Читаем без скачивания Скальпель разума и крылья воображения. Научные дискурсы в английской культуре раннего Нового времени - Инна Лисович

Иерархия соотношения между телом и душой ложится в основу его наук о человеке, которого он мыслит общественным существом, что и определяет утилитарные религиозные задачи наук. Он предлагает разделить учение о человеке на две основные части. Первая «рассматривает человека как такового» и называется «философией человека», вторая – в соотношении человека с обществом, и он дает ей название «гражданская философия»: «Философия человека <…> наука о природе и состоянии человека может быть разделена на две части, из которых одна должна заниматься цельной природой человека, а другая – самой связью души и тела; первую мы назовем учением о личности человека, вторую – учением о связи души и тела»[328]. Соединение души и тела Бэкон описывает в политических терминах «взаимовыгодного союза», что нехарактерно для средневекового мышления. Тело может поведать о состоянии души, стать его маркером: «Как союзники обмениваются между собой <…> и оказывают друг другу взаимную помощь, так и это учение о союзе души и тела складывается из двух частей: описания того, каким образом эти две сущности (т. е. душа и тело) взаимно раскрывают друг друга и каким образом они взаимно воздействуют друг на друга с помощью знания (notitia), или указания и впечатления. Первая часть, т. е. описание того, что можно узнать о душе, исходя из состояния тела, и что – о теле, исходя из акциденций духа, дала нам два вида науки о предсказании, один из которых известен благодаря исследованиям Аристотеля, другой – Гиппократа. <…> Первое из этих искусств – физиогномика, которая по строению тела и чертам лица определяет душевные наклонности; второе – толкование естественных снов, раскрывающее состояния и положения тела, исходя из движений души <…> очертания тела указывают лишь на общие наклонности и стремления души, выражение же лица и движения отдельных частей тела свидетельствуют, кроме того, и об изменениях состояния души: о настроении и проявлении воли человека в данную минуту»[329].

Бэкон говорит о необходимости изучения гармонии души и тела, что должно излечить от гуморального дисбаланса, который способен вызывать болезни души, согласно учению Гиппократа. Понимание связи между душой и телом позволило бы улучшить способности души, воздействуя на тело, и понять, как сама душа влияет на здоровье тела: «Вторая часть учения о союзе души и тела, которую мы назвали “впечатление”, еще не представляет собой сформировавшейся науки <…> она рассматривает два вопроса: каким образом и в какой мере мокроты и все физическое состояние тела меняют душу и влияют на нее? или, наоборот, каким образом и в какой мере страсти и восприятия души изменяют тело и влияют на него? Первый вопрос, как мы знаем, иногда рассматривается в медицине, но и он странным образом оказался тесно связанным с религией. В самом деле, врачи выписывают лекарства для лечения душевных болезней, например, мании или меланхолии, более того, они пытаются найти средства для восстановления хорошего настроения, для укрепления духа, для увеличения физических сил, для развития умственной деятельности, для улучшения памяти <…> нельзя найти ни одного более или менее серьезного врача, который бы не занимался рассмотрением и изучением душевного состояния, что весьма важно для лечения, а также для того, чтобы в значительной степени усиливать действие всех других средств или, наоборот, ослаблять. Речь идет о том, в какой степени само воображение души <…> или навязчивая неотступная мысль, превратившаяся уже в своего рода убеждение, влияет на физическое состояние человека?»[330].

Кроме того, Бэкон считает необходимым исследовать ту область, где остановился Везалий, – локализацию способностей души в человеческом теле: «Среди всех этих разделов учения <…> о согласии души и тела [нужно исследовать] <…> где, собственно, помещаются в человеческом теле и его органах отдельные способности души. <…> мнение Платона о том, что интеллект располагается в мозгу, как в крепости, дерзость (animositas) <…> – в сердце, похоть и чувственность – в печени и т. д., может быть, и не следует совершенно отбрасывать <…>. Кроме того, нельзя считать правильным и помещение всех упомянутых интеллектуальных способностей (воображения, рассудка, памяти) в желудочках мозга»[331]. Судя по тому, что Бэкон разделяет мнение Везалия об отсутствии прямой связи между способностями души и отделами мозга, он опирается только на данные, доказанные или опровергнутые эмпирически.

Тем не менее философ, признавая взаимовлияние тела и души, осторожно относится к алхимическим и астрологическим спекулятивным представлениям о прямой корреляции между микро– и Макрокосмом, согласно которым между ними существуют симпатические связи: «Мы не собираемся на этом основании разделять с Парацельсом и алхимиками их сумасбродные идеи относительно того, что в человеческом теле можно обнаружить соответствия отдельным видам, существующим во Вселенной (звездам, минералам и т. п.), ибо эти басни представляют собой несерьезное и примитивное истолкование знаменитого положения древних, что человек – это микрокосм, т. е. уменьшенный образ всего мира, и применение этого положения к их собственным измышлениям»[332]. Подобного рода скептицизм характерен для Бэкона, когда он не обнаруживал достаточных доказательств для теорий.

Предлагая исследовать тело в движении (физиогномику жеста), Бэкон переносит этот принцип и на физические природные тела, не видя между ними и одушевленными телами прямой связи: «Нужно выяснить, какое влияние и действие на характер движения тяжести оказывает форма падающего тела, например то, что тело широкое или плоское, кубическое, продолговатое, круглое, пирамидальное; как влияет на упомянутое движение то, что тела поворачиваются при падении или сохраняют свое исходное положение»[333]. Он полагает, что необходимо продолжить исследование физики движения, начатое Галилеем, соединив их с геометрией. Таким образом, мы видим, что Бэкон избегает выстраивать прямую аналогию между космическими телами, человеческим телом и неодушевленным физическим телом. Проект восстановления наук о человеческом теле у него носит сугубо аналитический и утилитарный характер: он должен как приносить пользу отдельному человеку, так и вести к процветанию общества в свете христианского представления. Тем не менее при всем прагматизме бэконианского проекта изучения органического тела он так и не реализован до сих пор в том виде, в котором его представлял философ, хотя тенденция поиска физического основания способностей души сохраняется в современной науке.

В научных работах раннего Нового времени дискурс тела смещается в сторону поиска корреляций между физическими объектами и способами их точного измерения и фиксации их свойств. В «Диалоге о двух системах» Галилея мы видим полемику с аристотелианским восприятием тела, мыслимого в категориях «завершенности», «совершенности»[334], «простоты» и «покоя». Галилей выводит тело и его параметры из дискурса целеполагания и совершенства[335] в рамках аристотелианских оппозиций «простота/сложность», «движение/покой»[336], что позволяет ему сделать объектом исследования «сложное» тело и «движение» тел.

Тем не менее сам Галилей мыслит Вселенную как гармоничное тело: «Признаю, что мир есть тело, обладающее всеми измерениями и потому в высшей степени совершенное; к этому добавлю, что как таковой он необходимо должен быть и в высшей степени упорядоченным, т. е. в отношениях его частей должен господствовать наивысший и наисовершеннейший порядок…»[337]. Причем, как упоминалось выше, прямолинейное движение было свойственно телам до того, как они упорядочили мир[338], приняв круговое движение, «которое совершается движущимся телом самим по себе, всегда удерживает его в одном и том же месте, а то, которое состоит в движении тела по окружности круга около своего постоянного и неподвижного центра, не допускает беспорядка ни по отношению к себе, ни по отношению к окружающим телам»[339]. Таким образом, тела во Вселенной Галилея стремятся к порядку и гармонии, которую обеспечивают стабильные неподвижные притягивающие центры.

Это понимание прямолинейного движения тела позволяет ему пересмотреть понятие покоя как совершенного состояния тела и ввести представление о «потенциальном движении», которое способно актуализировать «влечение» или гравитацию в терминологии Ньютона: «Всякое тело, которое по какой-либо причине находится в состоянии покоя, но по природе своей подвижно, оказавшись свободным, придет в движение при условии, что оно от природы обладает влечением к какому-нибудь определенному месту <…>. При наличии же такого влечения тело необходимо движется с непрерывным ускорением, начиная с самого медленного движения, оно достигнет некоторой степени скорости не раньше, чем пройдя все степени меньших скоростей или, скажем, больших медленностей <…> природа, дабы сообщить движущемуся телу, которое до тех пор пребывало в покое, неопределенную скорость, пользуется тем, что заставляет его в течение некоторого времени и на протяжении некоторого пространства двигаться прямолинейно»[340].