Читаем без скачивания Адам Смит. Его жизнь и научная деятельность - Валентин Яковенко

Поощрение вывоза выдачею премий Смит безусловно осуждает. “Мы не в силах, – говорит он, – предоставить нашим производителям на иностранных рынках той монополии, какою они пользуются дома. Мы не можем принудить иностранцев покупать у них товары, как принудили бы к этому своих сограждан; а посему единственное находящееся в наших руках средство – это платить иностранцам, чтобы понудить их покупать у нас. Вот каким путем меркантильная система пытается обогатить всю страну и набить наши карманы деньгами посредством чудотворного торгового баланса”.

Если уж, продолжает Смит, выдавать премию, так выдавайте ее лучше за производство, чем за вывоз; такая премия понижала бы, по крайней мере, цену товара на внутреннем рынке и таким образом хотя отчасти вознаграждала бы народ за тот налог, который он несет ради премии; но это невозможно, пока мы, благодаря предрассудкам, убеждены, что богатство народа состоит больше в вывозе, чем в производстве.

Разные торговые договоры, в силу которых государство допускает ввоз известных товаров из одной страны и запрещает ввоз их из всех других стран, или освобождает от пошлины, или дает вообще какое-либо преимущество ввозу из одной страны предпочтительно перед ввозом из других стран, бывают выгодны, по мнению Смита, только для купцов и фабрикантов покровительствуемой страны и убыточны для населения покровительствующей. “Это – монополия, отдающая население во власть чужеземному народу, вследствие которой оно обязано платить за нужные ему товары дороже, чем платило бы при свободном соперничестве других народов”.

Ратуя за полную свободу торговли, Смит, конечно, видел, как далеко была Англия его времени от такого идеала, и потому говорит, что надеяться на осуществление ее было бы такое же безумие, как ожидать осуществления в Англии республики утопии или Океании. “Каждая страна, – замечает он в другом месте, – завистливым глазом смотрит на благосостояние всех народов, находящихся с нею в торговых сношениях, и все, что составляет выгоду последних, считает за свою собственную потерю. Торговля вместо того, чтобы вызвать естественное согласие и дружбу как между людьми, так и между народами, стала самым обильным источником злобы и вражды. В продолжение настоящего и прошлого столетий бессмысленная зависть купцов и фабрикантов была для европейского спокойствия не менее пагубна, чем безумное честолюбие государей и министров”. Однако своими “Исследованиями о богатстве народов” Смит рассеял вековые заблуждения, потерявшие уже всякую почву в действительной жизни, и его утопия свободной торговли нашла себе довольно полное выражение в промышленной и торговой деятельности Англии. Критика меркантильной системы, наиболее известная в свое время часть книги, оказавшая такое громадное влияние на современников, заканчивается обширной главой, посвященной вопросу о колониях и колониальной политике. Здесь Смит касается общего вопроса о колониальном движении у различных народов и останавливается особенно подробно на английских колониях в Америке. Мы, однако, не будем входить в рассмотрение содержания этой главы.

В воззрениях Смита, как мы знаем, было много общего с воззрениями физиократов; поэтому и к учению их он относится гораздо снисходительнее, чем к системе меркантилизма. Главное заблуждение учения физиократов, или земледельческой системы, состоит в том, по его мнению, что оно считает ремесленников, фабрикантов и купцов людьми совершенно бесплодными и непроизводительными, что оно, ради исключительного поощрения земледелия, проповедует стеснительные меры против мануфактурной промышленности и иностранной торговли. Но, несмотря на все свои несовершенства, “система эта, – говорит он, – из всего, что только писалось по политической экономии, ближе всего подходит к истине, и в этом отношении она заслуживает самого серьезного внимания со стороны каждого человека, желающего ближе ознакомиться с основанием такой важной науки”.

Разобрав и отвергнув системы, построенные как на поощрениях, так и на стеснениях, Смит приходит к тому заключению, что остается еще только одна система естественной свободы. Она-то и будет вполне истинной. Всякому человеку, пока он не нарушает законов справедливости, должно быть предоставлено право свободно преследовать свои личные интересы и употреблять по своему усмотрению труд и капитал. При этом государственная власть освободилась бы от обязанности руководить трудом каждого человека и направлять его самым выгодным образом для целого общества, от обязанности, которой выполнить нет никакой человеческой возможности; она несла бы только три обязанности – правда, в высшей степени важные, но вместе с тем ясные, простые и доступные пониманию всякого. Первая состоит в защите государства от насилия и нападения со стороны другого государства. Вторая – в защите каждого члена общества от несправедливости и насилия со стороны других членов, то есть в поддержании справедливого суда. “Наконец, третья ее обязанность состоит в приведении в исполнение и в поддержании общественных предприятий и некоторых учреждений, которые не могут быть исполнены и содержимы за счет одного или нескольких лиц, так как доставляемая ими прибыль не выручит расходов одного или нескольких лиц, но относительно всего общества доставляемая ими польза может более чем вознаградить за сделанные расходы”. Для исполнения этих обязанностей правительство принуждено производить расходы, для покрытия которых ему необходимо располагать известными доходами. Рассмотрение этих вопросов составляет предмет пятой книги, озаглавленной “О доходе государя или государства”.

Первые две обязанности не требуют особенных пояснений, и взгляды Адама Смита в этом отношении не представляют ничего характерного. Под третьего рода обязанностью он понимает главным образом облегчение торговых связей и распространение образования в народе. Почтовые дороги, мосты, судоходные каналы, гавани и тому подобные сооружения могут быть, по мнению Смита, “в большинстве случаев устроены таким образом, что они будут приносить достаточный доход для покрытия издержек, не обременяя собою общего государственного дохода; заведование ими центральное правительство не должно брать в свои руки, но и не должно предоставлять его отдельным лицам, которые по обширности предприятия скоро превратились бы в монополистов; самое лучшее – сдавать их в распоряжение особых общественных комиссионеров, доверенных, действующих под контролем местных властей. Затем Смит подвергает резкой критике деятельность современных ему торговых компаний, пользовавшихся громадными привилегиями и монополиями. Но наибольший интерес для нас представляют его рассуждения о народном образовании. Высшее и среднее образование, по мнению Смита, правильнее и полезнее всего было бы предоставить на усмотрение заинтересованных лиц, которые на свои средства должны содержать желательные для них заведения. Соревнование и здесь принесло бы свои благодетельные плоды. Он находит, что с тех пор, как училища и университеты стали содержаться за общественный счет, не только понизилась деятельность и старательность профессоров, но общество лишилось возможности иметь хороших частных учителей. “Устройство университетов и коллегий, – говорит он, – основано не на пользе слушателей, а на выгодах, или, вернее, неудобствах преподавателей. Оно имеет целью поддержать власть преподавателей при всех возможных обстоятельствах: как бы они ни держали себя, будут ли они исполнять свои обязанности добросовестно или пренебрегать ими, воспитанники в любом случае обязаны держать себя относительно них таким образом, как будто бы они вели свое преподавание с необыкновенными дарованиями и с полною добросовестностью. Устройство это предполагает со стороны преподавателей всевозможное благоразумие и беспримерную добродетель, а со стороны слушателей – крайнюю нерадивость и совершенное безрассудство. А между тем, я полагаю, не было примера, чтобы при добросовестном исполнении профессорами своих обязанностей студенты оказались нерадивыми. Никогда не может встретиться необходимости в понудительном посещении лекций, которые заслуживают внимания, как это подтверждается всюду, где лекции читаются хорошо”. Университеты, замечает Смит в другом месте, не только не идут вперед умственного движения, но они не спешат воспользоваться даже уже сделанными открытиями. “Многие из этих ученых корпораций предпочитали оставаться на вечное время как бы святилищами, в которых находили защиту и покровительство опровергнутые теории и устарелые предрассудки, изгнанные из всех закоулков мира”. Свою жестокую критику университетской системы, господствовавшей в Англии во второй половине XVIII века, Смит заканчивает следующими словами: “Если бы не существовало общественных заведений для образования, то не преподавалось бы ни одной науки, не принималось бы ни одной системы или курса воспитания, на которые не имелось бы требования в обществе, то есть которые не обусловливались бы необходимостью, полезностью или удобствами для данного времени. Частный преподаватель вовсе не нашел бы выгодным для себя при изучении какой-нибудь полезной науки ни руководствоваться устарелою и всеми признанною негодной системою, ни преподавать такие науки, которые принимаются вообще за сброд софизмов и пустой болтовни, бесполезной, педантичной. Подобные системы и подобные науки могут существовать только в заведениях, благосостояние и доход которых почти не зависят от их репутации и нисколько не зависят от того, как они исполняют свои обязанности. Если бы не существовало общественных заведений для воспитания, то молодые люди, окончившие самый полный курс учения, какой только возможен при настоящем состоянии общества, и окончившие его с полным успехом, не оказывались бы решительными невеждами во всем, что составляет предмет разговоров в обществе порядочных людей”. Иначе Смит смотрит на низшее народное образование. Разделение труда притупляет умственные способности работника. “Человек, вся жизнь которого проходит в исполнении небольшого числа простых приемов, результат которых тоже всегда, или почти всегда, одинаков, не может ни развивать своего рассудка, ни изощрять своего воображения на поиски средств устранить затруднения, которых вовсе не представляется; поэтому он, естественно, теряет привычку развивать или изощрять эти способности и доходит до такой степени тупости и невежества, какая только возможна для человеческой природы… Человек становится неспособным испытывать какое бы то ни было благородное, великодушное или нежное ощущение и, стало быть, слагать хоть сколько-нибудь истинное понятие о большей части самых обыденных явлений частной жизни. Что же касается великих интересов и великих дел своей страны, то он решительно не способен судить о них…” Как ни плачевно такое состояние, но к нему неизбежно приходит масса простого народа во всяком культурном обществе, если правительство не позаботится о предупреждении этого зла. Здесь невмешательство было бы большой ошибкой. У простого народа нет ни средств, ни досуга позаботиться о воспитании своих детей, нет, быть может, даже желания вследствие отупляющего влияния однообразного, беспрерывного труда. Поэтому государство должно прийти на помощь ему не только в силу частных интересов всей этой массы, но в силу своих собственных интересов. “Чем более будут развиты, – говорит Смит, – низшие классы народа, тем труднее они поддадутся обольщениям суеверия и фанатизма, составляющих между невежественными народами постоянный источник самых ужасных беспорядков. Сверх того, образованный и рассудительный народ лучше ведет себя и более склонен к порядку, чем народ невежественный и отупевший. Между первым в каждом человеке сильнее развиты чувства собственного достоинства и сознание того, как должны обращаться с ним законные власти; поэтому он более расположен и к уважению их”. Чтение, письмо, счет – вот те первоначальные познания, приобретение которых может быть сделано даже обязательным. Государство должно устроить “в каждом приходе или околотке небольшую школу, в которой дети могли бы обучаться за такую умеренную плату, какую мог бы дать простой работник”, поощрять стремление к образованию выдачею маленьких наград и установить испытание для всех, желающих получить звание цехового мастера или дозволение производить какой-нибудь торг или промысел. Как далек Смит в этих своих предложениях от экономистов, проповедующих laissez faire и считающих его своим духовным отцом!