Читаем без скачивания Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Иггульден Конн

— Бортэ здесь?

Увидев перемену в поведении подростка, несомненно, объяснявшуюся присутствием мрачного воина, Шолой прищурился и упрямо вздернул подбородок:

— Еще не время, парень. Я думал, она с тобой. Твой брат сделал то же самое с девушкой, которую ему выбрали.

Тэмучжин от неожиданности остановился:

— Что?

— Он взял девушку до срока, как козел козу. Он что, не рассказывал? Если ты сделал то же самое, я руки тебе поотрубаю, парень, и на воина твоего отца мне наплевать. Я вот этими руками посильнее людей убивал. А топора на вас обоих хватит.

Тэмучжин услышал шелест стали — Басан обнажил меч. Но Тэмучжин властным прикосновением остановил его.

— Я не посягал на ее чистоту. Бортэ не дала мне убить Коке. Вот и все.

— Я велел ей не покидать юрты, парень, — нахмурился Шолой. — А она не послушала.

Тэмучжин подошел вплотную к старику:

— Сегодня ночью я узнал больше, чем хотел. И что бы там ни было, я не мой брат. Вернусь за твоей дочерью, когда к ней придет кровь. Возьму ее в жены. А до тех пор ты больше не поднимешь на нее руку. Если Бортэ получит от тебя хоть один синяк, ты станешь мне врагом, старик. А тебе не хочется такого врага. Дай только повод — и олхунутам достанется.

Шолой с кислой миной на лице слушал его, жуя беззубым ртом. Тэмучжин терпеливо ждал, пока тот обдумает эти слова.

— Совладать с ней сможет только сильный мужчина.

— Запомни, что я сказал, — повторил Тэмучжин.

Шолой кивнул, глядя вслед двум удаляющимся Волкам. Завидев обнаженный меч в руках Басана, олхунутские ребятишки разбегались. Шолой взвалил топор на плечо и, хмыкнув, подтянул штаны.

— Девчонка, знаю, ты прячешься рядом, — проговорил он, обращаясь куда-то в пустоту. Ответа не было, но тишина напряженно зазвенела, и он ухмыльнулся, обнажив черные десны: — Похоже, ты нашла себе хорошего мужа, если он, конечно, останется в живых. При нынешнем положении я бы на него не поставил.

ГЛАВА 10

В той стороне, где заходило солнце, Волки увидели Тэмучжина с Басаном и подняли тревогу. Запели сигнальные рога. Дюжина воинов вскочили на коней и помчались навстречу двум всадникам, в совершенстве держа строй — копейное острие из закаленных бойцов, способных отбить любой набег. Тэмучжин поневоле сравнил их молниеносную реакцию с паникой в олхунутском улусе и улыбнулся. Вот как надо защищать стада и женщин. Он заставил коня перейти на шаг: только дурак может рисковать жизнью и мчаться к дому во весь опор, так как и своего могут не узнать сразу. Глупо погибать из-за того, что тебя приняли за врага.

Бросив взгляд на Басана, Тэмучжин заметил, что на его лице сквозь усталость проглядывает какая-то напряженность. Мальчик всю дорогу торопил воина, чтобы успеть добраться до дому за два дня. Ехали, не останавливаясь на ночевку, питались кислым молоком и водой. За это время они не успели сдружиться. И как только добрались до родных краев, Тэмучжин почувствовал, что Басан отдаляется от него. Воин разговаривал с неохотой, и его поведение тревожило мальчика сильнее, чем он осмеливался себе признаться. Ему вдруг пришло в голову, что скачущие им навстречу воины могут оказаться его недругами. Но что он мог сказать, да и сделать? Разве что выпрямиться в седле, как поступил бы в этих обстоятельствах отец, подъехать поближе, а там будь что будет.

Когда воины оказались на расстоянии оклика, Басан поднял правую руку, показывая, что у него нет оружия. Тэмучжин узнал Илака и тут же отметил, что остальные повинуются именно первому воину отца. Илак резким голосом отдал приказ остановиться. Что-то в его уверенности чуть не вызвало у Тэмучжина унизительных слез. Он не мог плакать перед всеми, но глаза его заблестели.

Словно утешая Тэмучжина, Илак положил руку на поводья Белоногого. Воины окружили их, и все двинулись к улусу. Белоногий пошел вместе со всеми, хотя Тэмучжин не направлял его. Казалось бы, мелочь, но мальчику захотелось вырвать поводья из рук Илака. Худо будет, если его привезут в племя как маленького мальчика, но решительность, похоже, покинула Тэмучжина.

— Твой отец жив, — произнес Илак. — Рана его отравлена, и он уже много дней мечется в бреду.

— Значит, он пришел в себя? — с надеждой спросил Тэмучжин.

— Порой он начинает кричать и сражаться с врагами, видимыми ему одному, — ответил Илак. — Он сильный человек, но не принимает пищи, и плоть его тает, словно воск. Готовься. Я не верю, что он проживет долго.

Тэмучжин совсем упал духом и опустил голову. Илак отвел взгляд, чтобы не смущать мальчика в минуту слабости. Но тот вдруг в ярости вырвал повод из рук Илака:

— Кто это сделал? Есугэй назвал их?

— Пока нет. Твоя мать спрашивает его каждый раз, когда он приходит в себя. Но Есугэй не узнает ее.

Илак еле слышно вздохнул, и Тэмучжин увидел в его глазах огромную усталость. Волки оглушены и напуганы тем, что Есугэй в бреду и близок к смерти. Сейчас они наверняка ищут себе сильного предводителя.

— А что мой старший брат Бектер? — спросил Тэмучжин.

Угадав, по всей видимости, ход его мыслей, Илак нахмурился:

— Бектер поехал вместе с другими воинами обшаривать равнины. — Затем, помявшись, словно решал для себя, стоит ли доверяться мальчишке, сказал: — Не следует слишком сильно надеяться, что мы сразу найдем убийц твоего отца. Те, что остались в живых после сражения с Есугэем, уже успели разбежаться. Ведь это случилось несколько дней назад. Они не станут ждать, пока мы их отыщем.

Лицо Илака застыло, словно маска, но Тэмучжин угадал в нем скрытый гнев. Похоже, этому человеку не нравилось, что поиски возглавил Бектер. Но найти убийц все равно нужно было, а старший сын Есугэя, как очевидный претендент на место вождя, этим и занимался. Однако Илак не хотел, чтобы новые союзы верности образовывались вне его влияния. Тэмучжин подумал, что хорошо понимает отцовского воина, как бы тот ни старался скрыть свои мысли и чувства. Надо быть дураком, чтобы в такие дни не думать о том, кто займет место Есугэя. Тэмучжина уж точно сочтут слишком молодым, а Бектер был на пороге зрелости. С помощью Илака любой из них мог бы править Волками, но выбор очевиден, а потому и страшен. Тэмучжин выдавил улыбку и посмотрел в лицо человеку, представлявшему большую угрозу, чем любой олхунут.

— Ты любил моего отца не меньше, чем я, Илак. Как думаешь, кого он хотел бы оставить после себя? Захотел бы он, чтобы ты встал на его место?

Илак подобрался, словно его ударили, и устремил кровожадный взгляд на подростка. Тэмучжин не дрогнул. В этот момент ему было все равно, убьет его воин или нет. Чем бы ни грозило будущее, он понимал, что может выдержать этот взгляд без страха.

— Я всю жизнь был верен Есугэю, — произнес Илак, — но время твоего отца ушло. Наши враги, как только вести разнесутся по степи, будут ждать, когда мы ослабеем. Зимой нагрянут татары, чтобы угнать наши стада. А может, нападут олхунуты или кераиты, чтобы посмотреть, в силах ли мы защитить свое добро.

Стиснув поводья так, что костяшки пальцев побелели, первый воин отвернулся от Тэмучжина, не в силах вынести взгляд светло-желтых глаз.

— Ты знаешь, чего бы он хотел, Илак. И знаешь, что должен делать.

— Нет. Этого я не знаю, мальчик. Зато мне известно, о чем ты думаешь. И скажу тебе: ты слишком молод, чтобы стать во главе племени.

Комок горечи и гордыни застрял в горле Тэмучжина.

— Значит, Бектер. Не предавай нашего отца, Илак. Всю жизнь он относился к тебе как к брату. Почти его, оказав помощь его сыну.

К изумлению Тэмучжина, Илак вдруг ударил коня пятками и помчался вперед с красным от ярости лицом. Тэмучжин не осмеливался смотреть на людей вокруг. Он не хотел видеть их, так как понимал, что мир его рушится. Он не видел ни тревожных взглядов, которыми они обменивались, ни их печали.

В улусе Волков было тихо. Тэмучжин спешился у отцовской юрты и глубоко вздохнул. Ему показалось, что он отсутствовал много лет! Последний раз, когда он стоял на этом самом месте, отец был полон жизни и сил, был опорой семьи, ее защитником. Невыносимо было думать, что прошлое уже не вернется.