Читаем без скачивания Королевы Маргины - Владимир Михайлов

Документом этим оказалось завещание Рика Нагора, свежее, датированное позавчерашним днем. И в этом документе Нагор оставлял все, что у него вообще было – деньги, акции, недвижимость, – одному человеку: законной супруге Зоре Мель. Вот, значит, как: законной супруге. Интересно…

Очень интересной показалась не обязательная, но зачем-то вошедшая в текст фраза: «Она – единственный человек, знающий, как всем этим следует распорядиться».

Интересно, да. Что же – получив желаемое, она сразу же решила вступить в права наследования – поторопить события? Да вряд ли: для этого надо быть просто патологической дурой. Или все-таки?

Но на большее сейчас уже не осталось сил: необходимо было хоть немного отдохнуть.

Для этого Лен Казус воспользовался одной из гостевых спален, где лег, не раздеваясь, поверх покрывала и замер в неподвижности. Скорее даже не лег, но прилег, готовый в любой миг вернуться к действию и заранее уверенный в том, что уснуть он не сможет: достаточно долго, по его ощущениям, он пролежал в беспамятстве, едва ли не в состоянии клинической смерти, и потому возникло предположение, что теперь на какое-то время в нем сохранится страх перед сном, как перед моделью небытия. Нервы, однако, оказались крепче, чем Лен предполагал, а может быть, сил и энергии израсходовалось больше, чем он рассчитывал – и вместо того, чтобы размышлять над планами, он как-то незаметно уснул, даже не успев назначить себе время, когда следовало бы проснуться. Лежа на спине, дышал он во сне совершенно бесшумно, на что способны лишь немногие люди. Так что если жилье это и прослушивалось, обнаружить его присутствие тут было бы весьма затруднительно.

Уснул он крепко, как бы с расчетом на долгие часы отдыха. Но проснулся неожиданно быстро. Словно бы кто-то его разбудил даже не просто прикосновением, но хорошим тычком.

Рефлекторно, ничего не успев подумать, Лен Казус скатился с кровати на пол – в сторону, противоположную двери, так что ложе становилось как бы преградой для возможной опасности. Следующим движением было бы – изготовить оружие к бою; этого не произошло лишь по той причине, что оружия у Казуса не было, его табельный дистант находился теперь в каком-то из кабинетов Службы покоя вместе с документами, коммиком и прочими нужными вещами. Но, похоже, оружие ему сейчас и не требовалось – хотя бы потому, что ничего опасного вблизи не происходило, угрозы не возникало.

И все же что-то ведь заставило его проснуться так внезапно? Сновидение? Лен не помнил, чтобы ему сейчас вообще что-то снилось. Какой-то звук? Нет; раздайся он – память сохранила бы его даже во сне. Что еще могло быть?

Ответ пришел через считаные секунды; столько времени понадобилось Казусу, чтобы разобраться в своих ощущениях. Нет, не сон и не звук, но сильный сигнал, пришедший из недреманного подсознания и означавший давно привычное: «Тревога! Ты не один!»

Остатки сна словно выдуло сильным ветром. Сигнал был принят и расшифрован; наступило время действия.

Лен Казус начал со сканирования, после мгновенного колебания, вызванного промелькнувшим страхом: а сохранилась ли у него эта способность после ранения? Боязнь заставила его настраиваться медленнее обычного; однако никаких сбоев не возникло, все осталось в прежнем порядке. Облегченно вздохнув, он установил мысленно нужный радиус восприятия – почти минимальный, потому что на большее могло и не хватить энергии. Сейчас вызнаватель, как ни крути, был далек от нормальной формы, не говоря уже об оптимальном рабочем состоянии. Но большого радиуса и не потребовалось: в очерченный им круг входил и весь этот дом, и крыльцо с площадкой перед входной дверью, то есть нынешнее жизненное пространство Лена Казуса; с остальным можно было и повременить. В спальне не обнаружилось ни одной чужой мысли, были только отражения его собственных; нет мыслей – значит, нет и мыслящих существ, источников опасности, никто не прижимается к стенке в темном углу, готовясь к атаке. Хорошо. Чуть прибавили. Сканируем, медленно поворачиваясь вокруг собственной оси, работаем как обычный локатор. Коридор: чисто. Гостиная: то же самое. Спальни: чисто, чисто и еще раз чисто. Утешительно, да не совсем: никого нет здесь – значит, неожиданно возникший некто затаился где-то в другом месте. Никого – в ванных; на кухне; в каминной – пусто. В музыкальной – той, где и произошло убийство – то же самое. В кабинете…

В кабинете – тоже никого, и все же что-то там было не так. В цепкой памяти Казуса надежно сохранялся план этого дома, и на этом плане кабинет выглядел комнатой тупиковой, с одной только дверью, выходившей в каминную. А сейчас получалось, что там вдруг открылся еще какой-то выход, неизвестно куда. И именно где-то там и наблюдалась работа чьего-то сознания, уловимая достаточно четко. Вот и найден источник тревоги.

Лен сосредоточился на восприятии. Черт, это оказалось интересно. Даже очень. Ничего такого нельзя было и ожидать. Что же получается? Все гипотезы и версии становятся с ног на голову? Повезло. Крупно повезло. Хотя, может быть, и не везением это было, а просто подсознание, предполагая что-то подобное, оттого и погнало его именно сюда?

Но это сейчас не важно. Главное – решить: что предпринять? Возникает несколько вариантов, один заманчивее другого – или, может быть, глупее? Выбрать надо немедленно: обстановка может измениться в любую секунду.

Лен Казус осторожно вышел из спальни и двинулся в сторону кабинета, стараясь ступать как можно бесшумнее.

4

Неро, раннее утро 14 меркурия

– Ну, вот, – сказал Смирс. – Теперь убедились?

Зора ответила не сразу. Не менее минуты потребовалось ей, чтобы прийти в себя. Нет, она, конечно, заранее представляла себе, как может выглядеть дело по ее обвинению. Однако фантазия оказалась слишком бедной по сравнению с действительностью. Можно было только удивляться тому, откуда вдруг взялось столько свидетелей, в таких подробностях знавших обо всех ссорах, несогласиях и даже драках между нею и покойным Риком (никогда не возникавших), о тех неизвестных мужчинах (о которых она и не слышала никогда), что, оказывается, посещали ее всякий раз, когда дела вынуждали Нагора отлучаться из дому более чем на пару часов, о…

– Но ведь тут нет ни слова правды, – попыталась она возразить.

– Правда всегда у большинства, – ответил Смирс. – А у вас нет вообще ни одного свидетеля, и кто бы ни взял на себя вашу защиту – ему не на чем будет основать ее. Ваше дело заранее проиграно, поверьте моему опыту.

– Что же теперь будет? – спросила она, впервые по-настоящему растерявшись.

Смирс словно ожидал именно такого вопроса.

– А будет то, – сказал он уверенно, – что обвинение станет требовать смертного приговора, мотивируя это особо жестоким способом убийства, не характерным для женщины, и представляя вас как человека, крайне опасного для общества. Хотя лично я, откровенно говоря, построил бы это дело иначе: не говорил бы о каких-то раздорах между вами, напротив – подчеркивал мир и согласие. Тогда преступление становилось бы совершенно беспричинным, безмотивным, вы выглядели бы, как человек непредсказуемый и оттого еще более опасный для окружающих. Вам не кажется, что это смотрелось бы намного убедительнее?

Зора лишь мотнула головой: не в том она была состоянии, чтобы даже возмутиться его хладнокровной жестокостью.

– Но ведь суд разберется? – Судя по нерешительной интонации, она в это и сама не очень верила.

Смирс лишь усмехнулся:

– На вашем месте я бы на это не очень рассчитывал. Дело сшито профессионально, над ним работали хорошие специалисты.

(Смирс и в самом деле считал себя хорошим специалистом. Да, в общем, таким и был.)

– Но зачем? За что? Что я такого сделала, кому помешала?

– По-моему, я вам уже объяснил: дело об убийстве нужно закрыть, а для этого следует осудить убийцу. Но тому, кто действительно убил, и тем, кто его, возможно, нанял, вовсе не нужно, чтобы вскрылась действительная картина происшедшего: возможно, оно связано с делами, которым надлежит остаться секретными. Вы никому ничего не сделали, я вам верю; но тут – ничего личного, просто так сложилась обстановка.

– Что же мне делать? Вы, я чувствую, хороший человек, вы не желаете мне зла, верно? Так помогите мне!

– Ни малейшего зла, вы правы. И мне искренне жаль вас. Скажу даже больше: вы мне нравитесь. Но я ведь не обвинитель и тем более не судья. Я маленький человек в системе и должен выполнять то, что мне приказывают. Так я и поступаю. Как же я мог бы помочь вам?

– Но ведь получается так, что вы своими руками отправляете меня на смерть! При том, что я ни в чем не виновата…

– Знаете, служба вроде моей, к сожалению, притупляет чувства, заставляет привыкнуть очень ко многому. Мы все становимся если не жестокими, то во всяком случае достаточно равнодушными к чужим трагедиям.

– Смирс, послушайте… Если бы я осталась жива, я бы нашла способы очень хорошо отблагодарить вас за помощь. Вы не пожалели бы об этом.