Читаем без скачивания Мегрэ и старая дама - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы почуяли ловушку. Это свидание в полночь вам не слишком нравилось.
Вы вернулись в отель, чтобы хорошенько все обдумать. И вдруг вам повезло: позвонил бедняга Анри, который к тому же изрядно выпил… Совсем недавно мы с ним беседовали, и этот разговор заставил его задуматься. Ему захотелось повидать вас, не знаю точно зачем, возможно, и он о чем-то догадывался.
А вы послали его в разведку, наказав ему, чтобы он пришел сюда, в «Гнездышко», ровно в полночь. Иначе говоря, это он, Анри Трошю, должен был попасть в ловушку Валентины… — Мегрэ помолчал несколько мгновений, потом продолжал: — Снимаю перед вами шляпу, мадам. Убийство Розы вы задумали безупречно. Но второе вы осуществили поистине с дьявольской ловкостью.
Вплоть до выключателя, который продемонстрировали мне сегодня вечером, — это ведь должно было послужить свидетельством, что в волнении вы могли забыть включить свет в саду.
И вот Анри убит. Брат и сестра в одну неделю!..
Знаете, что бы я сделал, не служи я в полиции? Я оставил бы вас здесь под охраной инспектора, а сам отправился бы в Ипор и поведал бы эту историю некоему Трошю и его жене. Я бы рассказал им, как, почему, и во имя чьих грязных целей и интересов они за несколько дней потеряли двух детей в расцвете сил! Я привез бы их сюда, вместе с братьями и сестрами ваших жертв, вместе с их соседями и друзьями…
Мегрэ увидел, как побледнел Тео, как он судорожно стиснул пальцами ручки кресла. Валентина вскочила и закричала вне себя:
— Вы не имеете права! Чего вы ждете, почему не отправляете нас в Гавр? Вы обязаны арестовать нас, во всяком случае меня.
— Значит, вы признаетесь?
— Ни в чем я не признаюсь! Но вы обвиняете меня и не имеете права оставлять меня здесь! («Кто знает, — мелькнуло у нее в голове, — может, Трошю уже знают и сейчас нагрянут сюда?!») Мы в цивилизованной стране, и каждый должен быть выслушан судом!
Она судорожно прислушалась к шуму, доносившемуся с улицы, и чуть было не бросилась к Мегрэ, словно ища у него защиты. Уже отчетливо был слышен шум мотора, а потом шаги в саду.
Валентина была, казалось, на грани сумасшествия.
Лицо ее потеряло обычную привлекательность, в глазах стоял ужас, она впилась ногтями в кулаки комиссара.
— Вы не имеете права! Вы не имеете…
Это не были Трошю, им еще ничего не было известно. Это прибыли из Гавра фургон и легковая машина с полицейскими и экспертами.
На добрых полчаса дом был отдан в их распоряжение.
Тело Анри вынесли на носилках. Эксперты фотографировали место преступления, собирали осколки стекла, которое раздробила пуля.
— Вы можете идти одеться, — сказал Мегрэ Валентине.
— А я? — спросил Тео Бессон, съежившийся, словно из него выпустили воздух.
— Вам, как мне кажется, предстоит уладить дела с собственной совестью.
Еще один автомобиль остановился на дороге. В дом ворвался Шарль Бессон:
— Что здесь произошло?
— Я ждал вас раньше, — сухо ответил Мегрэ.
Словно не понимая, что должна означать эта фраза, депутат стал оправдываться:
— По дороге у меня лопнула шина.
— Что побудило вас приехать сюда?
— Наш с вами недавний разговор по телефону, когда вы сказали мне о кольце.
— Понимаю. Вы узнали кольцо по моему описанию.
— Мне стало ясно, что Тео был прав.
— Значит, вам были известны подозрения Тео о том, что ваша мачеха сохранила подлинные драгоценности?
Он вам говорил об этом?
Братья холодно посмотрели друг на друга.
— Он мне этого не говорил. Но я все понял по тому, как он вел себя во время раздела имущества.
— Вы примчались, чтобы получить свою долю?
— Я ведь ни в чем не виноват. Кого сейчас отвезли в фургоне?
— Ответьте сначала, зачем вы приехали?
— Не знаю. Когда вы сказали мне про кольцо, я понял, что готовится какая-то мерзость. И подумал, что Тео попытается что-то предпринять, а Валентина не даст себя провести.
— Ну так вот, кое-что действительно произошло.
Только ваш старший брат позаботился о себе и вместо себя отправил на смерть другого.
— Кого?
— Анри Трошю.
— Родители… знают?
— Нет еще. Вот что я думаю: не послать ли мне вас сообщить им эту новость? Ведь как-никак вы их депутат.
— Наверное, я больше не буду депутатом после всего этого скандала. А Роза? Кто… ее?
— Вы не догадываетесь?
— Когда вы сказали мне о кольце, я подумал было…
— О вашей мачехе! Да, она. И вам придется все это объяснить вашим избирателям.
— Но я-то ведь ничего не сделал!
Прошло уже немало времени с тех пор, как Кастэн перестал записывать. С удивлением смотрел он на Мегрэ, машинально прислушиваясь к шагам наверху.
— Вы готовы? — крикнул комиссар, подойдя к лестнице.
Валентина не отвечала. Мегрэ прочел опасение во взгляде инспектора.
— Не бойся! Такие женщины себя не убивают. Она будет защищаться до конца. Будет драться зубами и когтями, найдет деньги, чтобы нанять себе лучших адвокатов. Она знает, что сейчас уже не отрубают головы старым женщинам!..
И действительно, Валентина спустилась к ним, как всегда похожая на изящную маркизу, как в тот раз, когда Мегрэ увидел ее впервые. Безукоризненно причесанные волосы, большие светлые глаза, ни морщинки на черном платье, и огромный бриллиант на корсаже — видимо, одна из «подделок».
— Вы наденете на меня наручники?
— Я начинаю верить, что вам бы это доставило удовольствие: как же, это было бы так театрально и придало бы вам вид невинной жертвы. Ну-ка, парень, уведи ее…
— Вы разве не поедете с нами в Гавр?
— Нет.
— Вы вернетесь в Париж? — спросил Кастэн.
— Завтра утром, после того как зайду за драгоценностями.
— Вы сами пошлете рапорт?
— Составь его. Тебе ведь известно теперь столько же, сколько и мне.
Кастэн окончательно перестал понимать комиссара.
— А что делать с этим?
Инспектор указал на Тео, который курил сигарету и старался держаться подальше от своего братца.
— Он не совершил преступления, которое прямо подпадало бы под действие закона. Он слишком труслив для этого. Но ты сможешь вызвать его в любое время, как только он тебе понадобится.
— Могу я уехать из Этрета? — спросил Тео с явным облегчением в голосе.
— Когда угодно.
— Проводите меня, пожалуйста, до отеля, там остались мои вещи и машина.
Да, конечно, он не меньше, чем Валентина, боялся Трошю. Мегрэ кивнул одному из инспекторов, приехавших из Гавра.
— Проводите этого господина. И разрешаю на прощанье дать ему пинок под зад.
Выходя из «Гнездышка», Валентина обернулась к Мегрэ и проговорила, еле шевеля губами:
— Вы считаете себя очень хитрым. Но последнее слово не за вами!
Мегрэ взглянул на часы, они показывали половину четвертого утра. Сирена, оповещающая о тумане, все еще продолжала завывать в ночной темноте. С ним остался лишь инспектор из Гавра, который заканчивал опечатывать двери, и Шарль Бессон, не знавший, куда девать свое огромное тело.
— Теряюсь в догадках, почему вы так грубо разговаривали со мной. Я ведь ничего не сделал!
Это была правда. И Мегрэ почувствовал нечто вроде угрызения совести.
— Клянусь вам, я никогда не мог даже предположить, что Валентина способна…
— Вы можете поехать со мной?
— Куда?
— В Ипор.
— Вы очень настаиваете на этом?
— В противном случае мне пришлось бы разыскивать такси, что нелегко в такой час.
Он вскоре пожалел о своей просьбе: Шарль нервничал, машину швыряло из стороны в сторону. Остановился он как можно дальше от низкого домика, который пятном выделялся из тумана.
— Вас подождать?
— Сделайте одолжение.
Бессон, сидевший в дальнем углу темной машины, слышал стук в дверь и голос комиссара, который произнес:
— Это я, Мегрэ.
Шарль видел, как зажглась лампа, как открылась и закрылась дверь. Он откусил кончик сигары.
Прошло полчаса, за это время Шарля не раз подмывало уехать. Затем дверь вновь открылась. Три фигуры медленно приближались к машине. Мегрэ открыл дверцу и сказал приглушенным голосом:
— Меня вы по пути подбросите до Этрета, а их отвезете в Гавр.
Мать, в траурной вуали, оставшейся от похорон Розы, то и дело начинала рыдать, зажимая рот носовым платком. Отец не проронил ни слова. Мегрэ тоже молчал.
В Этрета, выйдя перед своим отелем, он заглянул внутрь машины, разжал было губы, но не нашел что сказать и только медленно снял шляпу.
Он не стал раздеваться и не лег спать. В семь часов утра он доехал на такси до домика престарелой мадемуазель Серэ. То же такси доставило его до вокзала, он как раз успел на восьмичасовой поезд. Помимо чемодана, в руке у него был небольшой сафьяновый кошель в чехле непорочно-голубого цвета — точь-в-точь как глаза Валентины.