Читаем без скачивания Петр Первый - Анри Труайя

Вечер продолжил бал. Танцевали до четырех часов утра. Петр хотел надеть перчатки, чтобы принять участие в играх, но не нашел их в своем багаже. Тогда он отправился играть с голыми руками. Он так освоился, что ему казалось, что он находился в Немецкой слободе. Его спутники чувствовали под руками жесткие корсеты своих партнерш по танцу. Петр напишет об этом так: «У этих немок необыкновенно жесткие спины!» Он позвал одного из своих шутов, и, так как присутствующие, казалось, не обращают внимания на кривляния этого человечка, Петр взял метлу и выгнал его из зала. Маленькая принцесса София-Доротея, которой было всего десять лет, так ему понравилась, что он поднял ее за уши и поставил рядом с собой, ущипнув за щечки и основательно попортив прическу девочки. Но, несмотря на все его действия, обе курфюрстины были им очарованы. «Это, – писала мать, – человек совершенно необыкновенный. Невозможно его описать и даже составить мнение о нем, никогда его не видав!» И дочь также разделяла это мнение. Описывая свои впечатления в письме к Фуксу, она заканчивает свой рассказ весьма многозначительной фразой: «Ну, довольно вам надоедать; но, право, не знаю, что делать; мне доставляет удовольствие говорить про царя, и, если бы я верила самой себе, я бы вам сказала еще больше, что я…»[31]

Покинув Коппенбрюгге, Петр послал Софии-Шарлотте четыре соболиные шкурки, с которыми курфюрстина не знала, что делать, потому что они были слишком большими, чтобы их использовать для обивки стульев.

Вечером 7 августа 1697 года Петр, оставив почти все свое сопровождение, прибывает в Амстердам в компании Меншикова, четырех бояр и переводчика. Но вместо того чтобы остановиться в большом торговом городе, он нанял судно и отправился в Заандам, маленький портовый город, о котором он слышал в России от своих друзей, голландских корабельных мастеров. Этот городишко с верфями, ветряными мельницами, цехами по добыче китового жира, часовыми заводами и мастерскими по изготовлению навигационных приборов ему понравился с первой минуты пребывания оживленностью улиц и непринужденностью жителей. На берегу канала, который вел к морю, Петр случайно наткнулся на некоего Гэррита Киста, старого кузнеца, знакомого царю по Воронежу, который ловил рыбу. Кист окликнул царя, обнял и посоветовал ему держать в секрете свое настоящее имя и, не церемонясь, остановиться у него. В его деревянном домишке было две комнаты, печь, двустворчатый шкаф и матрас, лежащий в углублении в стене.[32] Никаких слуг. Он должен был самостоятельно застилать постель и готовить себе еду. И прежде чем полностью войти в новую роль, царь купил одежду местного лодочника: красную рубашку, камзол без воротника с большими пуговицами, широкие штаны и коническую фетровую шляпу. Вырядившись таким образом, мастер Петр, плотник Петр из Заандама, стал орудовать топором и рубанком на одной из строек. Но у него еще хватило времени, чтобы погулять по улицам, посетить лесопильный завод, канатную фабрику, масляничные мельницы, мастерские, изготавливающие инструмент для точных измерений. Везде он задавал вопросы и делал заметки. На бумажной фабрике его заинтересовал аппарат, выдающий листы, и он превосходно выполнил эту деликатную операцию. Выпив в одном из трактиров кувшин пива, он заключил сделку по покупке маленького судна. Сам починил его, приделал мачту и паруса и развлекался тем, что маневрировал на нем по реке Заан. По возвращении Петра осадила толпа зевак. Узнали ли его? Некто Корнелиус приблизился к нему, разинув рот, и так пристально посмотрел на него, что Петр ударил его по щеке. «Браво! – закричали стоящие рядом. – Так поступают настоящие рыцари!» Петр еще несколько раз плавал на своем судне, и не всегда один. «Царь встретил в Заандаме поселянку, пришедшуюся ему по вкусу, и к ней он отправился один на своем судне, чтобы предаться любви в дни отдыха, по примеру Геркулеса», – читаем мы в отрывке письма, приведенном Лейбницем, без указания его происхождения.[33]

Очень быстро жители Заандама поняли, что русский великан – это главный вельможа страны. Один из их соотечественников прислал им из России основные приметы царя: «Высокого роста, голова трясется, постоянно машет правой рукой, с бородавкой на правой щеке». Никаких сомнений: это он! Теперь любопытство голландцев в отношении его было таким, что Петра постоянно преследовала группа назойливых любопытных. Приходили смотреть на него, когда он работал на стройке, или обступали его яхту. Толпы собирались около его дома. Бургомистр вынужден был прибегнуть к помощи часовых, чтобы разогнать толпу. Раздраженный Петр сложил свои вещи и после восьми дней, проведенных в Заандаме, погрузился на свой хрупкий кораблик и отправился под парусом, несмотря на плохую погоду, обратно в Амстердам. Там он присоединился к Великому посольству. Шумная толпа теснилась по ходу кортежа, восхищаясь послами, одетыми в шикарные одежды, расшитые золотом, жемчугами и бриллиантами, проезжающими в пышных каретах. Двадцать четыре гайдука несли серебряные топорики и кривые турецкие сабли, придворные лакеи в ярко-красных ливреях, и в последней карете ехал нелюдимый гигант, одетый в военное платье, о котором все говорили, что это царь. Городские власти отдавали ему почести. Петр посетил городскую ратушу, побывал в театре на балете «Прелести Армиды» и на комедии «Фальшивый адвокат», пил сухое вино на непрекращающихся официальных обедах, аплодировал с видом знатока фейерверкам и охотно участвовал в имитированных морских сражениях. Но эти празднества не отбили у него желания заняться тяжелым, серьезным трудом. Он попросил своего нового друга бургомистра Витсена, с которым недавно переписывался по поводу покупки корабля в Голландии, показать ему большую Ост-Индскую верфь. Желание царя было мгновенно удовлетворено. И вот он уже в числе рабочих под именем Питера Тиммермана, плотника из Остенбурга. Он поселился у одного из мастеров и с восходом солнца отправлялся к месту работы. Засучив рукава, царь работал рубанком и декелем, помогал при перевозке балок. Иногда утомленный, он садился на деревянный шар, клал топор между ног, старался вытереть рукой пот, который тек со лба, и наслаждался запахом свежего дерева, смолы, гудрона и рассола. В письме к патриарху Адриану он писал: «Мы в Нидерландах, в городе Амстердаме… трудимся, что чиним не от нужды, но доброго ради приобретения морского пути, дабы, искусясь совершенно, могли, возвратясь, против врагов имени Иисуса Христа победителями, а христиан, там будущих освободителями благодатию Его быть. Что до последнего издыхания желать не перестану». Таким образом, предаваясь своему излюбленному занятию, он не забывал и о политике. С каждой почтой царю передавали письма из Москвы. Он был в курсе всех дел, происходящих в Европе. Узнав о заключении мира в Рисвике, который помог стольким голландцам, Петр догадался, что Людовик XIV пытается, прежде всего, протянуть время. «Здесь, – писал он Виниусу, – глупцы веселятся, а люди благоразумные не радуются, потому что знают, что французы их обманывают и война вскоре возобновится». Он беседовал об этих государственных проблемах со своими сподвижниками. Все «волонтеры» уехали от него на стройки или в мастерские, чтобы обучиться там ремеслам. Некоторые работали плотниками, некоторые специализировались на изготовлении парусов или в сборке корабельной оснастки, другие приобщались к навигации. По прошествии нескольких месяцев царь получил от своего наставника Геррита Клааса Пооля следующий сертификат: «Питер проявил себя прилежным и разумным плотником при построении фрегата „Петр и Павел“, от первой закладки его почти до окончания. Кроме того, под моим наставлением он досконально изучил морскую архитектуру и составление планов и стал годным, на мой взгляд, в исполнении этих искусств».