Читаем без скачивания Ночь с ангелом - Владимир Кунин

Удача Лариске сопутствовала всегда и во всем. То ей в последнюю секунду удавалось вручить взятку «неприступному» следователю, когда по восемьдесят восьмой статье уголовного кодекса тех лет ей грозили четыре года заключения за «нарушение правил о валютных операциях»; то исхитрилась женить на себе милого и глуповатого представителя одной американской авиакомпании Боба Тейлора, а тот вывез ее в Нью-Йорк и даже сделал гражданкой Соединенных Штатов Америки.

За четыре года, проведенных там, не только удачливая, но и несомненно талантливая Цыпа-Лариска насобачилась щебетать по-английски так, что отличить ее от настоящей американки смог бы только тот, с кем она переспала еще в Москве. А в этом бизнесе Цыпа была незабываема!

Благодарная верность мужу, счастливейшему служащему «Америкен Эрлайнс» Бобу Тейлору, оградила Цыпу от каких бы то ни было шашней с его приятелями. Что, правда, не помешало ей втайне от Боба сняться в семидесяти трех порнофильмах и заработать за четыре года в Нью-Йорке вдвое больше, чем высокооплачиваемый Боб смог бы принести в дом за ближайшие десять лет…

Но однажды, чтобы подхлестнуть свою слегка ослабленную возрастом и компьютерными излучениями половую функцию, Боб притащил домой три порнографические видеокассеты, купленные им «для дома, для семьи» в одном из лучших секс-шопов Квинса.

Семейный просмотр первой же кассеты сработал с точностью до наоборот! Боб начисто лишился остатков этой самой функции, тут же превратившись в импотента высочайшей пробы. Ибо главным действующим лицом в этом увлекательном фильмике была его горячо любимая и беззаветно преданная ему супруга – миссис Лори Тейлор! В московском просторечии – Цыпа из «Метрополя».

Итак: мистер Тейлор остался в Нью-Йорке один на один со своей беспросветной импотенцией, обретенной в результате стресса от удивительного открытия, а американская гражданка миссис Лори Тейлор мгновенно перевела все свои денежки, честно заработанные на каторжном ложе киносоитий, из «Бэнк оф Нью-Йорк» в западногерманский «Дрезднер банк» и оказалась в Европе, в самом центре Германии.

Где, как и положено в Старом Свете, «американская звезда» была принята с распростертыми объятиями в самых фешенебельных домах порнопродукции – «Беаты Узе» и «Терезы Орловски».

Не говоря уже о шведских и датских компаниях попровинциальнее и помельче…

– Ну, если ты не пьешь, то хоть поешь чего-нибудь? – спросила голая Лори у голого артиста Самошникова.

– Нет, – ответил Лешка.

– На нет – и суда нет, – сказала Лори.

Она привстала, завернулась в красное с гигантскими желтыми цветами покрывало, подняла валявшуюся на полу Лешкину гитару и, поджав под себя ноги, уселась напротив Лешки.

– Тогда давай споем вместе, – предложила Лори и со знанием дела прошлась пальцами по гитарным струнам.

– А что? – спросил Лешка.

– Галича.

– Что Галича? – попытался уточнить Лешка. Но ответа он не услышал.

Глаза Цыпы-Лариски уже уставились в какую-то только ей ведомую бесконечность, пальцы тихо, но тревожно тронули струны гитары, и Цыпа из «Метрополя», по милицейским протоколам – Лариса Ивановна Скворцова, она же – подданная США миссис Лори Тейлор, она же – знаменитая фрау Лори, популярнейшая в мире сексбизнеса порнозвезда, чьи двухнедельные гонорары намного превышали оклад министра обороны ФРГ, запела приятным, чуть хрипловатым от бессонной ночи голосом:

Мы похоронены где-то под Нарвой,Под Нарвой, под Нарвой…

Лешка ошеломленно уселся на подушки, стыдливо прикрылся одеялом и тихо продолжил:

Мы похоронены где-то под Нарвой,Мы были – и нет…Так и лежим, как шагали, попарно,

пели они уже вдвоем,

Попарно, попарно.Так и лежим, как шагали, попарно,И общий привет!

Резкий, жестокий аккорд… и снова еле слышно звучит гитара:

И не тревожит ни враг, ни побудка,Побудка, побудка.И не тревожит ни враг, ни побудкаПомерзших ребят.Только однажды мы слышим, как будто,Как будто, как будто,Только однажды мы слышим, как будтоВновь трубы трубят.

Ах, как рванула Цыпа гитарные струны! У Лешки даже мороз по коже…

Что ж, подымайтесь, такие-сякие,Ведь кровь – не вода!Если зовет своих мертвых Россия,Россия, Россия…

слаженно, будто полжизни вместе, пели Цыпа и Леха.

Если зовет своих мертвых Россия,Так значит – беда! -

пел Лешка и понимал всю непозволительную и сентиментальную нелепость ситуации!

Не имела права эта песня звучать в роскошном доме самого богатого предместья одного из центральных городов Западной Германии.

Именно эта песня…

Именно в этом доме. Купленном бывшей московской валютной проституткой на деньги, полученные ею за тысячи и тысячи порнографических видеокассет, гуляющих по всему земному шару!

Но остановить эту песню Лешка тоже был не в силах.

Вот мы и встали в крестах да в нашивках,В нашивках, в нашивках,Вот мы и встали в крестах да в нашивках,В снежном дыму…

пели они оба уже в полный голос, -

Смотрим и видим, что вышла ошибка,Ошибка, ошибка,Смотрим и видим, что вышла ошибка,И мы – ни к чему!…

Цыпа тренькнула одной струной, впервые посмотрела на сидящего, съежившегося под одеялом Лешку и тихо повторила:

– И мы – ни к чему… Алешенька.

И тогда Лешка простил и себе, и Лариске «эту песню в этом доме».

Показалось, что если представить себе, будто это не кровать, а некий крохотный мирок на двоих, изолированный от стен этого дома, от окружающего его сада, от города, на окраине которого раскинулся этот сад, от всей этой чужой страны, где и Лариска, и Лешка оказались выплеснутыми мутной волной дурацких и случайных обстоятельств, может быть, тогда они смогут иметь право хотя бы на редкие проявления сентиментальных нелепостей?…

– Ты когда последний раз звонил домой? – тихо спросила Цыпа.

Лешка смутился, потянулся за сигаретами.

– Ладно, – сказала Цыпа. – Твое дело. Хочешь хорошую работу? Не по двенадцать марок в час за разборку мусора, не по пятьдесят за вечер с гитаркой… По пятьсот за смену. Поначалу только. Дальше – больше. В смысле за съемочный день. Ты же артист, а это примерно одно и то же.

Лешка сообразил, что предлагает ему Лариска, отвел глаза в сторону:

– Но я же артист драматический.

– А кому ты нужен здесь «драматический»?! – Лариска от злости даже басовые струны на гитаре рванула. – Был бы ты цирковой, еще куда ни шло: встал вверх ногами, перевернулся через голову, и всем все понятно. А драматический ты артист или, еще чего хуже, писатель русский, – кому ты здесь на Западе сдался? Я четыре года в Америке прожила – знаешь, сколько я таких русских гениев повидала?! В Москве или в Ленинграде на них рот разевали, в киосках «Союзпечать» фотками торговали, за их автографами девки в драку, а там, в Нью-Йорке… Кто они? Где они?… Сидят на грошовом вэлфере и не чирикают. И здесь то же самое. Что социал им бросит, то они и схавают. Мне партнер нужен, Алеха. На которого я бы по-настоящему заводилась. Чтобы в сердце хоть что-нибудь шевелилось!… Любимый партнер, постоянный, а не случайный кобель с тупой харей и перекачанными мускулами. Сколько я еще продержусь в этой индустрии? Цех-то – вредный! Тут лошадиного здоровья не хватит. Пора свою фирму открывать – под американским флагом. Хочешь со мной?

Лешка загасил сигарету в пепельнице, сказал тихо, потерянно:

– Я домой хочу.

– Чего же ты не звонишь им? Они же там небось с ума сходят.

– Я звонил, – понуро сказал Лешка.

– Когда?

– Еще когда с театром по воинским частям между Лейпцигом и Эрфуртом ездили.

– А потом?

– Потом стеснялся…

– Ну и сволочь же ты! А посмотришь – и не скажешь… Звони немедленно! Вот тебе телефон – звони сейчас же. Вались в ноги, проси прощения, убалтывай их, как можешь. Это же родные люди! Елочки точеные, была бы у меня хоть какая-нибудь родня – я бы вообще с телефона не слезала бы! Так и висела бы на шнуре, как обезьяна на лиане… Звони, сукин кот, расскажи им, что жив-здоров, успокой.

– Да знают они, наверное, все, – сказал Лешка. – Мне один знакомый эмигрант в «Околице» говорил, будто бы в «Комсомолке» была заметка – дескать, такой-то и такой-то остался на Западе. Про меня. Так что они, наверное, прочитали.

– А то, что им из-за тебя КГБ кишки на барабан мотал, ты об этом подумал?

– Ну, и это, конечно…

Лариска отложила гитару в сторону, выпуталась из красного с желтыми цветами покрывала, спрыгнула голая с кровати, накинула длинный шелковый халат, пододвинула к Лешке телефон поближе:

– Звони, кайся. О бабках не думай – звони. Я их потом с налогов спишу. Сколько нужно, столько и разговаривай. И помни, Алешенька, что бы ни случилось, своих нельзя подставлять. Их беречь нужно. Звони. А я пока приму душ и приготовлю завтрак. А потом я тебя на ипподром свожу. Я до завтра совершенно свободна. Ни съемок, ни хрена. Проведем день любви, азарта и зрелищ!