Читаем без скачивания Беверли-Хиллз - Пат Бут

Пианист за белым роялем, мягко касаясь клавиш, исполнял мелодии из фильмов с участием Хартфорда.

Ливингстон в паузе снова прилип к Роберту, как улитка к виноградному листу.

– Мне будет не хватать этого чуда! Но поверь… я подготовил себя к тому, чтобы с ним расстаться.

Роберт понял, что разговор уже принял деловой оборот, но следует еще немного поиграть вокруг да около.

– Уже год, как я слышал, будто ты собирался устроить торги, но сплетнями все и ограничилось. Неужели что-то изменилось?

Ливингстон мечтательным взглядом окинул окружающее его великолепие. Он был одним из тех, кто создавал волшебный мир Голливуда. Нет-нет, не студии, его материальную основу, не звезд – его рекламную обертку, а стиль жизни. «Сансет-отель» был символом Голливуда, его преуспевания, его блеска. У огромного Лос-Анджелеса с растянувшимися на сотню миль знаменитыми предместьями не было географического центра, но зато было сердце, и этим сердцем, через которое перекачивались живительные потоки крови, являлся «Сансет-отель».

– Да, ты не ошибаешься, я выставляю его на продажу. Я сыт по горло всей этой суетой, хочу покоя и хочу постранствовать по миру. Мне надо отдохнуть от Беверли-Хиллз. Наше местечко перестало быть таким райским уголком, как прежде.

– У тебя есть покупатель?

Франсиско загадочно улыбнулся в ответ.

– Еще нет.

– Ты давал объявление?

– Зачем? Ты же ведь знаешь, что отель продается. Этого достаточно.

Появилось шампанское. Пробка выскочила без вульгарного хлопка. Роберт поднес к губам бокал и проследил внимательно за Ливингстоном, как тот пробует напиток.

– Возможно, я заинтересуюсь покупкой, – вставил Роберт в паузе.

Ливингстон решился на небольшой глоток, потом вздохнул.

– Если уж я пью шампанское, то пусть это будет «Крюг». Я знаю, что все восхваляют «Дом Периньон» и «Луи Редерер Кристалл», но уверен, что только из-за красивых бутылок. Я пробовал с закрытыми глазами все эти марки – здесь и во Франции, и, на мой вкус, «Крюг» бесспорный победитель. В нем есть особая кислинка, придающая вину свежесть и вдохновение. А шампанское должно именно вдохновлять!

– Золотые слова, Франсиско. Я готов подписаться под ними.

Наступило молчание. Кто его нарушит первым? Кто больше заинтересован в сделке – продавец или покупатель? Излишняя настойчивость обойдется в немалые деньги.

– Прости меня за любопытство, Роберт, но какого черта тебе понадобилось покупать «Сансет-отель»?

Роберт понимал, что не сможет выложить старику свои мотивы, и даже пытаться это сделать было бы неразумно.

Как он признается, что им движет навязчивая идея? Как он опишет словами свои детские фантазии, которые будоражили и терзали его, наверное, с тех пор, как он начал ходить? Его приводили в «Сансет-отель» на праздничные утренники, и даже сейчас он ощущал во рту вкус тех волшебных пирожных с розовым кремом, которые ему довелось отведать в раннем детстве. Он сглатывал слюну при воспоминании о разноцветных шариках мороженого в хрустальных и серебряных вазочках.

А еще были подарки, вручаемые малышам, фокусники и кролики, испуганно выскакивающие из обтянутых черным шелком цилиндров, жонглеры и клоуны, и захватывающая беготня по бесконечным коридорам, и восхитительная вседозволенность, когда даже старые служители с благодушием взирали на вопящую, хохочущую толпу малолетних отпрысков голливудской элиты.

А позже, повзрослев, он стал придавать значение другим вещам.

Когда его родители ссорились, а это происходило с регулярностью метронома, отец на время переселялся из дома на Ренсфорд-драйв в «Сансет-отель». Затем он делал то, что делают все плохие родители. Во-первых, он подкупал своего единственного ребенка, пытаясь настроить его против матери. Во-вторых, он начинал изменять жене почти открыто. В-третьих, он принимался сорить деньгами с бешеной экстравагантностью с целью самоутвердиться и одновременно наказать подругу жизни, нанеся как можно больший ущерб и без того шаткому семейному бюджету.

Таким образом, с годами у наблюдательного мальчика сложилось представление о «Сансет-отеле», как о месте, где всегда весело, где жизнь бьет ключом, и как о надежном пристанище, где можно переждать любые бури и невзгоды.

Звон разбиваемого стекла и пьяные выкрики посреди ночи сигнализировали о начале очередной супружеской перепалки. Наутро, спустившись на цыпочках вниз, Роберт заставал мать, укладывающей в ярости отцовские вещи для отправки в отель.

– Это в последний раз! – восклицала она. – Эту свинью я и на порог больше не пущу!

Подобные действия означали, что отец уже обосновался в каком-либо бунгало при отеле. Телефонные звонки раздавались позже, когда Роберт возвращался из школы.

– Привет, дорогой, это папа. Я в «Сансет-отеле». Почему бы тебе не прогуляться сюда? Жду к чаю. Холодильник полон вкусных вещей, и еще я купил кое-что, что тебе должно обязательно понравиться.

Оставалось только ухитриться незаметно для матери выскользнуть из дому.

Так продолжалось дней десять, пока отец в очередной раз «не сворачивал палатку» и не возвращался под семейный кров. А на протяжении всех этих безумных дней появлялись и исчезали девочки. Он обнаруживал этих, часто ненамного его старше, длинноногих красоток везде, по всему бунгало – то нежащихся парочками в мраморной ванне, то в затемненной шторами спальне с батареей пустых бутылок из-под «Дом Периньон» на прикроватных столиках. Некоторые игнорировали его, расхаживая по гостиной с телефонной трубкой у уха в одних прозрачных трусиках. Другие обращались с ним как с маленьким, и только некоторые, очень немногие замечали, как красив парнишка, и говорили ему это.

Не тогда ли все началось? Он любил их всех. Равнодушных ко всему, кроме наличности или чеков, профессиональных шлюшек, жестких и эгоистичных, глупеньких, с нежной, как замша, кожей старлеток, но таких цепких, упрямых и целеустремленных, готовых абсолютно на все, лишь бы заполучить хоть маленькую толику славы, и просто похотливых развратниц, чувственных самок, получающих удовольствие оттого, что доставляют наслаждение партнеру или партнерше.

Каждую он помнит до сих пор. Их женственные ароматы, их сонно-замедленные жесты, их глаза, излучающие соблазн, их манящие округлые прелести преследуют его постоянно. Он хотел обладать ими всеми – и тогда, и теперь. Он желал заниматься с ними тем же, что и отец, но более всего он хотел их боготворить и чтобы они платили ему сторицей за преклонение и погружались вместе с ним в экстаз абсолютного слияния тел и душ. Он пронес эти полубезумные мысли сквозь годы, с детства до зрелого возраста, и они-то, в сущности, определили его характер.