Читаем без скачивания За горизонтом сна - Яна Дубинянская

— Эжан.

Он встал и аккуратно, очень старательно вложил меч в ножны. И только потом поднял взгляд.

Южного князя, разумеется, уже и след простыл — да, мама же велела ему убираться. Но сама она была тут. Смотрела на сына в упор, холодно и пронзительно — как тогда, в турнирной конюшне. Как всегда, когда ему случалось серьезно провиниться.

— Ваше Величество…

Начиная говорить, принц Эжан был уверен, что выскажет все, что думает о ней: Что она может не волноваться: он не собирается больше ни с кем драться за ее честь, если это понятие — пустой звук для нее самой. Пусть занимается чем угодно — но, он бы попросил, не на глазах у сына. Который, кстати, уже через десять месяцев станет королем и единым властителем… да, и провинций тоже! — а она останется всего лишь королевой-матерью. И еще…

Королева сузила обвиняющие глаза.

Эжан сглотнул.

— Ваше Величество… я… я только…

Он понял, что начинает оправдываться, осекся, но было уже поздно. Она победила — а он снова проиграл, в который раз за сегодняшний день. Да что там… вся жизнь — сплошная цепочка неудач и поражений…

В ноздрях засвербело так нестерпимо, что принц громко шмыгнул носом. Глаза, слава Богу, сухие. Еще не хватало…

— Эжан… — повторила королева. Что-то в ее лице изменилось… или показалось? Блеск в красивых выпуклых глазах, мимолетный тремор четко вырезанных губ… Нет, не может быть, чтобы его мать — холодная, железная, надменная…

— …пожалуйста, не надо больше так, — скороговоркой прошептала она, — никогда… я прошу тебя.

Пестрая древесная тень уже переместилась, уронила кусочки фиолетовой мозаики на середину развилки. Давным-давно маленький принц во все глаза следил за тенью, пытаясь уловить ее движение. Его отрывали от этого занятия ради скучных обедов или уроков, было обидно до слез, но… Давным-давно маленького принца раз и навсегда отучили прятать мокрые глаза в шуршащих складках маминого платья… Очень, очень давно.

Мама…

И тут ему впервые за сегодня по-настоящему повезло. Две густые, гротескно-короткие тени упали на дорожку раньше, чем он успел произнести это вслух.

— Инцидент не повторится, — бросил один.

— Необходимые меры уже приняты, — добавил другой тем же голосом.

Принц не торопился смотреть на них. Его взгляд долго, с отвращением карабкался по четырем одинаковым черным ботфортам… не совсем одинаковым: у левого на раструбах выбиты модные звездочки. И камзол у него с металлическим блеском, а у правого просто тускло-серый. Плащи коричневые у обоих. А вот и Всевидящий глаз на грубой бронзовой цепи — знак отличия господина старшего советника Литовта… Господин старший советник — справа.

Тот, что слева, — кавалер Витас, его сын.

Глаза принца добрались наконец до их лиц. Вернее, одного и того же лица — как, впрочем, у любых отца и сына или матери с дочерью во всей Великой Сталле и провинциях… Нормальная вещь — но зеркальное сходство именно этих двоих всегда бесило Эжана. Можно сколько угодно твердить себе, что лично Витас ничего тебе не сделал, — ненавидеть все равно приходится обоих. Ну что сегодня за день такой?!. На каждом шагу встречать тех, кого ненавидишь…

Королева Каталия резко обернулась к Литовту и его сыну. Гневные молнии в глазах, ровный голос:

— Я не отдавала такого повеления.

Старший советник чуть искривил тонкие черепашьи губы.

— В интересах королевства было бы лучше, если бы вы его отдали, Ваше Величество.

Кулаки Эжана стиснулись — один за спиной, другой на рукояти меча. Что за инцидент имелся в виду, принц не знал, но это и не имело значения. Сухое и узкое лицо господина старшего советника оставалось бесстрастным. Он не собирался ссориться с королевой, объясняться, доказывать свою правоту. Он просто ждал… ждал, когда она вспомнит.

Не в первый, далеко не в первый раз… Литовт даже не напоминал; она вспоминала сама — и соглашалась на все. Что-то такое было в их общем прошлом, когда-то давно, может быть, еще до его, Эжана, рождения. Что-то, дающее этому… господину старшему советнику власть над матерью. Безнадежно пытаться узнать у нее, что именно.

Он не слишком злоупотреблял своей властью — признавал принц, — нет, он вел тонкую, сбалансированную игру, в которой королеве открытый бунт стоил бы дороже, чем небольшие уступки. Проклятая высокая дипломатия!.. В свое время Литовт, наверное, был первым учеником. А он, Эжан, снова и снова чувствовал себя совершенно беспомощным. Тут даже не обнажишь меч, найдя ничтожный повод для выхода своей ненависти… Ну и что, безжалостно одернул он себя, если бы и обнажить… южанин ведь все равно ушел безнаказанным…

— Он жив? — отрывисто спросила королева.

Кавалер Витас мерзко ухмыльнулся. Его узкое и горбоносое лицо еще не высохло в желтый пергамент и губы пока не истончились в ниточку, как у отца. Таким Литовт был в те времена, когда сделал что-то тайное — неоценимое или постыдное, а может, и то, и другое вместе, — для мамы.

— Жив пока, — сознался Витас. — Но…

— Ваше счастье.

Эжан вскинул на мать восхищенные глаза.

Королева Каталия Луннорукая смотрела на отца и сына спокойно и надменно, как всегда и на всех, кому невесть каким чудом удалось избежать ее настоящего гнева. Она ни о чем не собиралась вспоминать.

— Но, Ваше Величество, — попытался: протестовать сбитый с толку Литовт, — конфликт между ними не исчерпан, инцидент может повториться с опасностью для жизни принца…

Так вот они о чем, наконец сообразил Эжан. Значит, эти двое торчали в кустах с самого начала… мерзкие соглядатаи! Значит, они тоже видели… В щеках стало горячо, и принц словно со стороны увидел свои неудержимо краснеющие уши.

Негодяи!!!

— Частные конфликты не входят в круг ваших полномочий, господин старший советник, — сказала Каталия. — Это личное дело моего сына. Он уже взрослый.

Эжан перевел дыхание. Жесткие слова королевы ласковой ладонью провели по его щекам, смахивая с них краску. Все нормально и правильно в мире, где хотя бы некоторых зарвавшихся подлецов ставят на место, а мама… да, мама! — все понимает…

И еще они о чем-то неуловимо напомнили, ее слова.

«Конечно, взрослый. Конечно, женишься».

И — взорвалось, вспыхнуло, закружилось! Как он мог не думать о ней — целых полчаса или даже больше?! Как мог — отвлечься, перестать терзаться ожиданием вечера?.. Нет, он не забывал о ней ни на секунду. Он представлял себе ее лицо, когда скрещивал мечи с князем Лансом, когда остался наедине с матерью, когда встретился с этими двумя ненавистными…

Ее лицо… он прекрасно помнит! Тонкая фарфоровая кожа и летящие завитки невесомых светлых волос. Длинные золотые ресницы по краям опущенных век — словно перевернутых блюдец. Робкий взмах — и глаза, огромные глаза цвета прозрачного неба…