Читаем без скачивания Абракадабра - Эдуард Ковчун

Были использованы все попавшие под руку в данный момент аргументы: и что водитель спецавтомашины САХ с детства близорукий и не разглядел номер первосекретарской машины; и что даже если бы он этот номер разглядел, то он все равно бы его не знал, так как в силу своего слабого интеллекта он бы просто его не запомнил; и что еще на улице было довольно темно — еще не до конца рассвело; и что вообще водители в САХе из‑за низкой зарплаты самые ненадежные и держатся на работе только надеждой на получение служебной квартиры; и что дальше таких случаев никогда и ни за что допускаться не будет; и что все водители не только САХа, но всех коммунальных служб города будут проэкзаменованы на четкое знание всех номеров всех машин из крайкомовского гаража; и, чтобы больше такого не случилось, Ю. Г. Налий будет лично находиться возле здания крайкома все время, пока возле него работают уборочные машины, и так далее и тому подобное.

Поэтому Ю. Г. Налий был отпущен с миром,, но товарищ Видунов строго ему наказал, чтобы он обязательно строго наказал начальника САХа и провинившегося водителя и чтобы у Ю. Г. Налия хватило ума придумать веские причины наказания и не вздумать сказать, что они наказываются по указанию товарища Видунова.

Приехав к себе в контору, Ю. Г. Налий тут же вызвал к себе начальника САХа, рассказал ему о случившемся инциденте и передал «привет» от товарища Видунова. Они тут же вместе составили приказ, в котором начальник САХа т. В. И. Подопригора наказывался строгим выговором «за неудовлетворительный полив зеленых насаждений в сквере возле здания крайкома в осеннелетний период».

В. И. Подопригора в свою очередь, приехав в свою контору, срочно вызвал к себе П. П. Ткачука, майора в отставке (он же штатный начальник отдела кадров, он же нештатный осведомитель районного ОБХСС и он же неосвобожденный парторг САХа):

— Петр Петрович! У вас есть какой‑нибудь свежий компромат на водителя автомашины 57–61 Сердюкова?

— Да вот свежего вроде нет! Дайте подумать! Во, вспомнил! Сердюкова как-то летом, а точнее, сейчас загляну в записную книжку, вот, нашел, точно, 21 августа, застали на складе запчастей с кладовщицей Пономаревой в самый, этот самый момент! Он женатый, она замужем!

— Вот! Пиши, Петр Петрович! Приказ: «За недостойное поведение 21 августа с. г., позорящее высокое звание советского водителя и славный краснознаменный коллектив САХа, водителя а/м 57–61 В. В. Сердюкова лишить квартальной премии, снять с машины и перевести на один месяц на склад подсобным рабочим к кладовщице Пономаревой. Начальник САХа В. И. Подопригора». Подпись! Все!

Вызванный на следующий день для ознакомления с приказом В. В. Сердюков особых эмоций не проявил. И даже выразил некоторую радость, узнав, что его переводят на склад. Наверно, потому, что его очередь на получение /служебной квартиры была уже близко.

Созидатели

«Что нам стоит дом построить, нарисуем, будем жить».

(Детская пословица).

1. Вступление.

Нет, как бы там сегодня ни рвали на груди тельняшки бывшие вчерашние рьяные защитники, а ныне ярые враги «развитого социализма», но наша страна во времена так называемой советской власти все‑таки строилась. И строилась бурно. Правда, однобоко. Во имя человека и для блага человека вздымались Магнитки, Днепрогэсы, Уралмаши, Кузбассы и другие трубы фабрик и заводов. Все для человека. В общем. А вот для конкретного человека, Иванова, Петренко или Тарасевича, строилось совсем, совсем мало.

Возьмем, к примеру, жилье. Когда рождалась советская тяжелая индустрия, было не до жилья для каких‑то там мелких винтиков — Петренко, Иванова или Тарасевича. С 1917 по 1941 год в городах при строящихся фабриках и заводах строились только бараки, а на селе колхозник кое‑как и кое–где сам лепил себе хату. Новое социалистическое государственное жилье чуть–чуть строилось в столице и совсем чуть–чуть в других, в основном губернских, городах страны. Например, в Зеленодаре с 1917 по 1941 год был возведен всего один-одинешенек государственный жилой дом, так называемая стодворка на углу улиц имени Тедина и имени Сельмана, что составило целых 0,0005 квадратных метра жилой площади на одного среднестатистического зеленодарца в год.

Радостные от полученной наконец в 1917 году свободы, теперь уже навсегда освобожденные от гнета бывшей несвободы, свободные сельские граждане свободной страны (которые в отличие от городских граждан даже имели свободу на запрещение получения паспорта как документа для прописки в городах) абсолютно непонятно почему дружно бежали от счастливой свободной колхозной жизни в города и правдами и неправдами заселяли бывшие буржуйские квартиры, быстро превращая их в коммунальные клоповники с ареной бытовых битв на всеобщей кухне.

Государство же постоянно, в поте лица занималось усиленным уплотнением этих буржуйских квартир, регулярно перераспределяя квартирные метры и время от времени ужесточая норму изобретенного социализмом нового понятия — «жилплощадь».

Так что скорее всего лукавил или, мягко говоря, допустил неточность великий пролетарский поэт–трибун, когда описывал вселение литейщика Ивана Козырева в новую квартиру. Скорее всего этот литейщик наверняка получил только комнату в бывшей буржуйской квартире, а ручки с надписями «хол.» и «гор.» крутил в общей коммунальной ванной этой квартиры.

После войны наша страна только восстанавливала. И опять же в первую очередь — тяжелую промышленность. Для блага человека. А настоящие социальные новостройки, то есть для конкретных некоторых граждан, в том числе и более или менее настоящее жилье, начали строить с времен Хрущева. Взамен бараков в городах стали строить «хрущевки» — «малолитражные» Черемушки. А для привязывания кадров при заводах и фабриках — производственные общежития.

Но, скажем прямо, настоящее комплексное социальное строительство у нас наступило совсем недавно, в самый расцвет застойных времен, когда, наряду с освоением целины, сооружением рукотворных морей, БАМов и газопровода «Дружба», в городах стали расти новые жилые типовые микрорайоны. А на селе совхозы и колхозы для удержания и закрепления сельских тружеников на земле возводили 3 — 5–этажные многосемейные жилые дома для коммунистического комплектного проживания работников земли повыше от земли вообще и подальше от конкретной земли их приусадебных участков, так как усадьбами в данном случае и были эти многосемейные дома.

2. Реконструкция центра Зеленодара.

В губернском Зеленодаре в период строительного бума застойных времен каждый из довольно часто сменявшихся новых губернаторов края (или по-старому — первых секретарей крайкома КПСС) и все также сменявшихся вице-губернаторов (т. е. вторых, третьих и просто секретарей) обязательно старался в силу своих полномочий и возможностей внести свою лепту в развитие своего подчиненного, но, как правило, отнюдь не родного Зеленодара.

Не отличаясь разнообразием методов, все они начинали с главного — с реконструкции центра города и его главной улицы Зеленой. Так сказать, сразу быка за рога. Под реконструкцией тогда понималось, как это понималось и с самого 1917 года, не переделка внутренностей старых зданий под уровень современного благоустройства, как это делается в загнивающих до сих пор западных странах, а максимальное разрушение со сносом старинных строений с последующей застройкой освобожденных территорий новыми типовыми многоэтажными коробками. Из немногих все же оставляемых, не подлежащих сносу старых зданий планировалось переселение коммунальных жильцов в новые микрорайоны и размещение в этих зданиях всевозможных контор, которые всегда с 1917 года у нас росли как грибы и для которых никогда не хватало помещений, как в застойные времена, так по–прежнему, еще более отчаянно, не хватает и после «демократической» революции 1991 года. А главная улица Зеленая каждую предполагаемую реконструкцию планировалась к закрытию для проезда любым видом транспорта и превращению в центральный бульвар для пешеходов.

Сначала, как и положено, составлялся генеральный план реконструкции. Для его разработки немедленно, причем обязательно в кратчайшие сроки, привлекались все наличные силы городских, краевых и районных архитекторов, ведущих проектных институтов, строителей, а также ученых и работников коммунального хозяйства, здравоохранения, народного образования, культуры, торговли — в общем, всех отраслей городского хозяйства.

Составленный в авральном порядке генеральный план затем тщательно рассматривался на всех партийных уровнях вплоть до первого секретаря крайкома, где начальство с ученым видом вносило свои существенные замечания. Замечания, также в авральном порядке, подрабатывались соответствующими службами, после чего план бережно укладывался в сейф главного архитектора города с грифом «Секретно» (чтобы, не дай Бог, не узнали вражеские лазутчики). На этом первая и последняя стадии реконструкции заканчивались.