Читаем без скачивания Хоррормолл - Грейди Хендрикс

– Твое безумие типично. Твой дух растревожен, обеспокоен, ты все время суетишься, занимаешься бессмысленными делами, бьешься и мечешься безо всякого толку.

Его слова резонировали с чем-то глубинным и больным в разуме Эми. Она и в самом деле суетилась, билась как рыба об лед – и какой смысл? И был ли он когда-нибудь?

– Ты хочешь, чтобы тебе было хорошо. Такое естественное желание даже для столь падшей женщины, как ты. Но, хотя твой дух страждет, плоть слаба. Мое успокаивающее кресло позволяет более не противиться естеству. Подчиняет плоть. Ты будешь сидеть, погруженная в раздумья, а твоя горячечная кровь прекратит сумасшедший бег. А твой избавленный от яда мозг, наконец, достигнет желанного покоя. Придет гуманное и милосердное избавление от мучений. А если ты вдруг умрешь, разве покой смерти не предпочтительней пустой суеты и бессмысленного хаоса твой жизни? Эми, ты достигнешь покоя. Истинного покоя.

Он погладил ее по голове. Эми хотела отдернуться, но не смогла пошевелиться. Затем ощущение руки исчезло, и его больше не было слышно.

А вскоре она перестала ощущать себя Эми.

Она была вещью, привязанной к креслу. И медленно начала погружаться в безумие. Она не привыкла оставаться в полной неподвижности. В жизни Эми постоянно что-нибудь поправляла на себе, так и сяк шевелилась, потягивалась, сгибалась, разгибалась, передвигала руки и ноги. Теперь у нее полностью отобрали власть над телом. Мускулы наливались болью, затекали суставы, кровь скапливалась в опухших ногах, хотелось кричать от отчаяния и мучений. Только бы набрать достаточно воздуха в расплющенные легкие, если бы только раскрыть рот хоть чуть-чуть.

Хребет, вдавленный в деревянную спинку, превратился в колонну агонии от копчика до основания черепа. Горела шея, удерживающая невыносимо тяжелую голову. Коленные чашечки ныли так, будто пытались выдраться наружу. Все ниже колен онемело. Но хуже всего было с пальцами рук.

Эми пыталась распрямить их, хоть чуточку пошевелить, но их привязали очень плотно – будто кто-то вцепился в них зубами и не отпускал. Когда она пыталась хоть немного потянуть их, то лишь беспомощно дергала пластиковые полосы. Кровь притекала к подушечкам пальцев, они раздулись, будто виноградины. Каждый удар сердца болезненно отдавался под ногтями.

Впереди пустота, взгляд теряется в пустоте, в темноте столь глубокой, что и не понять, открыты глаза либо закрыты. Без новой информации, дрейфуя во мраке, разум обратился против самого себя. Он выстроил в ряд все двадцать четыре года жизни Эми и подсчитал, что же хорошего дали метания, борьба, крохоборство, экономия, двойные смены, заполненные отчеты и работа над своим портфолио. Вся эта работа и муки – зачем?

Каждое утро она просыпалась, все сильнее уставая, каждый месяц запаздывала с квартплатой, каждую неделю тянула еду у соседей по квартире. Эми никогда не хватало бензина, она всегда занимала деньги, всегда жила в долгах – и на жизнь все равно не хватало. Беличье колесо крутилось все быстрее и быстрей.

В каком-то смысле кресло и вправду оказалось благом. Оно освободило от иллюзий и показало истину. Эми одна, никто не придет ей помочь. Она постоянно пыталась убежать от своего предназначения: надеть униформу и работать от звонка до звонка. Настало время принять истинную суть.

Скверной ее жизнь сделали лжецы. Они уверяли, что она сможет все, что захочет, и нужно целиться в луну, ведь даже если промажешь, все равно окажешься среди звезд. Лжецы снимали кино, внушавшее, что она способна на подвиг. Сплошная ложь. Эми родилась, чтобы отвечать на звонки в справочных, нести сумки к машинам клиентов, отмечать приход на работу и уход с нее, отмерять жизнь перерывами на перекур. Думать по-другому – безумие. Лишь кресло не солгало ей. Оно излечило безумие. Оно показало, на что способна Эми. Ни на что.

Что-то всплыло из мрака в разум, и внезапно она поняла: вот, наконец, та самая сидячая работа. Так забавно – потому что, наконец, правда. Сидение в этом кресле – последнее, что Эми сделает в жизни. С самого начала неудача следовала за неудачей. Эми не удалось выбраться из маминого трейлера, закончить колледж и получить диплом, пройти тест на Ответственного по Магазину, сделать хоть что-то путное с жизнью. В этом ее натура – терпеть поражение и убегать. Если разрезать ее на мельчайшие части и обследовать, все, что отыщется – одни неудачи, поражения и бегство.

Многие годы она спрашивала себя: что будет, если перестать барахтаться, пустить все на самотек? Эми, сколько себя помнила, жутко боялась того, насколько глубоко может пасть, если перестанет лезть, суетиться и бежать. Какое облегчение наконец отыскать ответ. Вот настолько. Дальше некуда. Это уже дно.

Руки и ноги немели, боль утихала, приходило облегчение. Разуму делалось лучше. Эми ощущала, как он исцеляется, сбрасывает десятилетия лжи и безумия, принимает свое место в естественном порядке вещей. Она останется в кресле недвижимой, ничего не делающей, и не останется иллюзий, не будет бесполезных стараний, тщетных попыток скрыться. Спасибо креслу. Он показало истинное место Эми в этой жизни.

Грудь стянута так плотно, что невозможно как следует вдохнуть. Закружилась голова. Эми не могла двигаться. Не могла видеть. Не могла слышать и дышать. Единственная оставшаяся мысль бежала и бежала по кругу.

– Я дома… Дома… Я дома…

Глава 11. Телохватт

Обладая несколькими несомненными преимуществами над традиционными формами обездвиживания, «Телохватт» удерживает кающегося, предотвращает чрезмерно оживленное движение крови к мозгу, понуждает субъект к состоянию полной неподвижности, способствующей саморефлексии, освобождающей от внешнего стресса.

ДОСТУПНЫЕ ВАРИАНТЫ: СВЕТЛЫЙ ДУБ, СРЕДНЯЯ БЕРЕЗА Д 24¾ × Ш 21¼ × В 53¼ Номер товара 53556666200

Руки.

Две руки на лице – будто пара мягких пауков по коже.

Но Эми не хватало воздуха, чтобы закричать. Вырвалось только жалкое блеянье. Огромный безумный крик остался внутри, запертый там.

В глаза ударил свет. Зрачки сжались до острия иголки.

– Ш-ш, тихо. Это я, Бэзил. Вы в порядке?

Эми хотелось отвернуться, но ленты прочно держали голову. Глаза привыкли к полной темноте, их слепил даже слабый свет телефона. Если бы она могла говорить, то велела бы ему уйти, оставить ее в покое. Бэзил провел пальцами по лентам, натянутым, твердым как сталь. Тело Эми целиком занемело. Приток крови к конечностям почти прекратился, руки и ноги стали холодными и безжизненными, будто куски дерева. Изнемогая от нехватки кислорода, они уплыли по океану боли, одна за другой.

Бэзил повернулся, вот так запросто ушел и унес свет. Эми закрыла глаза. По щекам покатились слезы –