Читаем без скачивания Распущенные знамёна - Александр Антонов

— Пригласи-ка, братец, командира батареи, — распорядился Кнюпфер.

— Чёрт тебе братец, — не больно-то и тихо проворчал матрос, но всё же крикнул куда-то в сторону:

— Ничипоренко, покличь командира, тут до него пришли.

Командир батарей Цереля отличался от своих матросов разве что офицерским кителем и был удивительно внешне похож на комиссара Кошкина. Кнюпфера, затем фон Бюлова лжекомандир выслушал внимательно, долго потом скрёб затылок, наконец, изрёк:

— Нам эта война на хрен не нужна. Потому мы, пожалуй, согласимся. Только давайте так: поначалу мы немного постреляем. Специально в тральщики целить не будем, но ежели кого случаем заденем – не обессудьте. И вы тоже по берегу попалите, рядом с батареями места много. А уж когда ваша эскадра в проливы попрёт, вот тогда мы огонь задробим окончательно.

На том и порешили. Фон Бюлов благополучно вернулся в Либаву и доложил начальству об успешно выполненном задании.

Командующий Объединёнными силами Рижского залива генерал-майор Абрамов сидел в своём штабном вагоне и ждал сообщений. Каких? Желательно, приятных. Завтра, 29 сентября немцы, если не передумают, начнут операцию «Альбион». За сухопутный участок фронта командующий был пока спокоен. Войска Рижского оборонительного района приведены в полную боевую готовность. Дополнительный боезапас на позиции подвезён. Оба «добровольческих» корпуса, состоящие в основном из ударников и чехословаков, развёрнуты в ближнем тылу. В случае прорыва ими будут затыкаться дыры. В помощь им приданы четыре бронепоезда. Пятый только что прибыл на станцию и встал на соседнем пути.

Абрамов посмотрел в окно, и, увидев на тендере надпись «Товарищ», улыбнулся: старый друг прибыл!

Стук в дверь. Этот дежурный офицер принёс ворох телеграфной ленты. От Бахирева? Наконец-то! Абрамов прочёл сообщение, бросил ленту на стол, с удовольствием потянулся. Теперь всё! Подготовка к контроперации «Контр Страйк» закончена. Морские силы Рижского залива заняли исходные позиции. Теперь надо ждать сообщений, …нет, не с линии фронта и не с кораблей, первый удар наносим мы, и должен он лишить противника воздушной поддержки, хотя бы на время…

Такого в истории русской военной авиации ещё не было. На прифронтовых аэродромах, где ещё вчера базировалось шестьдесят самолётов, к вечеру 28 сентября к боевому вылету готовились сто двадцать аппаратов. Таков был итог работы Генштаба, по распоряжению которого с других фронтов были отозваны пятьдесят самолётов. Ещё десять «Невских» привёл Алехнович. Именно эта десятка должна была возглавить ночной авиаудар по главному аэродрому противника, где тот сосредоточил одновременно более шестидесяти самолётов, все они готовились участвовать в операции «Альбион». Удар было решено нанести всей авиацией одновременно четырьмя волнами с пятнадцатиминутным интервалом. Бомбить было приказано с одного захода всем, кроме «Невских», которые должны были сделать аж три захода. Летели в темноте по ориентирам в виде костров расположенных треугольниками. Их запалили в тылу противника перед подходом первой волны фронтовые разведчики.

Эту группу я повёл сам. Уж больно ненадёжными казались мне дистанционные взрыватели, собранные из подручных средств. На берег высадились ещё прошлой ночью. День прятались в лесу. Как стемнело, вышли к аэродрому. Все мины на цистерны с авиатопливом ставил сам, ребята прикрывали. И времени отняло больше, и риску прибавило, но в этом случае я мог довериться только своему столетнему опыту.

В условленное время я стал приводить в действие взрыватели. Сработали три из шести. Этого хватило с лихвой. Пламя от пожара взметнулось в небо и осветило аэродром. Послышался шум моторов. Часть мечущейся возле пожара обслуги кинулась к зениткам, стали зажигаться прожектора. Пришёл черёд продемонстрировать своё умение нашим снайперам. Прожектора стали гаснуть, а зенитчики падать на своих позициях. Тут над аэродромом появились первые самолёты. И началось! Больше нам тут делать было нечего, и я дал приказ отходить. Вскоре мы были на берегу, где спустили на воду спрятанные до поры шлюпки и погребли в сторону ожидающей нас подводной лодки.

Вице-адмирал Шмидт выслушал сообщение о ночном налёте на аэродром с каменным выражением лица. Отрывисто спросил:

— Наши потери?

— Уничтожено 63 самолёта.

— Цепеллины?

— Целы все. Они базируются в другом месте.

— Потери противника?

— Неизвестны…

— Должно ли это означать, что все вражеские самолёты вернулись на свои аэродромы?

— По крайней мере, за линию фронта ушли все.

«Чёрт с ними, с самолётами, — подумал адмирал, — обойдемся теми, что остались».

Шмид повернулся к стоящим позади него старшим офицерам.

— Господа! Прошу разойтись по кораблям. На рассвете мы выходим в море!

И разошлись! И вышли! Да как вышли! Более трёхсот вымпелов! Одних линкоров с десяток. А крейсера, а миноносцы, а прочая шелупонь? Дым во всё небо! Попробуй, останови такую армаду… А мы попробуем! А мы остановим!

Если бы на рассвете 29 сентября 1917 года один из тех шести цепеллинов, что тащились сейчас над наползающей из моря армадой, оказался вдруг над Моонзундским архипелагом… — Хотя, зачем? Пусть это будет наш русский воздушный шар, — картинка, представшая взору наблюдателя, показалась бы ему весьма прелюбопытной.

Во-первых, подивился бы человек грамотному расположению артиллерийских позиций, прикрывающих подходы к островам и проливам. Две крайние точки обороны архипелага: мыс Тахкона на северной оконечности острова Даго и мыс Церель на южной оконечности острова Эзель. Стратегические точки. Мыс Тахкона стережёт северный вход в Моонзундский пролив и прикрывает с юго-запада залив Финский. Прорвётся сюда вражеский флот и не только запрёт Морские силы Рижского залива в Зундах, но и себе дорогу на Питер и Гельсингфорс откроет. Потому и стоит тут батарея двенадцатидюймовых орудий числом четыре с порядковым номером «39», их и дредноуты опасаются. Такая же батарея (№ 43) расположена на Цереле, и стережёт она вход в Рижский залив и южный подход к Зундам. Иных путей германским дредноутам и крейсерам туда нет, поскольку и пролив Соэлозунд, что между Эзелем и Даго, и находящийся за ним Кассарский плёс для этих тяжеловесов слишком мелководны. А значит, нет смысла грозить в ту сторону крупным калибром – для эсминцев много чести!

А что представляют собой другое батареи? Их числом десять: десятидюймовая (№ 32); шестидюймовые (№ 30, № 36, № 38, № 45, № 46, № 47,); две с пушками калибра 120 мм (№ 34 и № 40); одна с пушками калибра 130 мм (№ 41). Каждая батарея имеет по четыре орудия, батарея № 32 – пять. Задача этих батарей топить тральщики, дуэльничать с эсминцами, отгонять десант, кроме, разве что, батареи № 32. Её десятидюймовки и для линкоров не подарок.

Кроме береговых, в разных частях архипелага расположено несколько зенитных батарей.

Кого это наш наблюдатель высматривает на земле? Шпионов германских? Так нет их. Последних, кто был, нынче ночью флотская контрразведка повязала. Так что страстей, как у Валентина Саввича, не ждите, не будет вагонов с морскими минами, мчащихся прямо на корабли. Да и «поплавка», обозначающего точку «Вейс» тоже не будет. Утопили «поплавок» (то бишь германскую подводную лодку) четыре английские подлодки. С рассветом и утопили – молодцы, союзники! Так что придётся адмиралу Шмидту определиться с точкой развёртывания как-нибудь по-другому.

Ну ладно. Шпионов на островах нет, предателей тоже нет, а кто есть? Есть 1-ая красногвардейская бригада морской пехоты под командованием каперанга Шишко (он же приказом командующего Объединёнными силами Рижского залива генерал-майора Абрамова назначен начальником Моонзундской позиции) — основные силы на острове Эзель и два батальона под командованием комиссара Кошкина на острове Даго. Есть два пехотных полка на Эзеле, один пехотный полк на Даго и такой же на острове Моон. Есть отдельные пехотные батальоны на остальных островах архипелага и на острове Руно, что в Рижском заливе. Есть несколько гидропланов.

И есть стройбат – или штрафбат? Зови хоть так, хоть эдак, всё одно будет неверно, поскольку нет ещё в ходу этих слов. А люди есть. Бывшие матросы Балтийского флота со своим взглядом на Революцию, пытавшиеся не так давно поднять над архипелагом чёрное знамя анархии. Но тут явились морпехи с красными звездами на бескозырках, сказали: «Кончай бузу – Революция в опасности!» – «А нам по херу!» – «Добрый инструмент, — согласились морпехи. — Вот вам к нему по лопате. Ступайте-ка, братишки, строить укрепления. Нам тут скоро воевать придётся. А оружие оставьте, оно вам теперь ни к чему!» – «А не будем мы ничего строить! — заявили бузотёры. — Не для того Революцию делали» – А и не стройте, — согласились морпехи, — только жратвы в этом случае тоже не будет!» Что сильнее: голод или идея? Тут всё зависит от конкретного случая.