Читаем без скачивания Под знаком Рыб - Шмуэль-Йосеф Агнон

Так бродил я по иерусалимским улицам, не ведая, куда и зачем иду, и когда вспоминал о той синагоге и о стариках, которых там видел, то знал уже, что не найду ее и не увижу их больше.

Но я видел иные, новые лица. То были недавние эмигранты из Германии. Где их почет, где их богатство, где их мудрость, где их сила? Люди, некогда возвысившиеся чуть не до подножья Божественного Присутствия, ныне бредут, согнувшись под бременем тягот и забот. Вот так оно с нами — Господь, благословен будь Он, время от времени вспоминает с благосклонностью о каком-нибудь из колен Израилевых в той или иной стране и ниспосылает этому колену возвышение и почет, чтобы они могли помочь другим своим братьям, а они приписывают полученное от доброты Его самим себе, своим заслугам и своим достоинствам да еще хозяевам той страны, где они живут, которые наградили их благожелательными законами за то якобы, что они лучше и честнее всех своих собратьев в других странах. И как только Господь, благословен будь Он, видит такую картину, он словно бы отворачивает лицо Свое от этого племени, и тут же приходят самые злобные и жестокие из иноверцев и истребляют ненавистных им евреев своей страны, и те обращаются в прах и пыль.

Один знакомый из числа этих немецких эмигрантов встретился мне по дороге, и я остановился и спросил, как его дела.

Он тут же принялся сызнова рассказывать мне все то, что уже рассказывал во время прошлой нашей встречи, — о том, что сделали с ним эти мерзавцы там, в Германии, сколько страданий они ему причинили, и сколько денег они у него забрали, и как, в конце концов, он бежал с женой и сыновьями, ничего не сумев с собой захватить.

Я утешал его точно так же, как и при нашей первой встрече, и сказал ему:

— Твое счастье, что в конце концов ты оказался здесь, в Стране Израиля, — ведь теперь над тобой не властна никакая злобная рука.

Но как только я упомянул Страну Израиля, он тотчас начал жаловаться на нее и на ее жителей, на их обычаи и их поведение. Комната у него величиной с маслину, а хозяин, скотина, обнаглел вконец, дерет за нее, как за роскошный дворец, простая служанка ведет себя, как дворянка, рабочие набрались социалистических идей, а богачи, знай, грабят несчастных людей. Телефоны не звонят, а дребезжат, дети не говорят, а визжат, повсюду слышишь одну только брань, пиво не пиво, а какая-то дрянь, в синагогах люди плюют, в магазинах орут, на улице объясняются руками, на работе бездельничают часами, на каждом углу попрошайки, политики здешние — гнусная шайка, все до единого такие идиоты, что это не лезет ни в какие ворота, а местные общественные деятели — только о своем кармане радетели. А комары, а мухи, а эта жара — что в будни, что в субботу, с самого утра. А уж с мертвыми на Масличной горе такое творится, что в самом страшном сне не приснится. Короче, ничего нет хорошего — ни дома, ни на улице, ни на земле, ни в небе, горько телу и страдание душе.

Говорю я ему:

— Сказано в Писании: «Увидишь благоденствие Иерусалима»[38]. Поэтому пристало человеку из народа Израиля видеть хорошее в Иерусалиме, а не возводить на него хулу. — И еще сказал я ему: — Возможно, ты слышал от здешних стариков, сколько бед навалилось на их отцов в Стране Израиля, ведь Страна была в ту пору разрушена, и злые болезни овладевали ими, а когда они выбирались из одной беды, приходила другая, еще страшнее первой, но, видишь, они не обращали внимания на беды, они радовались жизни в Стране и посылали хвалу и благодарение Творцу миров за то, что Он избрал нас из всех народов, чтобы дать нам Страну Израиля.

Он вынул папиросу изо рта и сказал:

— Эти? У них Бог был в душе.

Я сказал шепотом:

— Он и сейчас есть.

Он сказал:

— Но не среди нас.

Я сказал:

— Спросили одного праведника, где пребывает Господь, благословен будь Он. Сказал он: «В любом месте, куда дают Ему войти, там Он пребывает».

В те дни побывал я также и в нескольких новых районах Иерусалима, при закладке которых удостоился когда-то с радостью присутствовать. Увидел небольшие, наполовину покосившиеся уже дома, да и заселенные совсем не теми, кто начал строить их для себя, потому что по большей части начали их строить на деньги, взятые в кредит, но не смогли вернуть эти деньги, и налетели кредиторы, и продали эти дома другим людям. А ведь с этими новыми покупателями повторяется та же история, что с теми, кто строил. Берут ссуду в одном банке, потом берут в другом, чтобы выплатить в первом, а под конец приходят к тем, кто ссужает под большие проценты, а уж кто попадет в такие руки, больше не поднимается. Позволяют им жить в их собственном доме только до тех пор, пока они платят те проценты.

Как-то раз забрел я в тот из новых районов Иерусалима, который особенно хвалил мне господин Кляйн, потому что в свое время помог нескольким его жителям ссудой под низкий процент, на один или два процента меньше, чем обычно дают в банках. Иду я по улице, ряд домов справа, ряд домов слева, что-то вроде дороги тянется между ними, вся заросла сорняками и колючками, и поломанный автомобиль застрял в канаве. Некоторые дома так и стоят без штукатурки, другие покрыты известкой, а вид у них, вроде бы они покрыты мраморной плиткой, иные вообще наклонились, будто вот-вот упадут, потому что те, кто строил их для себя, экономили на фундаменте, ведь сделай они фундамент поглубже, им не хватило бы на самый дом. Земля Иерусалима привыкла к дворцам и храмам, легкие дома она не принимает, подкапывается под них, пока они не развалятся. И еще она делает так, что внутри домов вырастают кусты, а то и целые деревья, которые, посади их нарочно, требуют по своей привычке ухода, а тут появляются сами собой, и растут сами по себе, и расшатывают в доме пол и стены. Ей бы, земле этой, выращивать лучше сады и огороды вокруг домов, так нет — тогда только и вырастет немного овощей, если жильцы этого дома вскопают, и посадят, и будут поливать, да и тогда обнаружатся немедля злобные наши арабские соседи и зашлют своих коз на эти огороды. Талмуд рассказывает нам, что нашу страну разорил некогда злодей Тит, римский император, а тут мы видим, что ее разоряют козы. И еще неизвестно, от кого разорение больше.

Иду я по этому кварталу, а кругом тишина и покой, и ни единой живой души, если не считать коз, собак и кошек. У кого есть работа в городе, уехал в город, а у кого нет работы, что ему делать — пошел искать работу. А есть и такие, которые уже отчаялись найти работу и теперь сидят дома, распевают псалмы, учат Талмуд или читают «Эйн-Яаков»[39]. А что до женщин, то у одних есть что-то вроде лавочки в городе, а другие отправились на рынок купить овощей, потому что в двух овощных лавках, что в самом этом квартале, никаких овощей нет, хозяева этих лавок сами ходят по городу, пытаются ублажить своих кредиторов. А дети, где они? Те, у кого есть какая-никакая обувь на ногах, пошли в город изучать Тору, а у кого ничего нет, играют со своими братьями дома, потому что начались дождливые дни, и, если у кого рваная одежда и нет никакой обуви, тот уже не может играть на улице.

Хожу я по этому кварталу вдоль и поперек и смотрю на убогие дома с беспомощно повисшими ставнями. На одном доме, в начале квартала, прибита жестяная табличка, когда-то на ней было, наверно, название улицы — по имени благотворителя, — но за два-три года зимние дожди и ветры стерли след человека, который подарил свое имя иерусалимской улице, и не оставили тут ничего, кроме погнутой жести.

Пока я так ходил по улицам, вдруг взорвалась тишина квартала и в него въехал автобус, набитый деловыми людьми из города. Вышли эти люди из автобуса, размяли кости и пошли кто куда: одни взимать налоги, другие собирать подаяния, а третьи смотреть здешние дома — какой из них стоит того, чтобы просить на него ссуду. Поскольку нигде не нашли, к кому бы обратиться, обратились ко мне. А поскольку я ничего не мог им сказать, набросились на меня с претензиями. Был бы жив господин Кляйн и шел бы я с ним, ни один человек не посмел бы так со мной говорить.

Вышел из автобуса водитель, зашел в один из домов немного отдохнуть после трудной езды, потому что участок пути от шоссе до этого квартала был частью в трещинах и ямах, а частью — сплошные камни и пни, да и сам автобус уже слегка одряхлел, так что если бы не водитель, который добавлял мотору от своих сил, не проехать бы этому автобусу и четырех шагов. Приехавшие хотели было уже ехать обратно, но, не найдя водителя, зашли посмотреть местную синагогу.

Синагога здесь красивая, что снаружи, что внутри. Какие-то верующие американки пожертвовали деньги на ее строительство, но один угол в ней так и остался незаконченным, потому что подрядчики по ходу строительства много денег растратили впустую, а когда попросили у тех женщин добавить им еще, у них больше денег не оказалось, так как в Америке в те времена было туго с финансами, вот и остался один угол в синагоге недостроенным. Впрочем, если не смотреть в ту сторону, то этот недостаток как бы и не заметен.