Читаем без скачивания Оперативный простор (СИ) - Дашко Дмитрий Николаевич

Чекист подсел к Тарасу, они пожали друг другу руки как старые знакомые.

Выходит, это жу-жу неспроста… ГПУ мутит здесь свою тему, а моё внезапное появление стало чем-то вроде камня, брошенного в воду.

И что у нас получается: Тарас — штатный или нештатный сотрудник, зачем-то внедрённый в военшколу. Вряд ли в ней пышным цветом цветёт бандитизм, то есть снова политика, от которой нормальному человеку лучше держаться подальше.

Чем мне это грозит? Да вроде ничем, с этой стороны ко мне хрен подкопаешься. А вот у родственника вполне могут появиться дополнительные проблемы, если он и вправду замешан в какую-то мутную хрень.

Блин! Ну ведь мог же сразу догадаться, что чекисты зря клювом щёлкать не станут, за несколько лет своего существования они так насобачились раскрывать все эти заговоры и что у них повсюду есть свои люди.

Работать контора умеет — чего у них точно не отнять.

И не хочется перебегать им дорогу и отнимать их кусок хлеба…

Пока латыш и Тарас что-то тихо обсуждали, я крутил в голове предполагаемый план действий.

Свалить отсюда втихую, пока не заметили. Но наступит завтра. И не удивлюсь, если возле меня закрутится какой-нибудь чекист, который будет путаться под ногами, пока не разберётся что к чему.

А что если выйти и поговорить… Само собой, не вскрываясь по полной, просто рассказать, что пытаюсь помочь сестре, никаким законом это не возбраняется.

Здесь ко мне претензий со стороны конторы нет, я перед ними чист. Могут понять и простить.

Пожалуй, это лучший вариант. Правда, и влетит потом Тарасу от чекистского начальства — ну да сам виноват. Не берись за то, чего не умеешь.

Всё, сейчас выйду из-за дерева, свалюсь чекистам как снег на голову и поагитирую за советскую власть. Товарищ Маркус производил впечатление умного человека. Должен понять, что я не на стороне врага.

И тут моё сердце ёкнуло, когда я увидел, что на сцене появилось новое, уже ставшее мне хорошо знакомым, лицо.

Преподаватель Птахин, тот, кого я первым ожидал здесь увидеть, тоже шёл по дороге и тоже в направлении скамейки, на которой сидели чекисты.

Неужели Вадим Борисович тоже конторский? Надо же, а ведь сразу и не подумаешь… Лично я сразу принял его за недобитка из бывших.

Эх, какой театральный талант погибает!

Что-то многовато сотрудников ГПУ на квадратный метр пространства… Уютней от этой мысли мне не стало. Скорее — наоборот.

Нет, пожалуй подамся я отсюда, куда подальше. Не зря говорят, что первая мысль — самая верная.

Но только я успел сделать шаг прочь от дерева, как Птахин резким движением вытащил из кармана револьвер и, перейдя на бег, несколько раз выстрелил в чекистов.

Глава 21

Звуки оркестра частично заглушили выстрелы, паника поднялась не сразу.

Я сработал на рефлексах. Мозг ещё не успевал понять и оценить обстановку, как ноги сами понесли меня к скамейки с чекистами.

Тарас был «готов» — одна из пуль попала ему в голову. А вот Маркус ещё находился в сознании.

Увидев меня, он прошептал, узнавая и почему-то без капли удивления:

— А, Быстров… Не дай ему уйти.

Тут силы окончательно покинули его, он провалился в забытьё.

С револьвером наперевес я погнался за Птахиным. Он не успел далеко удрать, я видел, как впереди мелькает его гимнастёрка.

Позади закричала женщина:

— Спасите! Убивают!

— Ой, мамочки! — А это уже ребёнок. Судя по голосу — девочка.

Ох, не повезло тебе, родная, столько всего пришлось насмотреться…

Откуда-то сбоку, выскочил взмыленный милиционер — полный дядька лет сорока. Он тяжело дышал и не мог перевести дух. В погоня за Птахиным толку от него будет мало.

— Там, — крикнул я, указывая стволом направление, — раненый и убитый сотрудники ГПУ. Окажите помощь.

Милиционер признал во мне своего и старшего, молча кивнул и посеменил к скамейке.

Хорошо, когда ты молод и полон сил. Бег изматывает не так сильно, как в пятьдесят, особенно, если ты несёшься на пределе и понятия не имеешь, сколько ещё продлится этот безумный кросс.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я неуклонно догонял Птахина. Тот всё же был постарше и не похоже, что злоупотреблял физкультурой.

Ещё немного, и я уже мог взять его на прицел, вот только обилие гражданской публики мешало. Худший кошмар для опера во время задержания. Так бы и снял гада, да страх что пострадает совершенно посторонний человек, заставляет стиснуть зубы и бежать.

Это только в американских боевиках коп палит в воздух, вся мирная публика тут же дисциплинировано укладывается мордой вниз и даёт возможность главгерою вдоволь настреляться по злодеям.

В жизни. как нарочно, толпа кинется врассыпную, как тараканы на кухне, кто-то стопудово полезет под пули или непременно встрянет на пути.

Я случайно наступил на сучковатую палку — это была отломанная ветка с дерева, которую ветром вынесло на дорожку. Ступня придавила один конец, противоположный автоматически приподнялся, и палка оказалась между ног.

Твою ж дивизию! Я чуть не полетел турманом — эффект был круче, чем от банальной подножки.

Ценой неимоверных усилий удалось сохранить равновесие, но в позвоночнике будто что-то оборвалось, я слегка захромал.

Вот, сука! Как специально! Почти на ровном месте…

Движимый наитием я подхватил деревяшку, которая сделала из обезьяны человека и едва не привела меня к инвалидности. Формой она слегка напоминала чуть изогнутый бумеранг австралийских аборигенов.

Что если…

Палка — не пуля, но если постараться, можно закинуть её достаточно далеко.

Я постарался. Запущенная ветка ракетой пролетела метров двадцать с гаком и угодила туда, куда я прицелился, подрезав Птахина на бегу. Номер, который у деревяшки не прошёл со мной, с убийцей сработал на все сто процентов.

Беглец совершил почти цирковой кульбит, а затем растянулся на дорожке.

— Уголовный розыск! — заорал я, ускоряясь.

Всё-таки Птахин был военным человеком, чему-то его точно учили. Даже упав, он не растерялся. Секунда, и он перевернулся на спину, потом присел и, наведя на меня револьвер, выстрелил.

Теперь уже мне пришлось заниматься цирковой акробатикой. Кувырок вперёд, пуля пролетает у меня над башкой, но это временная передышка — сейчас ствол убийцы выплюнет следующую порцию свинца.

У меня не остаётся выбора, кроме, как стрелять на опережение — страшно подумать, что если пуля Птахина зацепила или зацепит «мирняк»: а там и женщины, и дети…

Гавкает «Смит-Вессон», отправляя концентрацию смерти в блестящей оболочке. Я вижу, как расцветает красная «розочка» на гимнастёрке Птахина, как его красивое холёное лицо наполняется удивлением.

Он выпускает револьвер, в его глазах застыло странное выражение человека, стоящего на пороге в Вечность.

Я встаю. Меня всего колотит. В голове почему-то вертится фраза «как-то так, как-то так».

Подхожу к Птахину.

Тот вскидывает подбородок, смотрит на меня с укоризной.

— Ты… Ты меня убил! — Он захлёбывается кровью, на его губах красная пена — чем-то Птахин походит на всхрапывающую загнанную лошадь.

Но мне его не жалко.

— У тебя ещё есть немного времени, перед тем, как ты встретишься с Богом! — говорю я. — Ты в него веришь?

Он недоумённо кивает.

— Считай, что я — твой духовник, который готов принять исповедь. Можешь перед смертью сказать мне правду?

— Спрашивай, — говорит слабеющим голосом он.

— Александр Быстров… Он из ваших?

— Наших — в смысле заговорщиков? Нет. Мы предлагали ему, пригласили на нашу встречу, он был на ней, но когда услышал, чего мы хотим — отказался, — хрипит Птахин.

— Скажи, а ваша встреча… — начинаю я, но умирающий перебивает:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да, она была в день смерти Хвылина. У Быстрова стопроцентное алиби, как принято говорить. Вот только он дал честное слово не рассказывать о нашей сходке. И, слово своё сдержал даже в тюрьме.

— Хвылина убил кто-то из ваших?