Читаем без скачивания Мегамир - Юрий Никитин

Все трое проскользнули в камеру. Зажегся свет. Дверь так же медленно начала закрываться.

— Конечно, — сказал Дмитрий серьезно, — в будущее смотрим не только мы, микромирщики. В Звездном планируют расселить человечество по планетам, в Тимирязевке вырастили синтетический хлеб, в Дубне вот-вот расщепят вакуумную энергию... Начальство смотрит: откуда принесут результаты получше? Туда пошлют разведчиков побольше, оснастят получше. Как, ребята, результаты у нас терпимые?

II ЧАСТЬ

РАЗВЕДКА БОЕМ

Глава 11

Кирилл Журавлев сидел на складном стульчике перед кустом чертополоха, когда сбоку упала густая черная тень. Он вздрогнул, вздернул голову. К нему неспешно приближался Климаксов, директор института. Как всегда, подтянутый, моложавый, элегантный, с профессионально-приветливой улыбкой. Даже безупречные керамические зубы сверкали доброжелательно, и лишь только глазами директор института самую малость выказывал сдержанное неодобрение. Кирилл Журавлев, доктор наук, часами сидит перед развесистым кустом бурьяна, рассматривая каждый листик в лупу, словно в институте нет ультрасовременной аппаратуры, которая влетела ох в какую копеечку!

— Кирилл Владимирович, — заговорил Климаксов выверенным голосом руководителя, — только что звонили из Звездного. Просили до четырех не уходить.

Кирилл непроизвольно бросил взгляд на часы. До четырех можно успеть до Урала и обратно. Кто-то несется во весь опор на чумацких волах? Конечно, ретро уже не в моде, но неужели до такой степени...

Климаксов снова охотно посверкал ослепительными зубами:

— Похоже, там еще не решили. Ждут чье-то веское слово. А потом уже к вам кто-то приедет... Или не приедет.

Тренированное лицо директора излучало нейтральную доброжелательность. За все годы он так и не определил собственного отношения к Журавлеву. В его институте, где двадцать лет назад ученые старались походить на капитанов футбольных команд, боксеров, свободных художников, а ныне рядились под жизнерадостных манекенов с обложек журналов мод, эта белая ворона Журавлев оставался единственным, кто при выборе одежды интересовался только размером, не знал модных поэтов, забывал анекдоты, не бегал трусцой, в экстрасенсах не сек, на премьеры не рвался, зато весомых научных работ ухитрился выдать вагон и маленькую тележку. Климаксов не считал себя дураком, да и не был им, но уже начал присматриваться: вдруг время перемен? Все труднее играть передового ученого, каким желают видеть тебя общественность и вышестоящие товарищи. Ведь не слабее Журавлева, мог бы замахнуться и на большее...

— Кирилл Владимирович, — закончил Климаксов доброжелательным тоном, — вы представляете, так сказать, в определенных сферах... Здесь хоть на ушах, как говорит нынешняя молодежь, или хоть на бровях...

— На бровях — это по другому поводу, — сердито сказал Кирилл.

— Да? — приятно удивился Климаксов, его красивые брови поднялись. — Ну-ну, вам виднее. Я хочу попросить только, чтобы на людях вы держали марку. Высокую марку нашей фирмы! Комильфо, дорогой. Комильфо!

Он удалился красивой спортивной походкой. Очень-очень современный ученый, умеющий работать с компьютерами, общаться с дипломатами, давать интервью прессе.

С ним ушла черная тень, непривычно огромная и темная для такого улыбающегося человека. Сверчки снова затирлинькали, сперва нерешительно, с оглядкой, и, не получив по башке, радостно заверещали, наверстывая минуты-годы жизни насекомых.

Заросли чертополоха двоились и троились а глазах Кирилла, накладывая на каждое изображение по два призрачных, сотканных из лунного света, хотя был жаркий день июля 2089 года. Сердце тукало часто-часто, уговаривая поверить, что друзья — Дмитрий и Саша — наконец-то вспомнили о нем. Приедет скорее всего Немировский. Он легче на подъем, проще, бесцеремоннее. Вернее, умеет быть проще и бесцеремоннее, облегчая жизнь себе и другим.

Лупа нависала над широким листом огромной каплей. С краю под нее стремительно врывалось очередное чудовище, быстро проносилось через пик, только в самом центре лупы обретая не растянутые вдоль и поперек размеры. Хотя лупа едва ползла, прожилки листа бежали, как шпалы под скоростным поездом. Мелькнули и пропали за кадром два красных холма, похожих на колпаки противоатомных убежищ. К ним уже неслись боевые шестиножники марсианских машин. Сейчас муравьи попрут божьих коровок от беззащитных тлей...

«Здесь хоть на ушах...» Климаксов признает только голое экспериментирование, которое именует точной наукой. Он начинал еще в эпоху, когда в НИИ лавиной хлынули компьютеры. Тогда в биологии, чтобы доказать, что они тоже ученые, а не шарлатаны-экстрасенсы, вынужденно пихали математику в любую щель, а от нападок прикрывались дипломами программистов. Попробуй доказать, что наблюдения — стадия еще более высокая! Наука начиналась с наблюдения, потом перешла к экспериментированию — весь первоклассный двадцатый век ушел на экспериментирование. Эксперимент вырывал некий ответ, на нем строилась наука, но всем ли силой вырванным ответам можно верить? Даже природа может солгать, если ей приставить нож к горлу.

Тучи над ним сгущались, а Кирилл не чувствовал себя гордым дубом, чтобы подвижническим выстаивать под ударами молний, терпеть стада свиней, которые пытаются содрать кору, рвут его корни в поисках желудей... И все-таки половину лета он просидел на раскладном стульчике перед чертополохом, вместо того, чтобы как нормальный ученый выпрашивать больше часов работы с компьютерами, чертить графики, писать заявки на оборудование, требовать средства, людей.

Правда, когда он вернулся из Малого Мира, никто уже не посмеивался над его чудоковатостью, победителей не судят, но с того времени уже прошло два долгих года. Это два столетия в нашем быстро меняющемся мире. Почти так, как в Малом.

Мощная лампа солнца висела уже над головой. От жары начал плавиться небосвод, тяжелые капли солнечных фотонов больно били по голове, сползали по плечам, спине. В черепе мозгам вроде бы становилось тесно, как забродившему тесту.

Стараясь заставить себя работать, Кирилл начал поголовную перепись. В прошлый раз он насчитал 897 постоянных жильцов, из них 650 тлей, остальные — трипсы, листоблошки, божьи коровки, клещи, сирфиды, пауки, моллюски... А сколько визитеров? Тех же муравьев? Такое не смоделируешь. В искусственных муравейниках муравьи ведут себя совсем иначе...

Он еще спорил с оппонентами, подбирал убийственные доводы — Кирилл был из тех, у кого остроумие проявляется на лестнице... И вдруг — на чертополох снова упала тень. Точнее, не упала, а обрушилась. Тень была такой густоты и мощи, словно дотянулась с Луны. В ней, как в черной дыре, сразу умолкли кузнечики, погасли божьи коровки, исчезли бабочки.