Читаем без скачивания Казначей общака - Евгений Сухов

На противоположной полке, с глумливой ухмылкой, сидел второй – с крупной головой и рябым лицом. Похоже, что беспомощность монаха его безмерно забавляла, он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.

– Здорово ты его уделал, – посмеиваясь, произнес рябой, – вон как копыта подбросил.

– Занавесочку мы эту на место повесим, – со значением произнес Кадет, аккуратно загораживая окно. – Потому что разговор у нас будет серьезный, и свидетели нам не нужны. Ну и, надеюсь, не очень долгий. Поднимайся, – Кадет, похоже, чувствовал себя хозяином положения, – а то как-то неудобно получается, – теперь его голос звучал чуть ли не смущенно, – с духовным лицом этакое приключилось… Пусть сперва наш монах как следует оправится, примет надлежащий вид, а уж потом можно и перетереть. – И, повернувшись к рябому, зло проговорил: – А ты, Игнат, зря расслабился. Достань пушку и не своди с него глаз. Ты не смотри, что на нем ряса, если приглядеться, то можно увидеть, как из-под нее копыта торчат… козлиные! Ха-ха-ха! – развеселился Кадет.

Святой приподнялся. Сел. Лицо ныло от удара, похоже, что зуб раскрошил, сука!

– Что ты от меня хочешь?

– Ой неласково ты меня встречаешь. Что за обхождение с гостем: ни здрасьте не скажешь, ни чайком приветить не желаешь.

– Я вор, – спокойно отвечал Святой, – а нам западло с петушней знаться. – Он сплюнул кровавую слюну.

Пятнадцать лет назад они вместе чалились на усиленном режиме, в воровской зоне. Кадет был иной масти, бандитской. Сел за грабеж. С группой таких же отмороженных, как и он сам, ворвался в квартиру крупного дельца и вынес из дома все ценное, что попалось под руку. Причем в азарте изнасиловал дочку хозяина, который в это время стоял под двумя стволами и со слезами наблюдал за страданиями собственного ребенка.

Попав в воровскую зону, Кадет вместе с тремя десятками бандитов попытался захватить власть. А когда это не удалось, они ушли в глубокую оборону и, вооружившись заточками, старались держаться только группой. Даже ночью они не теряли бдительности, выставляя посты. Но однажды один из бандитов уснул, и воры, ворвавшись в помещение, перекололи спящих, а тех немногих, которым все-таки удалось выжить, изнасиловали, под громкий хохот, положив им на спины порнографические картинки.

Кадет был одним из тех, кто уже на следующий день осваивал петушиный угол.

Паханом на зоне был Святой, и у Кадета к нему имелись свои претензии.

Герасим окончательно убедился, что всю дорогу он находился под наблюдением и даже в усыпальнице за ним наблюдала пара внимательных глаз.

– Ты думаешь, я сейчас нажму на курок и все будет кончено? – страшно и вместе с тем очень спокойно поинтересовался Кадет. – Нет. Перед тем как тебя грохнуть, мне бы очень хотелось растолковать тебе некоторые вещи. Ты думаешь, Кореец и Вано Тбилисский своей смертью ушли? Нет… им помогли. И помог им в этом я. Если ты не позабыл, они тоже парились в том лагере. Я могу рассказать тебе кое-какие подробности. Сначала им переломали конечности, а когда они не могли ходить, мои активные жеребчики оттянулись на них на всю катушку. Я не хочу тебя пугать, но если ты не скажешь, что ты делал в монастыре, то тебя ожидает примерно то же самое.

– Кончай базар! Ты меня хотел пристрелить, так стреляй!

– Не надо меня сердить, у меня сегодня с утра очень скверное настроение, мне бы не хотелось, чтобы ты испортил его окончательно. Ты был в монастыре, ты заходил в пещеру, и я хочу знать, что ты там делал! Если рассчитываешь, что можешь поднять шум и сюда вломится толпа свидетелей, то напрасно. Вагон наполовину пустой, а проводнице хорошо заплатили, чтобы она не интересовалась такими пустяками, как окровавленный труп в купе.

– А может, ему рукоятью фейс разбить, чтобы он попонятливее был? – предложил рябой, мелко хихикнув.

– Тебе, Игнат, должно быть стыдно, – укорил напарника Кадет. – Что же о нас духовный человек подумает. Возможно, через пару дней ему службу стоять, прихожанам в глаза смотреть. Каково это, с разбитым лицом. А так, если договоримся, может быть, и обойдется. Не такие уж мы и кровожадные, как о нас говорят. Ну?!

– Хорошо… Расскажу, – вздохнул Святой, сдаваясь, – ты что-нибудь слышал о перстнях хранителей общака?

– Так, – осипшим голосом произнес Кадет, – толкай дальше.

– Это такая золотая вещица с бриллиантом. Такую вещь не всегда можно носить, но она есть у каждого хранителя. Была она и у Трояна. Знаешь такого законного? Так вот, перстень у него пропал. Вся беда в том, что им может воспользоваться кто-то другой.

Поезд, набрав скорость, мерно постукивал на стыках.

– Что дает этот перстень? – насторожился Кадет.

– Очень многое. Обладатель такого перстня – доверенное лицо казначея. А это много значит. Такой человек всегда в курсе всех финансовых операций. Ему известны счета, на которые переводят деньги, он в курсе всевозможных поступлений. Он один из немногих, кто работает с региональными общаками. Именно он отдает распоряжения, каким путем переправить общак в центр и на какие счета. А если Москве нужны живые деньги, то он разрабатывает операцию, как лучше доставить их до места. Он вправе снимать регионального казначея за провинности и назначать нового. По существу, в его руках сосредоточена очень большая власть.

– У тебя тоже есть такой перстень? – напряженно спросил Кадет.

– Я ушел в монастырь, но на сходе решили перстень у меня не забирать. И я всегда ношу его с собой, – признался Святой.

– Покажи!

– Он у меня в сумке, – Герасим показал взглядом на багаж.

– Доставай… Только смотри у меня, не дури, – строго предупредил Кадет. – Ты знаешь, у меня разговор короткий, живо в башке дырок наделаю.

– Посмотри на меня, – не повышая голоса, с улыбкой отозвался Святой, – неужели ты думаешь, что монах будет держать в своей котомке волыну.

– Ты забыл сказать, что ты не только монах, а еще и законный.

Герасим посерьезнел.

– Забываешь понятия, Кадет. Вору в законе пушка тоже ни к чему. Не выстрели сдуру, – строго посмотрел Святой на Кадета. – У меня на жизнь имеются кое-какие планы.

– Не дрейфь! Доставай перстень. Хе-хе-хе! О планах мы с тобой позже поговорим.

Рябой не скрывал хорошего настроения и на каждое слово Кадета так усердно подхихикивал, как будто кто-то щекотал ему пятки.

Герасим и вправду никогда не расставался со своим перстнем, но надевал его очень редко. Сейчас перстень лежал на самом дне сумки, в коробочке из черного бархата.

– Ну что ты копаешься, потерял, что ли? – раздраженно спросил Кадет.

– Такие вещи не теряются, Кадет, – сдержанно заметил Святой, – разве только что с головой. – Он выудил со дна небольшую коробочку, щелкнул крохотным золоченым замком, крышка распахнулась, и на белой подушечке Кадет увидел перстень.

– Дай сюда, – протянул он руку.

– Ты хочешь научиться носить его правильно? – отстранил растопыренную ладонь Святой.

– Предположим.

Святой бережно взял перстень двумя пальцами.

– Посмотри на этот бриллиант, он может вращаться, – и для убедительности он повращал камешек во все стороны. – Не правда ли, оригинально. Причем каждое положение имеет свой смысл. Вот это, – он чуть повернул камень, – говорит о том, что среди нас чужой. Вот это, – еще раз сдвинул он бриллиант, – говорит о том, что тебе даны особые полномочия, но к этому полагается еще и ксива. Тебе же подходит вот такое положение камня, – Святой дважды повернул бриллиант, закрепив его крохотным фиксатором. – Бери! – Он положил перстень на стол.

Кадет не без уважения поднял перстень. Лицо его стало задумчивым. В глазах отчетливо можно было прочитать удовольствие от обладания красивой и такой значительной вещью.

Наконец он решился.

– А ты не боишься, что перстень я оставлю себе? Что это там, иголка, что ли? – попытался Кадет покрутить камень.

– Нет, не боюсь, – закрыл «молнию» на сумке Святой. – Каждому свое.

Неожиданно Кадет побледнел и отстраненным взглядом уставился прямо перед собой. На лице его появилась болезненная гримаса, он схватился за горло, а из уголков рта закапала желтая слюна. Он что-то хотел сказать, но из горла раздавался лишь хрип.

– Кадет, – тряс напарника за шиворот Игнат. – Кадет, что с тобой?

– Он забывает хорошие советы. Когда-то я ему говорил: не зарься на то, на что не имеешь права.

Кадет был мертв, и его закатившиеся глаза были устремлены прямо под верхнюю полку.

– Что ты с ним сделал, сука! – заорал Игнат. – Урою, падла!

– Не дергайся, – Святой наставил ствол в лицо Игната. – Положи волыну на стол. Умница, вот так. Посмотри, что там за окном-то делается! – неожиданно ахнул Герасим.

Рябой повернул голову, и Святой мгновенно врезал рукоятью ему в висок. Неприятно хрустнула кость, и рябой, ударившись лбом о стол, затих, вытянув ноги.

Осторожно, стараясь не пораниться о ядовитый шип, Герасим стянул с пальца Кадета перстень. Внимательно осмотрел безымянный палец покойника. Ранка была неглубокой, почти незаметной. Такой царапинке даже не станешь придавать значения, но для Кадета она стала смертельной.