Читаем без скачивания Предсказание - Александр Дюма

Господин де Конде пока еще не выставлял напоказ свою истинную суть; но некоторые уже догадывались, кто он есть на самом деле, и это предвосхищение придавало огромную значимость личности прекрасного молодого принца, до сих пор снискавшего себе известность лишь любовными причудами, непостоянством и, подобно своему современнику Дон Жуану, будто бы внесшего в огромные списки своих побед имена самых добродетельных придворных дам.

Кажется, мы уже говорили о том, что тогда ему было двадцать девять. Он был пятым и самым младшим сыном Шарля де Бурбона, графа де Вандома, родоначальника всех нынешних ветвей Бурбонского дома.

Старшими братьями его были Антуан Бурбонский, король Наварры и отец Генриха IV; Франсуа, граф Энгиенский; кардинал Шарль де Бурбон, архиепископ Руанский, и Жан, граф Энгиенский, за два года до этого убитый в сражении при Сен-Кантене.

В те времена Луи де Конде был всего лишь самым младшим в семье, и его состоянием были только плащ и шпага.

И все же шпага значила больше, чем плащ.

Эту шпагу принц со славой обнажал в период войн Генриха II, а также во время ряда личных ссор, что составило ему репутацию храбреца, почти соизмеримую с его славой удачливого человека, и чрезвычайно непостоянного любовника.

Может быть, специально для принца Конде была придумана эта аксиома: «обладание убивает любовь».

Тех, кем принц обладал, он уже более не любил.

Это было великолепно известно в кругу тех прекрасных дам, о которых Брантом сочинил для нас свою галантную историю, и, тем не менее, как это ни странно, это не наносило с их стороны ни малейшего ущерба репутации молодого принца, столь любвеобильного и столь веселого, что для него даже придумали следующий катрен в форме молитвы:

Не ростом взял, а красотой;Так громче смейся, звонче пой,Целуй в избытке томных сил;Господь от бед тебя спаси![2]

Как видно, для поэта, сочинившего эти четыре строки, добрые намерения оказались превыше правильной рифмы; но, поскольку эти стихи совершенно точно отражают степень симпатии к Луи де Конде при дворе, мы осмелились их процитировать.

В конце концов, имя автора этой книги — Александр Дюма, а не Ришле.

Адмирал и молодой принц прониклись друг к другу огромной симпатией; адмирал, человек еще нестарый — ему было всего сорок два года — полюбил Луи де Конде, как любил бы младшего брата, и в свою очередь принц де Конде, рыцарь и авантюрист по натуре, наделенный скорее природным даром к изучению загадок любви, чем свойством тревожиться по поводу религиозных побед и поражений, беззаботный католик, каким он еще был в те времена, — так вот, принц де Конде, как школьник в обществе любимого учителя, слушал сурового адмирала краем уха, а глаза его были устремлены вдаль и следили за прекрасной амазонкой, галопом мчащейся с охоты, или за юной девицей, с песней возвращающейся с поля.

А час назад случилось вот что.

Адмирал, выходя из Лувра, куда он ездил, чтобы отдать долг вежливости юному королю, заметил опытным взором полководца, умеющего видеть в темноте, у подножия Новой башни мужчину, завернувшегося в плащ; подняв голову по направлению к балкону, выступающему над двумя освещенными окнами, он, казалось, ожидал какого-то сигнала или готовился его подать. Адмирал, от природы нелюбопытный, двинулся в направлении улицы Бетизи, где находился его особняк, и тут ему пришло в голову, что одинокий мужчина, осмелившийся прогуливаться вдоль королевского дворца в ста шагах от часовых в такой час, когда арестовывают всех прохожих, приближающихся к Лувру, безусловно не кто иной, как принц де Конде.

Он направился к нему, а так как этот человек по мере приближения адмирала уходил все глубже в темноту, насколько это было возможно, то с расстояния двадцати шагов он его окликнул:

— Эй, принц!

— Кто здесь? — спросил принц де Конде (это был, конечно, он).

— Свой, — ответил адмирал, продолжая приближаться к принцу и улыбаясь при мысли, что и на этот раз его не подвела проницательность.

— А-а! Если не ошибаюсь, это голос господина адмирала, — сказал принц и сделал несколько шагов по направлению к тому, кто его только что окликнул.

Двое мужчин встретились на границе тени, и принц повлек адмирала за собой, так что оба оказались во мраке.

— Каким образом, черт возьми, — спросил принц, приветливо и в высшей степени уважительно пожав руку адмиралу, — вы разглядели, что это я?

— Я догадался, — объяснил адмирал.

— А! Вот это интересно! Как же вы догадались?

— Очень просто.

— Ну, так расскажите!

— Когда я увидел человека под самым носом у стражников, то мне подумалось, что во Франции есть только один кавалер, способный рискнуть жизнью, чтобы подсмотреть, как ветер шевелит занавеску на окне прекрасной дамы, и этот человек — ваше высочество.

— Мой дорогой адмирал, позвольте, во-первых, поблагодарить вас за столь лестное мнение обо мне, а во-вторых, сделать вам совершенно искренний комплимент: невозможно обладать более чудесной прозорливостью, чем ваша.

— А! — только и произнес адмирал.

— Я действительно пришел сюда, — продолжал принц, — чтобы поглядеть на окно комнаты, где живет… не скажу прекрасная дама, ибо та, что влечет меня сюда, еще шесть месяцев назад была совсем ребенком, но сегодня это уже почти что прекрасная девушка, да еще какая необыкновенная девушка, какой совершенной красоты!

— Вы имеете в виду мадемуазель де Сент-Андре? — осведомился адмирал.

— Вот именно. Вы прямо-таки чудеса творите, мой дорогой адмирал, — заметил принц, — теперь мне понятно, отчего я так стремился обрести в вас друга.

— Значит, вас влекло стремление личного порядка? — рассмеялся Колиньи.

— Да, причем огромное.

— В чем же оно заключается? Посвятите меня в свои тайны, принц.

— Да в том, что если бы вы не были моим другом, господин адмирал, то вы, возможно, стали бы моим врагом, к тому же врагом непримиримым.

Адмирал покачал головой, услышав эту лесть из уст человека, которому он собирался сделать выговор, и удовольствовался следующим замечанием:

— Вы, без сомнения, учитываете, принц, что мадемуазель де Сент-Андре — невеста господина де Жуэнвиля, старшего сына герцога де Гиза.

— Я не только это учитываю, господин адмирал, но как раз известие об этом предстоящем браке и заставило меня влюбиться до безумия в мадемуазель де Сент-Андре, я бы даже сказал, что моя любовь к мадемуазель де Сент-Андре сильнейшим образом проистекает из моей ненависти к Гизам.