Читаем без скачивания На суше и на море. Выпуск 4 (1963 г.) - «На суше и на море»

– Вы готовы к большому параду?

– Какому параду?

– Морери вечером устраивает в честь нас пир, - сказал Мартен. - Очень большое, очень важное событие. Последний жест доброй воли после всего, что произошло.

Хотя его голос звучал обычно, в глазах горел довольный огонек.

Реакция Кросвелла была более непосредственной и мгновенной:

– Ну вот мы и добились своего! Контакт удался! Позади него два дюреллянина рухнули без чувств, сраженные громом его голоса.

– Да, Контакт будет успешен, если мы будем следить за каждым своим шагом, - прошептал Мартен. - Они замечательный, превосходно понимающий все народ, но мы, кажется, их немного раздражаем.

Вечером Мартен и Кросвелл закончили химическое исследование дюреллянской пищи - она была абсолютно безвредна. Они взяли побольше розовых таблеток, сменили одежду и сандалии, прошли через дезинфекционную камеру и отправились на пир.

Первым блюдом были оранжево-зеленоватые плоды, вкусом напоминающие тыкву. Потом вождь Морери произнес краткую речь о важности сотрудничества разных культур. Подали блюдо, напоминавшее кролика, и Кросвелл попросил слова.

– Помните,- прошептал Мартен,- только шепотом. Кросвелл встал. Сдерживая голос и сохраняя неподвижным лицо, он начал перечислять бесчисленные достоинства Земли и Дюрелла, стремясь донести содержание своей речи в основном жестами. Чедка переводил. Мартен одобрительно кивал. Вождь кивал. Пирующие кивали. Наконец Кросвелл сел. Мартен, обняв его за плечи, прошептал:

– Хорошо сделано, Эд. Это настоящий подарок… Господи, что это? Эап Кросвелл вздрогнул и с отчаянием взглянул на пирующих. Вождь и пирующие сидели с вытаращенными глазами и кивали.

– Чедка, - шепнул Мартен, - скажите им что-нибудь!

Эборианин задал вождю какой-то вопрос. Ответа не последовало - вождь продолжал ритмично покачиваться.

– Это жесты! - воскликнул Мартен.- Вы, должно быть, загипнотизировали их.

Он энергично тряхнул головой, громко вскрикнув. Дюрелляне сразу очнулись, переглянувшись, начали быстро и возбужденно переговариваться.

– Они говорят, вы обладаете какой-то странной и могущественной силой,- изредка переводил Чедка,- они говорят, пришельцы1 слишком подвижны, и сомневаются, можно ли им доверять.

– Что говорит вождь?

– Вождь уверен, вы не хотели зла.

– Хоть это-то хорошо, - сказал Мартен. - Надо уходить, пока не поздно. Они встали.

– Мы покидаем вас, - шепотом обратился Мартен к вождю, - но просим позволения для других с нашей планеты посетить вас. Забудьте ошибки, которые мы сделали, они объясняются лишь нашим незнанием.

Чедка переводил, и Мартен продолжал шептать, лицо его было бесстрастно, руки прижаты к бокам. Он говорил о единстве Галактики, о радостях совместного труда, о мире, о неизбежной сплоченности всего человечества. Морери, хотя еще и не совсем пришел в себя после гипнотического сеанса, ответил, что земляне всегда встретят здесь радушный прием.

Кросвелл в порыве благодарности протянул ему свою руку. Вождь поглядел на нее, чем-то озадаченный, потом взял руку, пытаясь догадаться, что с ней делать. Через секунду он, задыхаясь, резко отдернул свою руку, и все могли видеть на коже глубокие ожоги.

– Что же это…

– Пот! - воскликнул Мартен. - В нем кислота. Должно быть, она оказывает почти мгновенное действие на их нежную кожу.

Дюрелляне столпились, среди них происходило какое-то волнение, у некоторых в руках появились камни и палки. Вождь, по-видимому, жестоко страдал от боли, но все же старался в чем-то убедить своих подданных. Земляне не стали дожидаться окончания этой дискуссии и поспешили на корабль так быстро, как мог Мартен идти с помощью посоха.

Лес темнел позади, в нем чувствовалось какое-то подозрительное движение. Задыхаясь, они добрались до корабля. Кросвелл, прибежавший первым, споткнулся о травянистую кочку и упал почти у самого люка, разразившись проклятиями.

– О, дьявол! - он сморщился от боли.

Почва вдруг задрожала под ним и поползла в сторону.

– В корабль! - приказал Мартен. Они сумели убраться с планеты, прежде чем земля окончательно разверзлась.

– Это опять, должно быть, та симпатичная вибрация, - сказал Кросвелл несколькими часами позднее, когда корабль уже летел в свободном пространстве.

Мартен вздохнул и покачал головой:

– Прямо не знаю, что делать. Хотелось бы вернуться и объяснить им, но…

– Мы и так оставались дольше, чем следовало, - сказал Кросвелл.

– Пожалуй. Грубейшие ошибки, одна за другой. Мы начали плохо, а все, что делали потом, было еще хуже.

– Это не оттого, что вы делали,- объяснил Чедка самым приятным голосом, который они когда-либо слышали от него, - это не ваша вина. Это оттого, что вы есть вы.

Мартен на минуту задумался:

– Да, вы правы. Наши голоса сотрясают их почву, наши жесты гипнотизируют их, наше дыхание их душит, наш пот их обжигает. О боже!

– Боже, боже, - угрюмо проворчал Кросвелл. - Мы настоящая живая химическая фабрика: только и знаем, что выделяем ядовитый газ да первоклассно обжигаем.

– Но это не все, что вы есть, - сказал Чедка. - Смотрите!

Он протянул Мартену его посох. Часть посоха, там где он касался рукой, расцвела; долго спавшие почки пробудились и превратились в розовые и белые цветы - их запах заполнял кабину.

– Вы видите? Вы еще и это также.

– Эта палка была мертва, - задумчиво промолвил Кросвелл.- Некоторое количество жира на нашей коже, я думаю… Мартен вздрогнул:

– Значит, вы думаете, что все изделия из дерева, к когорым мы притрагивались: резные панно, хижины, храм…

– Да, я думаю, это так, - ответил Кросвелл. Мартен закрыл глаза и отчетливо представил себе внезапно превратившееся в цветущий сад мертвое дерево.

Я думаю, они поймут, - сказал он, больше всего Стараясь убедить самого себя, - это прекрасный символ, а они очень понятливый народ. Я думаю, им придется по душе… ну, хотя бы ничтожная часть того, что мы есть.

Перевод с английского Н. Лобачева

Генри Д. Формен Дети земли

Крот знания - вот как я всегда называл Майкла Трюсдела. В поисках знания он копался в точности так, как копается крот в поисках пищи, и то, что он находил на своем пути, поглощал жадно, быстро, не задумываясь о вкусе. Этнография была предметом всех его изысканий, и для него не существовало таких вещей, как устные рассказы, предания и легенды: он признавал только строго научные данные и факты.

А посему то, что рассказал он мне при нашем последнем свидании в такой бессвязной форме, с такой страстностью, произвело на меня глубокое впечатление и осталось в памяти на всю жизнь. Он усвоил привычку появляться внезапно, без всякого предупреждения, в моей хижине неподалеку от каньона Батт и производить словесный взрыв, который ни с чем не сравним.