Читаем без скачивания Мемуары Ники и Аликс - Николай Романов

Трудно поверить, что невдалеке отсюда свирепствует великая война, все здесь кажется таким мирным, спокойным. Здешняя жизнь скорей напоминает те старые дни, когда мы жили здесь во время маневров, с той единственной разницей, что в соседстве совсем нет войск.

20 сентября 1914 года

Александра Федоровна

Александра Федоровна

Бог мой, какие ужасные раны! Боюсь, что некоторые из них обречены, — но я рада, что они у нас и что мы, по край ней мере, можем сделать все от нас зависящее, чтобы помочь им. Мне сейчас следовало бы отправиться посмотреть на остальных, но я слишком утомлена, так как у нас кроме этого было еще 2 операции, а в 4 я должна быть в Большом Дворце, так как хочу, чтобы кн. также осмотрела бедного мальчика и одного офицера 2‑го стрелкового п., ноги которого уже стали темного цвета; опасаются, что придется прибегнуть к ампутации.

Я вчера присутствовала при перевязке этого мальчика — ужасный вид, он прижался ко мне и держался спокойно, бедное дитя. В Большом Дворце у нас несколько тяжелых случаев.

19 ноября 1914 года

Александра Федоровна

Сегодня утром мы присутствовали (я, по обыкновению, помогаю подавать инструменты, Ольга продевала нитки в иголки) при нашей первой большой ампутации (рука была отнята у самого плеча). Затем мы все занимались перевязками (в нашем маленьком лазарете), а позже очень сложные перевязки в большом лазарете. Мне пришлось перевязывать несчастных с ужасными ранами… они едва ли останутся мужчинами в будущем, так все пронизано пулями, быть может, придется все отрезать, так все почернело, но я надеюсь спасти, — страшно смотреть, — я все промымыла, почистила, помазала иодином, покрыла вазелином, подвязала, — все это вышло вполне удачно, — мне приятнее делать подобные вещи самой под руководством врача. Я сделала 3 подобных перевязки — у одного была вставлена туда трубочка. Сердце кровью за них обливается, — не стану описывать других подробностей, так это грустно, но, будучи женой и матерью, я особенно сочувствую им.

20 ноября 1914 года

Александра Федоровна

Какие тревожные известия поступают. Я не слушаю городские сплетни, иначе еще больше разнервничаюсь, а верю только тому, что сообщает нам Николаша (Великий князь Николай Николаевич — ред.). Тем не менее, я попросила А. телеграфировать нашему Другу, что дела очень серьезные и мы просим его помолиться. Да, против нас сильный и упорный враг… Сегодня утром в большом госпитале у нас было четыре операции…

24 ноября 1914 года

Александра Федоровна

Я прочла, что эвакуировано Цетинье и что их войска окружены. Ну, вот теперь король с сыновьями и черными дочерьми, находящимися здесь и так безумно желавшими этой войны, расплачиваются за свои грехи перед Богом и тобою, так как они восстали против нашего Друга, зная, кто Он такой! Господь мстит за себя. Только мне жаль народа, это все такие герои, а итальянцы — эгоистичные скоты, покинули их в беде — трусы!

5 января 1916 года

Александра Федоровна

С начала войны обе взрослые девочки и я после окончания курсов работаем медсестрами, перевязываем раненых и подаем инструменты во время операций и ампутаций. Шесть недель я была весьма больна и не ходила на работу (лежала с сердечными болями в постели) — все забываешь, когда заботишься об этих героях и их страшных ранах (…)

Это как в кошмарном сне, слава Богу, Папе не довелось дожить до того, как все теперь встали друг против друга. Дa, у этих храбрых солдат можно ежедневно учиться тому, как никогда не жаловаться, стоически переносить свои страдания; на днях мне так стало жалко одного, он, должно быть, терпел такую большую боль и лишь приговаривал: «Ничего, Христос терпел и нам велел…» Такие слова и эта глубокая вера меня сильно тронули. Еще я получаю такие славные письма от солдат различных полков с фронта, они благодарят за вещи и находят такие красивые слова, такие обнадеживающие (…) Дa, наши чувства никогда не изменятся из‑за всего этого, я по‑прежнему молюсь за Вас (…) Сердце обливается кровью от такого большого горя, и, определенно, лучшие на фронте (…) Слава богу, Твои славные воины по другую сторону (не на фронте против России) — дa они никогда и не были бы такими жестокими, как п(руссаки). Сердцем и душой я с Тобой и Твоей милой семьей…[23]

17/30 апреля 1915 года

Александра Федоровна

Это слишком строгие приказы, совершенно несправедливые и жестокие. Если офицер не возвращается в указанный срок, то подвергается дисциплинарному взысканию и т. п. Я тебе не могу всего этого написать, бумага тебе все скажет. Приходишь к заключению, что с теми, кто ранен, обходятся вдвое хуже — лучше быть в тылу или прятаться, чтобы остаться невредимым. Я нахожу, что это очень несправедливо, — не думаю, чтоб это везде так было, — правдоподобнее, что только в некоторых армиях. Прости, дорогой, что я надоедаю тебе, но ты сейчас там на месте можешь помочь в этом Деле. Не следует порождать озлобления в их бедных душах.

1 марта 1915 года

Николай II

Александра Федоровна

Александра Федоровна

Закон о восьми или девяти месяцах ужасно жесток; у нас есть некоторые люди со сломанными членами, которые могут срастись только через год, но после этого они опять будут годны к службе. А теперь они никак не могут возвратиться в свой полк и таким образом лишаются жалования. А некоторые из них очень бедны и не имеют никакого состояния. Это в самом деле является несправедливостью. Искалеченные, не всегда на всю жизнь, но на долгое время, исполнившие мужественно свой долг, раненые и потом брошенные, как нищие, — их моральное страдание должно быть велико. Некоторые из них спешат обратно в полк, только чтобы не лишиться всего, и из‑за этого могут совершенно потерять здоровье. Конечно, некоторых (немногих) надо торопить обратно в полки, так как они уже способны опять к службе. Это все так сложно.

12 мая 1915 года

Николай II

Николай II

Вчера мне было радостно увидеть 6‑й эскадрон моих гусар, проходивший через станцию. Поезд был остановлен на 15 мин., все люди вышли — и вынесли знамя. Я видел, как они снова садились и отбыли, весело крича «ура». Какое радостное, освежительное чувство!

Драгуны тоже прошли здесь, но твои уланы проехали по другой линии. Я согласен с тобой, душка моя, что мое главное дело — смотреть войска. Я часто беседовал об этом с Воейковым — практически это очень трудно организовать отсюда.

Из Беловежа, конечно, легче. Но, не будучи здесь, я не знаю, где какие войска находятся, а те, что за линией фронта, вечно перемещаются взад и вперед, и их трудно найти. Разъезды в поезде теперь исключаются. Это вроде тупика, как говорят французы!