Читаем без скачивания Пропавшая без следа - Карл Вадасфи

На сцене стоит мужчина. Он пытается читать вслух строки из книги.

Я снимаю пальто и, наклонившись, чтобы положить его на пол, пользуюсь моментом, чтобы окинуть взглядом ряд кресел, расположенных справа от меня. Вонов не видно. Слева от меня сидят только два человека. Но это не они.

Мужчина на сцене явно играет плохо, он изо всех сил пытается читать. В этот момент я смутно улавливаю чей-то голос, раздающийся из зала, который говорит мужчине на сцене, что он все делает неправильно. Я понимаю, что это за часть пьесы, и оборачиваюсь, чтобы воспользоваться моментом и оглядеть несколько задних рядов. Я еще долго вглядываюсь в темноту, как вдруг актер выбегает из зала на сцену и присоединяется к своему партнеру. Но Вонов мне так и не удается обнаружить. Остается лишь надеяться, что они сидят впереди или же мне удастся обнаружить их в конце спектакля, когда они станут спускаться из бельэтажа. А пока мне ничего другого не остается, как смотреть спектакль, которым мы собирались насладиться еще в субботу вместе с Дженни. Я должен сидеть здесь, борясь со страхом, эмоциями, которые мы должны были разделить вместе. И снова меня захлестывают горечь и чувство вины, когда я осознаю, что если бы Дженни была сейчас рядом со мной, то очень скоро я стал бы успокаивать ее и защищать от злых сил, которые вот-вот захватят сцену и театр. Это невероятное возбуждение, ощущение ужаса и восторга.

Если бы сегодня была суббота, оставалось бы два часа до того, как я сделал бы ей предложение. И жизнь выглядела бы безупречной.

Нельсен решила не особенно прислушиваться к словам Моргана. Она аккуратно надавит на Вонов, постарается воздействовать на них без неприятных последствий для себя и риска нарваться на жалобу начальству. Она будет вести себя почтительно и осторожно.

Сержант припарковала машину около дома Вонов. На улице, как и вчера, было немноголюдно. Она прошла по дорожке и остановилась около входа в дом, а затем позвонила в дверь.

Никто не ответил, и Нельсен снова нажала на звонок. По-прежнему никакого результата, и тогда она принялась стучать в дверь.

Нельсен подождала еще немного и, когда никто так и не откликнулся, вытащила из кармана свой мобильный. Она набрала номер полицейского участка. Разговаривая по телефону, подошла к боковым воротам. Прижалась лицом к деревянному забору, пытаясь разглядеть в крохотную щель, что находится с другой стороны. Она увидела аккуратный садик, навес около забора и ничего больше.

– Мне нужен номер, – сказала она в трубку и назвала адрес Вонов. – Соедините меня.

На линии послышались гудки. Она слышала их в своем мобильном, а из молчаливого дома до нее доносился телефонный звонок. Но никто не брал трубку. Связь оборвалась, когда никто так и не ответил.

Вонов не оказалось дома. Ей придется приехать сюда еще раз.

Прежде чем вернуться к машине, Нельсен коснулась ладонью верхней части ворот. Поверхность была жесткой и заостренной.

Спектакль оказывается намного страшнее, чем мне казалось. Я уже три раза подпрыгнул на месте, а это означает, что Дженни непременно захотела бы, чтобы я крепко ее обнял. Все происходило бы в точности как я планировал.

Начинается антракт, и я внимательно просматриваю каждый ряд в партере. И вот тогда замечаю их. Они сидят почти около самой сцены. Я дожидаюсь подходящего момента, чтобы приблизиться к ним, схватить их, делать хоть что-то, а не сидеть сложа руки. Но они не двигаются с места, а сидят на своих чертовых местах все пятнадцать минут, что идет антракт, и прежде чем я успеваю решить, что теперь делать, время стремительно пролетает, словно скорый поезд, свет в зале гаснет, и спектакль продолжается.

Нельсен сидела за столом, сжимая в руке телефонную трубку. Она заполучила список всех женщин по имени Дженни Майклз, живущих в радиусе пятидесяти миль, и весь последний час звонила каждой из этих женщин в списке. Она только что поговорила с двенадцатой по счету Дженни Майклз, но это не дало ей никаких результатов.

Сэм Кук и сержант Оуэн Хивитт сидели за своими столами. Сэм предложил Нельсен помочь обзванивать женщин по списку, но она отказалась.

Первая Дженни Майклз оказалась учительницей, вторая – медсестрой, третья занималась бизнесом, у четвертой было трое детей, и она жила за счет льгот, пятая работала в магазине. Шестая Дженни Майклз вообще оказалась школьницей, ей было всего шестнадцать лет, и ее мать сказала, что девочка весь день будет в школе. В остальных шести женщинах тоже не было ничего необычного – просто нормальные женщины, которые жили нормальной жизнью. Ничего странного, из ряда вон выходящего, ничего и близко не напоминающего о той Дженни Майклз, которую она искала.

Ничего, кроме пустоты.

Я уже знаю, когда должен закончиться спектакль, и готовлюсь действовать быстро. Я думаю о том, что стану делать, когда начнет опускаться занавес. Я встану, это знаю точно. Люди вокруг меня решат, что я хочу стоя аплодировать артистам, но на самом деле я буду наблюдать, когда Воны станут выходить из зала. И когда это произойдет, я встану у них на пути и не дам ускользнуть. Я должен схватить их здесь, в театре, где народу меньше, чем на улице, и у них окажется меньше возможностей сбежать от меня. Подойду к ним, наброшусь на них, тогда-то уж они не смогут отпираться и признаются, что делают здесь и что вообще делают с моей жизнью.

Через десять минут свет погас, и спектакль завершился. Зал взорвался аплодисментами. Я вскакиваю на ноги. К счастью, всего лишь несколько человек присоединяются ко мне, и все они стоят по бокам. Я не свожу глаз с того места, где сидят Воны.

Актеры во второй раз выходят на поклон, и по традиции должны выйти и в третий раз. Воны продолжают сидеть на своих местах.

Актеры кланяются в третий раз, уходят со сцены, и в зале зажигается свет.

Люди встают со своих мест, надевают пальто и начинают пробираться по рядам к выходу. Толпы людей моментально загораживают мне обзор, и я не вижу, что происходит в нескольких рядах впереди меня. Решаю дойти до середины своего ряда. Протискиваюсь между двумя женщинами и тремя мужчинами, которые одеваются и одновременно болтают друг с другом. На лицах большинства людей, мимо которых я прохожу, написано явное облегчение, что все наконец закончилось. Многие бледны. Поверьте, думаю, уж я-то хорошо знаю, что вы все сейчас чувствуете, но разница в том, что с вами это сделал спектакль, я же испытываю эти чувства по вине реальных событий, происходящих в моей жизни.

Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы над морем людских голов разглядеть, что происходит в первых рядах. Головокружение возвращается, и мне снова необходимо за что-нибудь ухватиться, чтобы сохранить равновесие, но я должен пробираться вперед. И вот, наконец, я вижу их. Они выходят из третьего или четвертого ряда, мистер Вон двигается медленно, а за ним ковыляет его жена. Со стороны кажется, что они не имеют никакого отношения друг к другу: чем больше я на них смотрю, тем больше странностей и несоответствий подмечаю в этой паре.

Я бросаюсь к концу своего ряда, чтобы преградить им путь в проходе. Я наступаю на ноги какому-то мужчине, пытаясь обойти его. Он явно недоволен, и я начинаю без остановки извиняться. Еще трое стоят у меня на пути, и я протискиваюсь мимо них. «Прошу прощения», – говорю без тени вежливости в голосе. Я слишком тороплюсь, чтобы беспокоиться о том, что они обо мне подумают.

Оказавшись в конце ряда, я вижу, что они теперь совсем недалеко от меня, в проходе. Осталось протиснуться мимо еще одного человека. Я зацепляюсь ногой за его ногу и вылетаю в проход. Мне удается ухватиться за кресло на противоположной стороне прохода. Я выпрямляюсь, и в этот момент мы с супругами Вон встречаемся взглядами.

Они сразу узнают меня, я вижу это по их лицам. Но они явно удивлены. И выглядят потрясенными. Интересно, всему виной мое появление или же дело в спектакле?

Они начинают пятиться. Последние несколько зрителей обходят нас. Слова, неожиданно я забываю все слова, которые собирался сказать. Я понимаю, что должен заговорить с ними, но продолжаю молчать и просто смотреть на них.

Мистер Вон первый нарушает молчание.

– Что… – спрашивает он, – что вы здесь делаете?

Я молчу. Я просто не могу сосредоточиться.

– Что вам нужно? – снова спрашивает он. Теперь в его голосе слышится раздражение.

Я изо всех сил обхватываю руками живот, отчаянно пытаясь выдавить из себя хоть слово. Но, борясь с мучительной головной болью, я произношу лишь: «Зачем?»

– Зачем? – снова спрашиваю я. – Зачем вы делаете это со мной?

Вон обнимает жену за плечи. Он выглядит озабоченным, но пытается скрыть это.

– Что вы имеете в виду? – спрашивает он.

– Что имею в виду? – кричу я. – А что, черт подери, я могу иметь в виду? Что из моего вопроса тебе непонятно, ты, китайский болванчик? – Откуда-то из задней части театра до нас доносятся шаги. Я не оборачиваюсь. – Зачем? – снова повторяю я. Теперь даже громче. – Зачем?