Читаем без скачивания Дочь царского крестника - Сергей Прокопьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Село забурлило. Казаки собрались в центре Кузнецова с одним вопросом: как быть, что делать? Десяткам семей назначена высылка из села, отправка на спецпоселения. То есть – ты враг, ты раб, ты изгой. Да и те, кого ещё не записали в кулаки, боялись, даже если и не раскулачат, то колхозники пустят по миру, как пить дать пустят. Что значит отдай свою скотину на общий двор? Сколько примеров в округе, когда вот сгонят коров, и ревут бедные – не доены и не кормлены. Не хотели казаки работать на дядю. Многие думали об альтернативном варианте, улетали мысленно в Трёхречье, где без всяких колхозов справно жили казаки.
Телефонная связь уже была, комбедовцы сообщили в центр района – Александровский Завод, что казачки творят самоуправство, не дают возможности выполнять раскулачиванье. В Кузнецово выслали небольшой отряд ОГПУ, но те, завидев на краю села вооружённых казаков, повернули назад.
Дядя Сеня, возглавив группу наиболее решительных казаков Кузнецова, ушёл в тайгу. Обратной дороги для него больше не было. Собственно, не было её с того момента, как попал он в списки на раскулачивание и высылки. Комбедовцы тыкали в лицо фактом, что воевал когда-то у атамана Семёнова. Вспомнили, не забыли, и никогда не забудут, значит, всю жизнь носить ему клеймо врага. Жизнь переломилась. Во все соседние сёла поступила разнарядка на уничтожение кулака как класса. Но казак есть казак, с детства заточен не только на крестьянский труд, но и на ратный, с детства умеет владеть не только косой, но и шашкой. Не так-то просто затолкать его в стойло – вот твоё место и не вякай. Взволновались казаки, несогласные с коллективизацией, тем более – раскулачиванием. По всему Александро-Заводскому району пришли в движение. Кузнецовские во главе с дядей Сеней присоединились к повстанцам отряда Петра Гавриловича Игумнова, был он из села Куликово. Насколько помню, увёл Игумнов всех в падь Каменка.
Об этом отряде встречал в печати разные данные. По одним, объединял он триста семьдесят человек, по материалам уголовного дела дяди Сени: пятьсот сорок. В основном жители посёлков Александро-Заводского района: Куликово, Кузнецово, Бохто, Макарово, Кокуй-1, Кокуй-2. Вооружены были тем, что припрятали после Гражданской, какой казак без оружия – винтовки да карабины, ну и охотничьими ружьями – берданки-дробовики.
Это было не первое восстание в Забайкалье недовольных политикой, проводимой властью на селе. Не хотел крестьянин в колхоз. Начиная с конца двадцать девятого года, в Читинской области одно за другим прошло несколько восстаний: в Малетинском, Сретенском, Балейском, Борзинском, Чернышевском, Жикинском, Нерченско-Заводском районах. Были организованные бунтовщики в Оловяннинском и Шилкинском районах. Благо для власти, все эти выступления отличались разрозненностью, повстанцы были плохо вооружены. Однако кровь лилась с той и другой стороны. Гибли партийные, советские и комсомольские активисты, милиционеры, чекисты. Сначала против бунтовщиков задействовались только части ОГПУ, затем были подключены и силы Красной армии.
Количество повстанцев в иных случаях переваливало за тысячу. Причём, многие были настроены самым решительным образом, не просто взялись за оружие помитинговать и попугать активистов. Для ликвидации Ундино-Талангуйской повстанческой бригады (Балейский район), которая насчитывала более тысячи трёхсот бойцов, пришлось проводить войсковую операцию, которая длилась летом тридцатого года в течение двух недель. Причём, подавляющая часть восставших брались за оружие не по формуле «всё побежали, и я побежал» – осознанно, с решимостью идти до конца.
Отряд Игумнова организовался стихийно, не было предварительной подготовки, как это происходило, скажем, при восстании в Балейском районе. К тому времени чекисты уже набили руку, научились грамотно воевать против своего народа. Получив информацию о новом отряде повстанцев, они оперативно подтянули войска ОГПУ. Уже на второй день после того, как отряд Игумнова прошёлся по посёлкам Кузнецово, Куликово, Бохто, Кокуй-1, Кокуй-2, Макарово, распуская колхозы, разгоняя местные власти, разоружая их и призывая казаков на свою сторону, чекисты пошли войной на повстанцев. Перед этим в Кузнецово побывал взвод дяди Сени. Надо сказать, никакого сопротивления в посёлке (да и в других посёлках была такая же картина) местные власти повстанцам не оказали, обошлось без кровопролития, не считая зуботычин. Это сыграло свою положительную роль, когда судили подельников дяди Сени.
Чекисты не в лоб пошли на повстанцев. Подловили момент, когда те встали на привал под посёлком Макарово, расслабились… Одним словом, сплоховали казаки. Самоуверенность ли подвела, слабая организация, отсутствие волевого руководства, когда трезвый расчёт, отвага командира воодушевляют подчинённых, и они совершают невозможное. Чекисты застали отряд врасплох. Подъехали грузовики с бойцами и пулемётами… Под плотным пулемётным и винтовочным огнём повстанцы, практически не вступая в бой, устремились под прикрытие леса, несколько человек тут же было убито, ранено…
Много раз думал о том боестолкновении, в конце концов пришёл к выводу, слава Богу, бой не разгорелся. Меньше русской крови пролилось. Всё одно – восстание было обречено.
Дядя Сеня 1898 года рождения для Первой мировой оказался молод, в Гражданскую его мобилизовал атаман Семёнов. Придя из Маньчжурии в августе 1918-го со своим Особым Маньчжурским отрядом в Читу, кипучей энергии атаман принялся в срочном порядке формировать казачью дивизию. Дядя Сеня был призван в семёновцы, прошёл обучение, но заболел тифом, лишь в нескольких боях с красными довелось поучаствовать. Выздоровел и решил не возвращаться к семёновцам, не по нутру ему было это деление на белых и красных. В сентябре двадцатого года рванул в Трёхречье – в Драгоценку, куда ранее ушла его мать и три брата. Однако потом вернулся в Кузнецово, где ждала его зазноба Анна. Граница была номинальной, толком не охранялась, ни с одной, ни с другой стороны. Ездили казаки туда-сюда, можно сказать, свободно. Но в 1931 году, когда дяде Сени пришлось бежать из Советского Союза, граница была уже не та…
Дядю Сеню помню отрывочно. Один раз, скорее всего поздней весной сорок пятого, ребята постарше играли в городки возле школы в Драгоценке. Меня не взяли – мал ещё – зрителем стоял, дядя Сеня подошёл: «Дайте брошу». Первой битой промазал, выше прошла, зато второй выбил фигуру подчистую. Он чуть ли не первым меня в седло посадил. Как-то к нам прискакал, спешился, что-то они с отцом поговорили, я под ногами крутился, года четыре было, он подхватил под мышки: «А ну, давай, казак!» Ойкнуть не успел, как очутился в седле. Испугался, в луку вцепился ручонками. «Не трусь, казак, пора отца просить, чтоб шашку справил да коня выделил!»
По рассказам отца, дядя Сеня был физически отменно
