Читаем без скачивания Башни страха - Каролина Фарр

Его рука коснулась моей груди, пальцы нащупали на моей ночной рубашке верхнюю пуговицу и медленно поползли вниз. Ноги мои подкосились. Меня приподняли и снова заставили встать.

– Она уже ничего не вспомнит, – как бы оправдываясь, тихо сказала Джоан. – Она в полной отключке.

– Мы не можем так рисковать. Что же нам делать? Как только они вернутся, твой брат сразу же начнет ее искать. Ну-ка, принеси ей пальто, а то она совсем закоченела.

– Нет! Пусть она замерзнет!

– Делай, что тебе приказано! А вдруг к ней вернется память? Зачем же нам так рисковать? Надо сделать так, чтобы твой брат подумал, что она сама ушла. В одной ночной рубашке она этого не сделала бы. На ней должно быть пальто. А вот это положи рядом с ее кроватью.

Я почувствовала, как мужчина опустил руку в свой карман и что-то из него достал.

– У нее в комнате есть фонарик?

– Откуда я знаю? – недовольно пробурчала Джоан, принимая протянутый ей белый пакетик.

– Поищи. Да побыстрее возвращайся! Фонарик у нее должен быть.

Я поежилась. Мне было очень холодно, поскольку я стояла босыми ногами на ледяном полу, в одной топкой ночной рубашке, да еще и на сквозняке.

Пока мужчина держал меня, Джоан просунула мои руки в рукава принесенного ею пальто и надела мне на ноги туфли.

– Закрой дверь, – приказал ей мужчина. – Только тогда мы будем чувствовать себя в безопасности. Теперь они ее уже не найдут. Если только мы им не поможем.

Потайная дверь закрылась, и мы погрузились в кромешную темноту. Сквозняк мгновенно прекратился, и стало совсем тихо. Даже шум моря сюда не проникал. Дрожа от страха, я смотрела туда, где должна была находиться потайная дверь, тщетно пытаясь увидеть там хотя бы крохотную щелку.

Я услышала, как кто-то сказал какую-то глупость и противно рассмеялся. Это был смех сумасшедшего. Я не сразу осознала, что смеялась я.

Джоан что-то испуганно прошептала, луч фонарика скользнул по каменной стене и ослепил меня.

– Она "летает", – тихо произнесла девушка. – Теперь она точно лишилась рассудка.

– А на что ты рассчитывала, подсовывая ей свои таблетки? – раздраженно прошептал мужчина. – Ну, пошли! Отведем ее туда, где нашли Филдинга. А то скоро твой брат начнет ее искать. Но на это у них уйдет много времени. Но нам все равно надо спешить. Как нам выбраться из того Кошмара, который ты устроила, я уже придумал. Ты с фонариком иди впереди и освещай нам дорогу, а я один с ней справлюсь.

Луч фонарика заплясал по булыжному полу, усыпанному отколовшимися от стен и потолка мелкими камешками. Тайный ход оказался настолько узким, что, продвигаясь по нему, я плечами касалась стен. Каменная крошка, набившаяся в туфли, причиняла мне боль. Чувство времени и реальности происходящего со мной я давно потеряла...

И тут я увидела себя на дискотеке в Гринвич-Виллидж. Я танцую с Грегом. В зале гремит музыка, мигают разноцветные лампочки, и у меня такое ощущение, что мы с ним плывем по воздуху. Неожиданно мне становится страшно: на стенах прожектор начинает высвечивать огромные лица моих знакомых. Первой я вижу миссис Хейлсворт.

– А я, Эли, думала, что ты станешь мне второй дочерью, – укоризненно произносит женщина. – Сестрою Джоан...

Следом за ней появляется улыбающееся лицо Монти.

– А говорила, что умеешь ездить на лошади, – усмехается он.

– В ее седле была игла, – объясняет ему Грег.

Затем поочередно по стене проплывают другие лица: Джоан, Урсулы Грант, девочек, с которыми я училась. Они кружатся, исчезают, появляются снова, сливаются, приобретая черты друг друга. Их мелькание становится все быстрее. Кто-то сзади подталкивает меня к ним, но я сопротивляюсь.

– Быстрее! – слышу я крик. – Ну, быстрее же!

Неожиданно все куда-то исчезает: лица людей, зал дискотеки, музыка, разноцветные лампочки... И мой страх тоже улетучился. Я успокаиваюсь, и мне становится необыкновенно хорошо. Я чувствую, что меня кто-то держит за руку.

– Эли, я веду тебя повидаться с мамой, – слышу я голос отца.

– Да, я очень хочу ее увидеть, – отвечаю я.

Двери в конце длинного коридора перед нами открываются. Мы с отцом входим в комнату с ослепительно белыми стенами, Я вижу перед собой мужчину с добрым лицом. Он приветливо нам улыбается, но мне, не знаю почему, снова становится страшно. По мере приближения к нему страх мой возрастает. Мужчина стоит возле стола, похожего на операционный. На столе под простыней, судя по всему, лежит человек. Однако ни врачей, ни медсестер я рядом не вижу. Отец мой куда-то внезапно исчезает, и я остаюсь в белой комнате наедине с приятным мужчиной и тем, что лежит на столе.

– Вы – Эли Каванаф? – мягким голосом произносит он.

– Да... – неуверенно отвечаю я.

– Вам эта женщина знакома? – откидывая простыню, спрашивает меня мужчина.

Теперь я вижу, что это не операционный стол, а высокая мраморная плита. Я с ужасом вглядываюсь в лицо мамы. Оно у нее такое, каким я видела его в последний раз в городском морге. Лицо ее изувечено до неузнаваемости. Меня всю трясет, я медленно открываю рот и начинаю дико кричать.

– Да останови же ее! – раздается испуганный голос. – Урсула, ради всего святого, останови ее! Я этого не выдержу!

– Сюда, Эли, – слышу я женский голос. – Сюда...

Я снова в кромешной темноте. Кто-то хлопает меня ладонями то по одной щеке, то по другой. Один шлепок... другой... третий...

Пытаясь увернуться от чьей-то руки, я мотаю головой и с огромным трудом переставляю одеревеневшие ноги. Мы идем по узкому проходу, между каменными стенами, по которым пляшет яркое пятно от фонарика Джоан. Видимо, ее, как и меня, всю трясет. Я уже слышу, как она всхлипывает.

– Идиотка, перестань хныкать! – раздается злобный шепот. – В этом виновата только ты!

– Она сошла с ума! – шепчет в ответ Джоан.

– Ладно, успокойся, – бормочет кто-то. – А что ты себе думала? Хотя... откуда тебе знать, как они подействуют... Особенно на того, кто принял сразу две.

– Теперь я об этом жалею...

– Знаешь, может быть, нам нечего опасаться? Если к ней и вернется память, то ей, как безумной, никто не поверит. Как они поймут, где в ее словах правда, а где игра больного воображения? Да и сама она этого не поймет.

Справа от себя я вижу в стене огромную черную дыру и в страхе замираю. Меня подталкивают. К шуршанию камней под нашими ногами примешивается другой звук, и я понимаю, что это шум моря. Но это не рев воды в бухте Дьявола, а тихий плеск воли.

Я вижу перед собой чугунную дверь с решеткой в центре. Ее толстые прутья сильно изъедены ржавчиной. Дверь наполовину открыта, а за ней – камера. Окошка в ней нет. Меня вновь охватывает ужас, и я как утопающий за соломинку пытаюсь схватиться за прутья, но не успеваю. Получив удар в спину, я вваливаюсь в темную камеру и плашмя падаю на пол. Дверь за мной с громким скрипом закрывается. В отчаянии я вскакиваю на ноги, хватаюсь за чугунные прутья решетки и начинаю изо всех сил трясти дверь. Джоан светит фонариком своему любовнику, а тот задвигает тяжелый чугунный засов. Яркий луч света ослепляет меня, и я, закрыв глаза, отступаю назад.

– Не бойся, Эли, – слышу я голос Урсулы Грант. – Долго взаперти мы тебя не продержим. Тому, кто был здесь до тебя, повезло гораздо меньше. Его в эту камеру заточил Эндрю Хейлсворт и собирался убить. Но не успел: он, как и ты, Эли, сошел с ума и покончил с собой. А его пленника так и не нашли. Бедняга оставался в этой камере до тех пор, пока не превратился в пыль. Она у тебя под ногами. Он отсчитывал дни и делал зарубки. Ты их видишь, Эли? Вон они на стене, там же его имя. Для Джоан эти зарубки – главное доказательство того, что в нашем роду был сумасшедший.

– Не говори так! – кричит Джоан.

Луч фонарика скользит по стене и высвечивает на камне черточки и буквы. Но мне они уже ни о чем не говорят.

– Насколько мне известно, пленником старика Эндрю был священник, – вновь раздается голос Урсулы. – Но ты, Эли, не бойся – так долго, как он, ты в этой камере не пробудешь. Ты больна и должна некоторое время побыть в изоляции. Так поступают со всеми умалишенными, тебе, как медсестре, это хорошо известно. Я принесу тебе одеяло, еду и крепкий кофе. Когда ты успокоишься и не будешь представлять угрозы для окружающих, я тебя выпущу. Будешь блуждать в темноте до тех пор, пока тебя не найдут. Потом тебя отвезут туда, где место таким, как ты.

– Надо оставить ей фонарик, – сказала Джоан. Я услышала, как по каменному полу камеры что-то покатилось.

– Вряд ли она сможет им воспользоваться. Ты только посмотри на нее! Она уже ничего не соображает. Посмотри, как она сидит! Это же поза ребенка в утробе матери! Мы называем ее эмбриональной. Сейчас твоя бывшая подруга уходит в небытие, откуда она может и не вернуться. Да, такое случается часто...

– Нет! – вскрикивает Джоан. – Эли, не надо!

В отличие от остальных студентов, которые с огромным вниманием слушали доктора Риссона, я на его лекциях по психиатрии часто дремала. После этого я твердо решила, что с психически больными ни за что работать не буду.