Читаем без скачивания Кривой домишко - Агата Кристи

Мне вспомнилось, как Эдит де Хэвиленд расправлялась каблуком с ползучими сорняками на тропинке, и в этот момент София добавила:

— … как ползучий сорняк…

Вдруг дверь широко распахнулась и на пороге появилась Магда.

— Дорогие мои, почему вы не зажжете свет? Уже совсем стемнело! — воскликнула она.

Она нажала на все выключатели, и яркий свет залил стены, отразился в поверхности столов, и все мы — она, София и я — стали задергивать тяжелые розовые портьеры и, наконец, оказались в пропахшем цветами помещении. Магда, бросившись на диван, воскликнула:

— Что за немыслимая сцена разыгралась! Как разозлился Юстас! Он заявил мне, что все происходившее было, по его мнению, просто неприличным. Какие забавные эти мальчишки! — Она вздохнула и продолжала: — Роджер такой милашка! Обожаю, когда он взъерошивает волосы и начинает натыкаться на вещи в комнате и ронять их. А разве не мило поступила Эдит, когда предложила ему свою долю наследства? И это было сказано не для красного словца, уверяю вас, она предложила деньги от чистого сердца. Правда, это было ужасно глупо с ее стороны… Филип мог вообразить, что обязан последовать ее примеру! Не сомневаюсь, что Эдит способна на любые жертвы ради семьи! Есть что-то бесконечно трогательное в привязанности старой девы к детям своей сестры. Когда-нибудь я непременно сыграю роль тетушки — старой девы, надоедливой, упрямой и преданной.

— Ей, наверное, пришлось нелегко, когда умерла сестра, — сказал я, чтобы не позволить разговору уйти в сторону и свестись к обсуждению еще одной роли Магды. — Я имею в виду, если учесть, что она так не любила старого Леонидиса.

Магда прервала меня:

— Не любила? Кто это вам сказал такую чушь! Да она была в него влюблена!

— Мама! — укоризненно воскликнула София.

— И даже не пытайся мне противоречить, София! Естественно, что в твоем возрасте тебе кажется, что любовь — это двое красивых молодых людей в лунном свете.

— Она сама говорила мне, что всегда его не любила, — сказал я.

— Может быть, так оно и было, когда она впервые приехала сюда. Она сердилась на сестру за то, что та вышла за него замуж. Осмелюсь заметить, что между ней и Аристидом всегда чувствовался какой-то антагонизм… но она, несомненно, была в него влюблена! Дорогая, я знаю, о чем говорю! Конечно, поскольку она была сестрой его покойной жены и все такое, он не мог жениться на ней, и, может быть, это даже никогда не приходило ему в голову… вполне возможно, что и ей тоже. Она была вполне счастлива, заменив детям мать и вечно воюя с ним. Однако ей не понравилось, когда он женился на Бренде. Ей это совсем не понравилось!

— Не больше, чем тебе или папе, — сказала София.

— Ну конечно, мы были возмущены! Естественно! Но Эдит была возмущена больше всех. Дорогая, я ведь видела, какими глазами она смотрела на Бренду!

— Перестань, мама, — сказала София.

Магда бросила на нее нежный и какой-то виноватый взгляд, как напроказивший избалованный ребенок.

Без всякой связи с предыдущим разговором она продолжала:

— Я твердо решила, что Джозефину следует отдать в обычную школу.

— Джозефину? В школу?

— Да. В Швейцарию, завтра займусь этим. Я просто убеждена, что мы обязаны отправить ее отсюда немедленно. На ней плохо сказывается пребывание здесь в самой гуще этих ужасных событий. У нее нездоровый интерес ко всему происходящему. Ей нужно быть в кругу своих сверстников. Школа — это то, что нужно. Я всегда так считала.

— Но дедушка не хотел, чтобы ее отдавали в школу, — медленно произнесла София. — Он всегда был противником этой идеи.

— Дорогая, наш милый старичок любил, чтобы все мы были здесь у него на глазах. Очень старые люди нередко проявляют эгоизм такого рода. Но любой ребенок должен расти в кругу других детей. К тому же в Швейцарии такой здоровый климат… зимний спорт и воздух… и несравненно более здоровая пища, чем здесь у нас!

— Наверное, сейчас будет затруднительно организовать поездку в Швейцарию, учитывая все эти валютные сложности? — спросил я.

— Это пустяки, Чарльз. Существуют программы обмена учащимися… например, вместо нее сюда приедет учиться какой-нибудь ребенок из Швейцарии… ну и разные другие способы. Рудольф Олстир сейчас находится в Лозанне. Завтра же напишу ему и попрошу, чтобы он все организовал. Мы могли бы отослать ее отсюда к концу недели!

Магда взбила диванную подушку, улыбнулась нам, направилась к двери и остановилась на пороге в обворожительной позе, гладя на нас через плечо.

— Интересы детей должны быть на первом месте, — произнесла она, и фраза эта прозвучала изумительно. — Всегда надо прежде всего думать об их благополучии. И, дорогие мои, подумайте только, какие цветы в Швейцарии… синие горечавки, нарциссы…

— Это в октябре-то? — воскликнула София, но Магды уже не было.

София горестно вздохнула.

— Вот так всегда! — сказала она. — Мама бывает просто невыносимой! У нее возникают неожиданные идеи, и она начинает пачками рассылать телеграммы и считает, что все должно быть организовано немедленно. Зачем Джозефину в такой спешке отправлять в Швейцарию?

— Думаю, идея обучения в школе не лишена здравого смысла. Общение с детьми ее возраста пошло бы на пользу Джозефине.

— А дедушка так не считал, — упрямо повторила София.

Я почувствовал некоторое раздражение.

— Дорогая София, неужели ты и впрямь считаешь, что старик, которому больше восьмидесяти лет, лучше чем кто-либо другой, может судить о том, что нужно ребенку?

— Пожалуй, именно он лучше всех знал, что нужно каждому из его домашних, — сказала София.

— Неужели даже лучше твоей тетушки Эдит?

— Может быть, не лучше. Она как раз довольно решительно выступала за то, чтобы обучать ребенка в школе. Надо признать, что Джозефина — довольно трудный ребенок… у нее развилась эта ужасная привычка подслушивать. Но мне кажется, что это связано лишь с ее увлечением игрой в сыщики.

Только ли заботой о благосостоянии Джозефины было продиктовано внезапное решение Магды? Я сомневался в этом. Джозефина была исключительно хорошо информирована обо всем, что происходило в доме до убийства, о чем ей, безусловно, совсем не следовало знать. Здоровый школьный режим, игры на воздухе, несомненно, принесли бы ей немалую пользу. Однако меня все-таки удивляла внезапность и безотлагательность решения Магды… И почему в Швейцарию?.. Швейцария ведь далековато от дома.

Глава XVI

Отец сказал мне: «Заставь их всех разговориться».

На следующее утро, бреясь перед зеркалом, я раздумывал над тем, насколько мне это удалось.

Эдит де Хэвиленд разговаривала со мной… сна сама искала случая поговорить. Клеменси разговаривала со мной (или это я разговаривал с ней?). Магда разговаривала со мной, если это можно назвать разговором: я лишь составлял часть аудитории для ее монологов. Естественно, со мной разговаривала София. Даже нянюшка, и та разговаривала со мной. Стал ли я знать больше в результате всех этих бесед? Не пропустил ли какого-нибудь важного слова или какой-нибудь фразы? Были ли у кого-нибудь заметны признаки того аномального тщеславия, о котором говорил мой отец? Откровенно говоря, я таких признаков не заметил.

Единственным человеком, не изъявившим ни малейшего желания поговорить со мной ни на какую тему, был Филип. Не было ли это в какой-то мере отклонением от нормы? Наверное, уж за все это время он успел узнать, что я собираюсь жениться на его дочери! Однако по-прежнему держался так, как будто меня в доме вовсе не было. По всей видимости, у него вызывало протест мое присутствие. Эдит де Хэвиленд извинилась за его поведение. Она сказала, что это не что иное, как «стиль». Нельзя было не заметить, что Филип вызывает у нее беспокойство. Почему бы это?

Я стал размышлять о том, что за человек был отец Софии. Он был явно личностью подавленной. В детстве он был унылым ревнивым ребенком. Обстановка вынудила его замкнуться в себе. И он нашел прибежище в мире книг… в историческом прошлом. За его холодностью и сдержанностью, возможно, скрывается страстная и ранимая душа. Мотив получения финансовой выгоды в результате смерти отца выглядел неубедительно… Я не мог представить себе ни при каких обстоятельствах, что Филип Леонидис пошел бы на убийство по той лишь причине, что у него было меньше денег, чем ему хотелось бы иметь. Однако нельзя было исключить возможность того, что в основе его желания убить отца лежали глубокие причины психологического характера. Филип возвратился в отчий дом и уже жил там, когда туда приехал Роджер, спасаясь от постоянных бомбежек… и Филип был вынужден изо дня в день вновь убеждаться, что Роджер был у отца любимчиком… Не могли ли мысли в его измученном мозгу принять такое направление, когда единственно возможным избавлением ему показалась смерть отца? А предположим, если бы эта смерть бросала тень на его старшего брата? Роджеру не хватало денег… он был на грани банкротства. Ничего не зная о разговоре Роджера с отцом и о том, что отец предложил ему помощь, разве не мог Филип предположить, что мотив покажется убедительным и что подозрение сразу же падет на Роджера? Не было ли душевное равновесие Филипа нарушено настолько, что это привело его к убийству?