Читаем без скачивания Сладостная горечь - Дениз Робинс

– В том, что мои взгляды широки до определенной степени. И я не хочу знать твоих друзей, вот и все.

– Ты уверена, что это не объясняется материнским беспокойством за маленькую Мейбл? – прищурясь, спросил он.

Венеция снова вспыхнула и голосом, полным сарказма, ответила:

– Ее тоже нельзя сбрасывать со счетов.

– Я всегда знал, что этот ребенок будет обузой, – бросил Майк, садясь на диван.

– Как ты смеешь! – воскликнула Венеция, гневно сверкая глазами.

– О, перестань, дорогая. Не спускай на меня собак. Со мной это не пройдет.

– Как ты смеешь, – повторила она, – называть мою дочь обузой? Она этого не заслуживает. Нельзя быть таким грубым и злым.

– Извини, если обидел тебя, – сказал он, отводя глаза.

Он больше, чем обидел, подумала она. Он уничтожил нечто, что было мило и дорого моему сердцу.

– Майк, – тихо проговорила она, – ради Бога, давай не будем так говорить… это ужасно.

– Сама начала. Ты оскорбила моих друзей.

– Их можно оскорбить?

– Ну вот, опять за старое, – сказал он, взмахивая рукой.

– Эта женщина, Моника Теллевер, для тебя значит больше, чем мой ребенок? – спросила Венеция, – Этого я не говорил.

– Все же ты обидел меня и назвал мою дочь обузой лишь потому, что я не принимаю приглашения леди Теллевер.

– Видишь ли, с твоей стороны довольно неучтиво с ходу отвергать приглашение, когда тебе прекрасно известно, как мне хочется поехать.

Она уставилась на него, не веря своим глазам; его себялюбие не знало границ.

– Проклятье! – зло пробормотал он. – Как знаешь. Я напишу ей и скажу, что все отменяется.

– Ты всегда можешь поехать один, если хочешь, – сказала Венеция, взяла книгу, лежавшую на столе, и направилась к двери. Ее трясло. Она была шокирована тем, как быстро пустяковое недоразумение переросло в перебранку. Да, в самую настоящую перебранку… бессмысленную, полную ненависти ссору между двумя людьми, которые отказываются понимать один другого и пытаются «достать» оппонента бесплодными упреками.

Майк встал. С одной стороны, он был взбешен тем, что Венеция отвергла его план отдыха в горах. С другой, у него и в мыслях не было огорчать ее. По-своему он продолжал любить ее и не хотел терять. Он поспешно бросился за женой и взял ее за руки.

– Послушай, дорогая, подожди… Не убегай в таком состоянии. Прости, если я сказал что-то для тебя оскорбительное… пожалуйста! Это все из-за Сент-Морица. Уверяю тебя.

Она молча посмотрела на мужа. Чем дольше она жила с Манком, тем все больше удивлялась его необычайной незрелости. То, что он рисковал потерять ее расположение, пренебрежительно отозвавшись о Мейбл из-за того, что она не согласилась ехать в Сент-Мориц, казалось ей чудовищным и вместе с тем, достойным жалости. Она тряхнула головой, слушая этот ласковый и умоляющий голос.

– Не уходи. Давай поговорим, дорогая, не будем ссориться. Мне в самом деле наплевать на эту Монику, и если не хочешь, то не будем приглашать ни ее, ни Гантера.

Слишком поздно, подумала она. Он сделал ей больно, и даже ни о чем не догадывается.

– Давай поговорим, – простительным тоном продолжал Майк. – Не сердись на меня.

Венеция была непреклонна. Он обнял ее и попытался поцеловать, но она уклонилась от его губ, сказав:

– Меня огорчило то, как ты отозвался о Мейбл. Прошлым летом она так старалась держаться от тебя подальше. Я не думаю, что она вообще как-то вмешивается в твою жизнь, и потом тебе нравилось с ней шутить и кататься на лошадях. Я не понимаю, за что ты невзлюбил ее.

– Да люблю я ее, люблю, – с тревогой произнес Майк, видя, как глубоко обижена Венеция. – Она маленькая милая девочка и, конечно, она мне нравится. Все дело, наверное в том, что я хочу, чтобы ты принадлежала только мне одному. Боюсь, из меня плохой отчим… я не тот… ты понимаешь?

Она понимала. Она понимала это еще до того, как вышла за него замуж. Ее предупреждали и мать Джефри, и Герман, и Барбара, что дочь может оказаться препятствием в их совместной жизни, но, охваченная безумной страстью к этому веселому и молодому мужчине, она, подобно страусу, зарыла голову в песок, твердя, что все будет хорошо, что она сумеет обойти любое препятствие.

Майк, кажется, искренне раскаивался в содеянном. Он очень переживал, что доставил ей огорчения. Но его уверения в любви к Мейбл так расходятся с тем, что он говорил совсем недавно.

– Уверяю тебя, мне не хочется в Сент-Мориц. Это был всего лишь каприз, – заявил он.

Венеция сдалась. Она устала, была подавлена, а он так крепко держал ее и целовал с такой страстью, что она не могла не оттаять. Но забыть… нет, не все так просто.

Майк спал, забывшись счастливым сном младенца, которому простили его прегрешения. Но Венеции, обуреваемой беспокойством, не спалось, и она размышляла над тем тернистым путем, что лежит перед ней. Она была уверена, что этот вечер еще повторится. У Майка так быстро меняется настроение. Перед тем, как заснуть, чего он только не обещал сделать для Мейбл на Рождество. Но в глубине души Венеция сделала для себя однозначный вывод: чем меньше он будет что-то делать для Мейбл, тем лучше.

Глава 3

Для Мейбл Селлингэм это Рождество выдалось не таким, о каком она мечтала и к какому привыкла. Она проснулась рано и обнаружила завернутый чулок, полный подарков, из которого торчала красивая итальянская марионетка, так понравившаяся ей на одном представлении, где они были с мамой. Она пришла в восторг от этой куклы и от других подарков. Мама хорошо знала, что ей нравится – по правде говоря, они любили одни и те же вещи.

Молодая девушка отдернула шторы. За окном было еще темно и очень холодно, но снег не выпал, и это немного огорчило Мейбл, так как ей хотелось «белого» Рождества. Дом имел центральное отопление, и в теплой пижаме не было холодно. Мейбл надеялась, что ей разрешат носить красивые ночные рубашки. Красивые вещи ей нравились, особенно те, что носила ее мать. На праздник Венеция сшила себе новое платье, висевшее здесь, в гардеробе, чтобы танцевать в нем сегодня на вечере, устраиваемом в Бернт-Эш.

Мейбл знала, что ей следовало бы с нетерпением ждать наступления вечера с его танцами и сюрпризами, но, если говорить начистоту, она не рассчитывала, что на нем ей будет весело. Все-таки гости все взрослые; в основном это друзья Майка, кое-кто из знакомых мамы. Жаль, что здесь так мало ребят, и пригласить некого. Был, правда, один мальчик по имени Питер Уиллит, сын одного из тех, с кем охотился Майк, но он лежал с корью. Выходит, вечером в компании взрослых Мейбл будет одна. Нет, не то чтобы ей не хотелось потанцевать, но она недолюбливала друзей Майка. Они пили слишком много и становились ужасными. Тем летом, на вечеринке с коктейлями, один из них отвел Мейбл в угол, дернул за косы и сказал, что она очень симпатичная девчонка, а потом попросил подарить ему поцелуй. От него так пахло, что Мейбл в ужасе отпрянула и выбежала из комнаты, куда больше не возвращалась. Она надеялась, что сегодня вечером ничего подобного не повторится. Хотя мама и словом не обмолвилась, но Мейбл была готова поклясться, что друзья Майка ей не по душе. За редким исключением.