Читаем без скачивания Суть дела - Грэм Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоби вышел в черную мокреть, вооружившись большим полосатым зонтом: было жарко, не хотелось надевать плащ. Он обошел дом; нигде не пробивалось ни единого луча света, ставни на кухне были закрыты наглухо, дома креолов скрывала пелена дождя. В автопарке через дорогу мелькнул луч карманного фонарика, но Скоби крикнул — и луч погас; это было чистой случайностью, ведь никто не мог расслышать его голос сквозь неумолчный грохот воды по крышам. Наверху, в европейском поселке, офицерский клуб сверкал сквозь ливень всеми огнями фасада, обращенного на океан, однако за тот сектор Скоби уже не отвечал. Фары военных грузовиков бисерной ниткой бежали по склону горы, но это тоже касалось кого-то другого.
Внезапно на горе за автопарком зажегся свет в одном из железных домиков, где жили мелкие чиновники; этот дом пустовал еще накануне: там, как видно, кто-то поселился. Скоби хотел было вынести машину из гаража, но дом находился всего шагах в двухстах, и он пошел пешком. Если бы не стук дождя по крышам, по дороге, по зонтику, царила бы полная тишина; только звенел в ушах еще минуту-другую замирающий вой сирен. Позднее Скоби казалось, что в этот час он испытал высшее счастье — в темноте, один под дождем, не чувствуя ни любви, ни жалости.
Он постучал в дверь как можно громче, чтобы перекрыть гулкие удары дождя по черной крыше железного домика; пришлось постучать дважды, прежде чем ему открыли. На миг его ослепил свет.
— Извините за беспокойство, — сказал он. — У вас не замаскировано окно.
— Ах, простите, — отозвался женский голос. — Какая небрежность…
Глаза его привыкли к свету, но сперва он никак не мог сообразить, кому принадлежат эти необычайно знакомые черты. В колонии он знал всех. Но здесь перед ним был кто-то приезжий издалека… раннее утро… река… умирающий ребенок…
— Боже мой, — сказал он, — да это же миссис Ролт! Я думал, вы еще в больнице.
— Да, это я. А вы кто? Разве я вас знаю?
— Я майор Скоби из полицейского управления. Мы с вами виделись в Пенде.
— Простите, — сказала она. — Я не помню, что там со мной было.
— Разрешите замаскировать окно?
— Конечно. Пожалуйста.
Он вошел в дом, задернул шторы и переставил настольную лампу. Комната была разделена занавеской; на одной половине стояли кровать и что-то вроде туалетного столика, на другой — стол и два стула — незамысловатая мебель, которую выдавали мелким чиновникам с заработком до пятисот фунтов в год.
— Не очень-то роскошно вас устроили, — сказал он. — Жаль, что я не знал. Я бы мог вам помочь.
Теперь он разглядел ее поближе: молодое, измученное лицо, тусклые волосы… На ней была просторная, не по росту пижама, она падала безобразными складками, в которых тонула ее фигура. Он посмотрел, по-прежнему ли болтается на пальце обручальное кольцо, но оно исчезло совсем.
— Все были ко мне так добры, — сказала она. — Миссис Картер подарила мне очень миленький пуф.
Скоби оглядел комнату: нигде не было ничего своего — ни фотографий, ни книг, ни безделушек; но тут же он вспомнил, что она ничего не спасла от океана, кроме себя самой и альбома с марками.
— Что, ждут налета? — испуганно спросила она.
— Налета?
— Выли сирены.
— Не обращайте внимания. Очередная тревога. Они бывают примерно раз в месяц. И никогда ничего не случается. — Он снова кинул на нее внимательный взгляд. — Зря они вас так рано выписали из больницы. Не прошло еще и полутора месяцев…
— Я сама попросилась. Мне хотелось побыть одной. Люди все время приходили туда на меня смотреть.
— Что ж, пожалуй, я пойду. Не забудьте, если вам что-нибудь понадобится; я живу рядом, в конце дороги. Двухэтажный белый дом на болоте, против автопарка.
— Может, вы подождете, пока кончится дождь? — спросила она.
— Не стоит, — сказал он. — Дождь, видите ли, будет идти здесь до сентября. — Ему удалось заставить ее улыбнуться натянутой, бледной улыбкой.
— Какой страшный шум.
— Не пройдет и двух-трех недель, как вы к нему привыкнете. Живут ведь рядом с железной дорогой. Но вам даже привыкать не придется. Скоро вас отправят домой. Пароход будет через две недели.
— Хотите выпить? Миссис Картер подарила мне не только пуф, но и бутылку джина.
— Тогда надо помочь вам ее выпить. — Когда миссис Ролт достала бутылку, он заметил, что она наполовину пуста. — У вас есть лимоны?
— Нет.
— А вам дали слугу?
— Дали, но я не знаю, что с ним делать. Да его никогда и не видно.
— Вы пьете чистый джин?
— Ах нет, я к нему не притронулась. Слуга опрокинул бутылку — так по крайней мере объяснил.
— Я утром с ним поговорю, — сказал Скоби. — У вас есть ледник?
— Да, но слуга не может достать лед. — Она бессильно опустилась на стул. — Не подумайте, что я такая дура. Просто я еще не знаю, на каком я свете. Все мне здесь чужое.
— А вы откуда?
— Из Бэри-Сент-Эдмундса. Это в Суффолке. Я была там всего каких-нибудь два месяца назад.
— Ну нет. Два месяца назад вы уже были в шлюпке.
— Да. Совсем забыла.
— Зря они вас выпустили из больницы, ведь вы же совсем одна.
— Я уже поправилась. Им нужна была койка. Миссис Картер приглашала меня погостить у нее, но мне захотелось побыть одной. А доктор сказал, чтобы мне во всем потакали.
— Я понимаю, почему вам не хотелось жить у миссис Картер, — сказал Скоби. — Вы только скажите — я тоже уйду.
— Лучше подождите отбоя. Понимаете, у меня немножко расходились нервы.
Скоби всегда удивляла женская выносливость. Эта женщина провела сорок дней в шлюпке, в открытом океане, и жалуется, что у нее немножко расходились нервы! Он вспомнил о погибших, о которых докладывал главный механик: третий помощник и двое матросов умерли от истощения, кочегар напился морской воды, сошел с ума и утонул. Мужчина не выдерживает тягот. А эта женщина лишь теперь дала волю своей слабости.
— Вы уже решили, как жить дальше? — спросил Скоби. — Вернетесь в Бэри?
— Не знаю. Может быть, поступлю здесь на работу.
— А вы когда-нибудь работали?
— Нет, — призналась она, не глядя на него. — Видите ли, я всего год, как кончила школу.
— А вас там хоть чему-нибудь научили?
Ему казалось, что больше всего ей поможет сейчас болтовня — пустая, бесцельная болтовня. Она думает, что ей хочется одиночества, но на самом деле ее тяготит бремя чужой жалости. Разве может такой ребенок играть роль женщины, чей муж утонул чуть ли не у нее на глазах? С таким же успехом ей пристало играть роль леди Макбет. Миссис Картер, конечно, трудно сочувствовать ее беспомощности. Уж эта-то знает, как себя держать, не зря ведь она похоронила мужа и троих детей.
— Лучше всего — играть в баскетбол, — отозвалась миссис Ролт, нарушив течение его мыслей.
— Для учительницы гимнастики у вас сложение неподходящее, — заметил он. — А может, и было подходящее, пока вы не попали в эту передрягу?
И вдруг она заговорила, будто он произнес заветное слово, отомкнувшее какую-то дверь, — он уж и сам забыл, что это было за слово, может быть, «учительница гимнастики», — она сразу затараторила о баскетболе (миссис Картер, подумал Скоби, верно, только и твердила ей, что о сорока днях в шлюпке да о трехнедельном супружестве).
— Я два года играла в школьной команде, — рассказывала она, подавшись от увлечения вперед, опустив подбородок на руку и опершись костлявым локтем на костлявое колено. Своей белой кожей, еще не пожелтевшей от акрихина и от солнца, она напоминала кость, которую отмыло и выбросило море. — А раньше целый год играла запасной. Если бы я осталась еще на год, я была бы уже капитаном. В сороковом году мы побили Родин и сыграли вничью с Челтенхэмом.
Он слушал с напряженным интересом, какой обычно вызывает в нас чужая жизнь, с тем интересом, который молодые ошибочно принимают за любовь. Сидя с рюмкой джина в руке и слушая Элен под шум дождя, он чувствовал ту неуязвимость, которую дают человеку годы. Она рассказывала, что ее школа стоит на холме, сразу за Сипортом; у них была француженка, мадемуазель Дюпон — ну просто ведьма! Директриса читала по-гречески совсем как по-английски, например Вергилия…
— Я всегда думал, что Вергилий — это латынь.
— Ах, да. Я хотела сказать — Гомера. Вообще я была не очень-то сильна в древних языках.
— А в чем вы были сильны?
— Я была, по-моему, второй ученицей по математике, но тригонометрия всегда у меня хромала.
Летом они ходили в Сипорт купаться, каждую субботу устраивали пикник где-нибудь на холмах, иногда ездили верхом на пони, а однажды затеяли велосипедные гонки через все графство — они чуть не кончились бедой: две девочки вернулись около часа ночи. Он слушал как завороженный, вертя в руках рюмку и забыв, что ее надо выпить. Сирены провыли отбой, перекрывая шум дождя, но ни он, ни она не обратили на это внимания.