Читаем без скачивания Таня Гроттер и молот Перуна - Дмитрий Емец

Он повернулся и вышел крупными шагами.

Зал Двух Стихий быстро пустел. Ученики и преподаватели поспешно расходились не глядя друг на друга, будто невольно стали соучастниками преступления.

– Если я найду того негодяя, кто… который… сделал это с Гробыней, я его убью… – хрипло произнес Готфрид Бульонский.

На другой день утром Таня встала пораньше и заглянула к Ваньке. У нее была мысль – довольно неопределенная – посмотреть, как он спит и как он выглядит во сне. Однако Ванька нарушил ее планы. Он не спал. Он полусидел высоко на кровати, подложив под спину подушку.

– Привет! Я хочу тебе кое-что показать. Дай мне, пожалуйста, вон тот лист с тумбочки, а то не дотянуться, – попросил Ванька, кивая на загипсованную руку.

– Запросто. Хап-цап! – сказала Таня, выпуская искру.

Лист бумаги – самый обычный лопухоидный лист в клеточку – прыгнул к ней в руки, и она передала его Ваньке.

– Блин, все время забываю про магию. Я же и сам мог, – виновато произнес Валялкин.

– Ничего, бывает, – успокоила его Таня, знавшая, насколько ее милый маечник умеет быть рассеянным.

– Вот смотри… – сказал Ванька. – Мне тут ночами не спится: весь день лежишь как бревно и не устаешь. Вот и вчера я лежал и думал про то нападение на Гробыню и про Лизкин сон. Ведь Гробыня – это и была самая первая жертва. Теперь-то ты Лизке веришь?

– Более или менее, – проговорила Таня, но, взглянув на лицо Ваньки, послушно добавила: – Хорошо, верю.

– И тогда я вспомнил про знак на куполе!

– Ага, я знала. В смысле, что кто-то пробивает купол, – кивнула Таня.

Ванька с обидой посмотрел на нее.

– ЗНАЛА? Почему ты мне не сказала?

– Ну, это была не моя тайна. Я случайно подслушала разговор, который был совсем не для моих ушей, – произнесла Таня.

Ванька укоризненно покачал головой, а потом здоровой рукой развернул тот самый лист.

– Представь, что лист – это защитный купол. Мы можем сделать его вогнутым, но здесь он плоский. Вот эти точки на листе – места пробоин на куполе.

– Ого, сколько их! А почему ты уверен, что они именно тут? – удивилась Таня.

– Мне показала Ягге. Она заглянула ко мне вчера ночью, когда я лежал со свечой. Вначале ругалась, а потом рассказала про купол. У нее отличная память, но самое забавное, что она сама не поняла, что означают эти пробоины, а я понял…

– А что тут понимать? Кто-то хотел прорваться, – сказала Таня.

– Ничего подобного! – возразил Ванька. – Когда хотят прорваться – делают одну незаметную лазейку, а не долбят весь купол точно сотня перепивших дятлов. Тебе эти точки ничего не напоминают, посмотри внимательнее!

– Еще как напоминают. Твоя шариковая ручка мажет. Лопухоидная? Мне тоже Пипа вечно мажущие ручки подсовывала! – со знанием дела проговорила Таня.

Ванька легонько стукнул ее гипсом по лбу.

– Ты что, не проснулась? Соедини их мысленно между собой. По тем цифрам, которые возле точек. В такой последовательности они появлялись всю зиму. Ну же! Видишь буквы?

Малютка Гроттер послушно начала соединять буквы. Но так как она думала в основном о Ваньке, как он лежит ночью и не спит, бедный, то буквы у нее не очень-то соединялись. Уже на второй букве Ванька потерял терпение и сунул ей другой лист, который вытащил из-под подушки.

– Ладно, смотри. Я это уже сделал за тебя. Последняя пробоина – это последняя буква. Читай! – велел он.

– «PERUNUS DE…» – прочитала Таня.

– Надпись еще не закончена. Должно быть: «PERUNUS DEUS». Значит, будут появляться новые пробоины, новые жертвы и новые буквы! – сказал Ванька. – Теперь ты понимаешь, кто напал на Гробыню?!

– Перун! – с ужасом сказала Таня.

Сомнений не оставалось. Теперь она поняла, какой могущественный враг был у Тибидохса. Как поняла и то, что они немедленно должны сообщить обо всем Сарданапалу.

Академик появился в магпункте спустя две минуты после того, как Ягге, которой тоже пришлось все рассказать, вызвала его особым заклинанием, звучавшим как ныльдвойус. Судя по таинственности звучания, слово было древнескандинавское. Ягге сказала, что это экстренное заклинание, принятое между преподавателями в их кругу, и ученикам его лучше не произносить.

Ванька сообщил Сарданапалу все то же, что и Тане. Академик долго и придирчиво проверял расположение точек на листе. Некоторые точки он слегка поправил, переместив их на несколько клеток вправо или влево. Но в целом это ничего не изменило. Надпись «PERUNUS DE…» стала от этого только отчетливее.

Академик помрачнел. Он так ушел в свои мысли, что даже не поблагодарил Ваньку. Кажется, он вообще забыл, что в магпункте присутствует кто-то еще. Таня слышала, как Сарданапал пробормотал:

– Неужели это Перун?.. Мы с Поклепом проглядели, лишь мальчишка догадался. Правда, у меня мелькала мысль, что только его молот может… Но он всегда жил с нами в мире… Похоже, мне все же придется… Но нет, нет!

Очнувшись, глава Тибидохса быстро повернулся и вышел, унося с собой Ванькин лист.

– О чем это он? – спросила Таня у Ягге.

Старушка зябко закуталась в шаль.

– Существует заклинание уничтожения. Старое запрещенное заклинание хаоса, на которое Древнир наложил запрет. Им не пользовались уже много столетий. Его побочные действия ужасны. Оно несет в мир много зла и горя. Но оно единственное способно уничтожить древнего бога… Но не думаю, что Сарданапал решится его применить… – Ягге посмотрела на них и рассерженно крикнула: – Чего вы на меня уставились, сами не знали? Танька, разве тебе не пора на занятия? Ишь моду взяла по магпунктам шастать! А ты, Валялкин, марш под одеяло! Я тебе покажу, как ночью не спать!

А вечером Таню поджидал сюрприз. Кто-то бесцеремонно забарабанил в дверь. Таня открыла. На пороге, неопределенно улыбаясь, стояла Пипа. За ее спиной на полу громоздился целый бастион из чемоданов.

– Привет, Гроттерша! Как в старые-добрые времена! Надеюсь, ты еще не завалила Гробынин шкафчик своим барахлом? Если завалила – вытряхивай его немедленно! Теперь тут буду я! – сообщила она, поочередно затаскивая в комнату свои чемоданы.

Таня молча смотрела на нее.

– И даже не поможешь? – удивилась Пипа. – Вот он, эгоизм, так и прет, так и прет! Нет чтобы броситься мне на шею. Все-таки родная кровь!

– Что ты тут делаешь? – хмуро спросила Таня.

– Как что? Собираюсь тут жить! Ты глупеешь прямо день ото дня, Гроттерша! Поверь, если бы я просто пришла к тебе в гости, то сделала бы это с пулеметом, но никак не с чемоданами! – заявила Пенелопа.

– А как же Шито-Крыто? Указала тебе на дверь? – поинтересовалась Таня.

– А вот и не угадала. Ритке совсем не хотелось со мной расставаться. К ней перевели первокурсницу из сто шестой комнаты… А меня Медузия сослала (классное слово, не правда ли? – куда лучше, чем «послала») к тебе.

Таня вздохнула. Если Пипу действительно переселила Медузия, то это решение окончательное и избавиться от Пипы не удастся. Все решения, принимаемые доцентом Горгоновой, изначально имеют гриф окончательности.

– А в сто шестую комнату кого? – спросила она.

– Никого. Там никто жить не хочет. В сто шестой на второй кровати девчонка, маленькая такая, с беленькой косичкой. Не видела? Днем вроде ничего, терпеть можно, сидит и над книжками ботанеет, как Шурасик, а ночью превращается в пантеру. Рвет одеяло когтями, бросается…

– Бросается? Почему? – удивилась Таня.

– А я откуда знаю? Вроде, бразильская вирусная магия или прабабушка была оборотнихой. Да какая разница? Мне лично по барабану, – сказала Пипа.

Таня хмыкнула, подумав, не та ли это девчонка с беленькой косичкой, которая тогда обратилась к Гуннио Гломини, а потом с восхищением бежала за ней, когда она шла рядом с носилками? Та тоже, кажется, была с первого курса. Таня Гроттер даже вспомнила ее имя.

– Маша Феклищева – девочка-пантера? Трудно поверить! – сказала она.

– Да ты всех знаешь! Прям магическое справочное бюро! С меня дырка от бублика! – с издевкой воскликнула Пенелопа.

Протолкнув в комнату последний чемодан, Пипа бесцеремонно завалила всю комнату – не только свою половину, но и Танину. Уж насколько у Гробыни было много барахла – однако с Пипиным это ни в какое сравнение не шло.

Громоздя чемоданы, Пипа сшибла с подставки скелет. Паж, щелкнув зубами, безуспешно попытался тяпнуть ее за палец.

– Что еще за фокусы? – возмутилась Пипа, отдергивая руку. – Это чучело я завтра же выброшу! Пускай убирается в анатомический театр, если не может вести себя прилично! Тебе все ясно, кошмарное создание? Пакуй свои берцовые кости и вали отсюда!

Таня с недоумением смотрела на Пипу, как неглупый взрослый человек смотрит на вздорную собачонку, облаивающую его в соседнем дворе. За четыре года, что она жила в Тибидохсе, Таня успела основательно отвыкнуть от дурневской дочки. Правда, Таня кое-чему успела научиться, но Пипа тоже не теряла времени даром, ухитрившись унаследовать все лучшие качества своих папочки и мамочки.