Читаем без скачивания Алмон - Галина Полынская

Сияние огней Малахитовой Залы на миг ослепило Нэскея. Многочисленное общество уже давно собралось и дружно недоумевало – отчего же ничего не происходит? Обычно приходилось ожидать Патриция, но Владыка присутствовал в Зале, он в одиночестве сидел за центральным столом и с отсутствующим видом покачивал в руке любимый кубок с Драгоценностями Космоса.

Когда распахнулись двери и на пороге возник Нэскей, шум и гул моментально стихли. В тишине, под сотнями взглядов, юноша направился к Георгу. Его вид, поступь были величавы и спокойны. Патриций поднялся ему навстречу… Гости продолжали хранить молчание и тогда, когда юноша прикоснулся лбом к правой руке Повелителя – приветствие, принятое меж близкими родственниками мужского пола. Затем юноша встал по левую руку Патриция и замер красно-золотым изваянием. Предоставив публике возможность как следует оценить их сходство и довольный произведенным эффектом, Владыка произнес:

– Спасибо, что посетили мой дом. О причинах этого торжества я умолчал намеренно, хотел сделать вам сюрприз, надеюсь, он мне удался. Позвольте представить виновника торжества. Мой сын Нэскей, мой вновь обретенный сын.

Спустя пару секунд тишина взорвалась криками и громом оваций. Коротким жестом призвав к тишине, Патриций кратко поведал о похитителях из созвездия Огня и о том, как юноша сумел вернуться в родные стены после стольких лет разлуки. Во время этого монолога Нэскей хранил молчание, глядя поверх голов присутствующих. Когда Патриций закончил, он произнес:

– Я счастлив вернуться домой, – на удивление чисто, уверенно и свободно прозвучал его голос в гулком малахитовом пространстве. – Счастлив вновь ступить на родную землю Марса. Выше чести нет, чем быть принятым во Дворце, не существует большего счастья, нежели быть сыном великого Георга Патриция.

Затем отец и сын заняли места за центральным столом, и торжество началось.

Аргон с Сократом пили вино с прохладными ломтиками кисло-сладких фруктов, а слуги развешивали и раскладывали обратно на свои места вещи толстяка.

– Где она сейчас может быть? – Сократ поддел тонкой вилкой понравившийся фрукт.

– Обычно плакать Ластения ходит в Ароматный Сад.

– Такая крытая оранжерея со всякими диковинными растениями?

– Именно.

– Пойду, схожу, поговорю с ней.

– А я вернусь в зеленую гостевую, – Аргон отставил бокал и поднялся из кресла, – провожу нашу гостью в Деревянную Столовую, может, и Олавия захочет немного поесть.

– Лучше бы ты проводил нашу гостью к выходу, – буркнул толстяк.

– Сократ, прошу тебя, не начинай все сначала, я действительно немного устал и не хочу, чтобы…

– Понял, понял. Ладно, я пошел. Скажите мне, ваше королевство, что-нибудь хорошее и ободряющее на дорожку.

– Если ты не разрешишь эту ситуацию, я велю отрубить тебе голову.

– Спасибо, мой добрый друг, это именно то, что я хотел услышать.

Они вышли из сократовых покоев, Аргон свернул к зеленой гостевой, а толстяк заторопился к Ароматному Саду – огромной оранжерее под прозрачным куполом, имитирующей небольшой парк прямо в стенах дворца.

Распахнув прозрачные двери, Сократ ввалился в оранжерею и посмотрел по сторонам.

– Ластения!

Девушка сидела на белоснежной скамейке в чаще вечнозеленых широколистных растений, чьи толстые стебли вымахали в два человеческих роста, и олицетворяла собой безутешное горе. Сократ присел перед нею на корточки.

– Ластения, это правда?

Она ничего не ответила. В саду стояла влажная духота, солнце било прямо в прозрачный купол над головою.

– Ластения, это правда? – повторил он.

– Что? – всхлипнула она.

– Что ты меня любишь?

– Да!

Сократ замолчал, не зная с чего начинать эту беседу, ко всей беде вдобавок казалось, что солнце метит своими разящими лучами именно ему в макушку. Немного поразмыслив, Сократ изрек:

– Ластения, деточка, посмотри на меня внимательно. Неужели тебе нравится то, что ты видишь?

– Нравится.

Ластения пристально разглядывала крупный белый песок под ногами, по ее щекам катились прозрачные капли.

– Деточка, ты же само совершенство, а я толстый и противный.

– Неправда!

– Я старый и сварливый.

– Глупости!

– Я многопьющий и злой. Я совершенно аморальный тип.

– Неправда!

– Я нудный и глупый.

– Нет!

– Я бездомный и нищий.

– Ничего подобного! Ты самый умный, самый веселый, мой дом – это твой дом, и в нем предостаточно богатства! И еще ты самый красивый, – добавила девушка.

– Ты так думаешь?

– Да! – ее точеные плечи, охваченные облачно-легкой тканью, вздрагивали.

– А как же Патриций? Вроде бы он тебе очень сильно нравился? Ты только посмотри, как далеко мне до Патриция…Ты только погляди на эту морду! Посмотри внимательно.

– Я это специально сказала, – перебила Ластения, – хотела, чтобы ты меня ревновал! Я и представить не могла, что на меня все так набросятся!

– Ах, вот оно что… – Сократ прошелся взад-вперед, разминая затекшие колени, и рявкнул вдруг: – Прекрати истерику!

Ластения захлебнулась слезами от неожиданности и перестала плакать.

– Выбрасывай скорее из своей прекрасной головки всю эту бессмыслицу. Не знаю, что ты там себе понапридумывала, но я тебе не пара и никогда этой парой не стану. Я тебя, можно сказать, вырастил этими вот руками, – толстяк почти ткнул ей в лицо пальцами. – Я с тобой как с дочкой собственной возился, а ты меня теперь так сюрпризишь! Отец в шоке, семья в истерике! Я уж о Терр-Розе не говорю! Да уже к вечеру вся Система затрещит о том, как я направо и налево совращаю молоденьких принцесс! И что Аргон с Олавией пригрели на дворцовой груди толстую ехидную змею! Думаешь, всем станет приятно?

– Мне все равно, что будет, все равно, что станут говорить, – на ее щеках играл румянец, а влажные ресницы слиплись «кустиками». Ластения была так красива, что у Сократа невольно сжалось сердце. «Боже мой, – подумал он, – хорошая моя девочка, как же ты быстро выросла»…

– Мне все равно! – повторила девушка. – Я тебя люблю и хочу за тебя замуж!

Глядя в лицо Ластении, полное немого обожания, он понял, что потребуется какой-то очень веский аргумент.

– У меня есть невеста, Ластения! – осенило толстяка. – Мы с нею помолвлены и скоро поженимся.

– Не может быть… – в ее глазах мелькнула растерянность. – И где же она сейчас, твоя невеста?

– На Сатурне, – ляпнул он, позабыв, что именно на нем он сейчас и находится.

– Где-где?

– На Венере, хотел сказать, я с тобою уже в именах планет путаться начал.

Сократ страдал от жары и молил всех богов, чтобы все это поскорее закончилось.