? Ничего. Ой, забыл: отец умер.Насколько приятней сказать, что отец — эмир, а не умер.Отец умер, как собака, на могиле своего хозяина.

Филипп сжал руками подлокотники, борясь со странным чувством тяжести в груди и пытаясь успокоить сбившееся дыхание. Через секунду страх буравчиком ввинтился ему в живот. Он поднес ладонь ко лбу, помассировал виски, — видимо, он не то прочел, его сын не мог написать такое, шутка слишком дурного вкуса, и Алекс слишком… слишком молод, слишком… Слишком — не слишком! Что за бред, Алекс не такой парень, чтоб… С французским у него вечно нелады, нет, это ошибка, Алекс не…