Читаем без скачивания Повод для паники - Роман Глушков

Уже давно остался позади родной мегарайон, и наш путь пролегал над незнакомой местностью. Это были улицы и парки соседнего мегарайона, но я совершенно не ориентировался в них, потому что никогда не посещал эти места. Благодаря чрезвычайным обстоятельствам у меня наконец-то появилась возможность открыть «терра инкогнита», к какой относилось все пространство, начиная от противоположного берега реки за моим домом и заканчивая многоярусными улицами центра. Знакомиться с ней, понятное дело, приходилось, глядя на мир из окна «Неуловимого». Но этого было вполне достаточно – достопримечательности, которые хотелось бы осмотреть получше, здесь отсутствовали. За всю историю человечества в этом мегарайоне Западной Сибири так и не появилось ни Колизея, ни Тадж-Махала, ни даже какого-нибудь местного кремля – в общем, ничего такого, что можно было бы заложить краеугольным камнем в местную туристическую индустрию.

Эта территория уже не дробилась на частные владения. Внизу под нами проплывали промышленные объекты и многоэтажные постройки – нечто промежуточное между колоссами центра и особняками пригорода. Все чаще в поле зрения попадали параллельные магистрали инскона, проложенные ниже той, по которой ехали мы. Где-то впереди все они должны были слиться в единую межрайонную магистраль, но где именно, мы пока не видели. Суетившиеся на земле люди различались с трудом, однако жизнь их текла в том же русле, что и жизнь обитателей окраин. Повсеместно уничтожались на дрова парки, везде были разбросаны ветви деревьев. Горели костры. Ветер размазывал по лабиринту улиц голубоватую пелену дыма. Всепроникающий запах горелой древесины ощущали даже мы. Жаль, нельзя было выяснить, кто выступил в этом мегарайоне в роли Прометея: либо бесценная технология разжигания огня была перенята от нас, либо нашлись-таки и здесь свои сообразительные дяди Наумы.

Через полчаса поездки голова моя пошла кругом от обилия информации – сказывалось длительное безвылазное сидение дома вкупе с экзотичностью самого путешествия. Я один жадно пялился по сторонам. Каролина не смотрела в окно, задумчиво уставившись в спинку водительского кресла. Сосредоточенно нахмуривший брови Наум Исаакович вцепился в манипулятор и глядел строго вперед. Он пребывал на ответственном посту, и вертеть головой было для него недозволительно.

Вроде бы все ссоры остались в прошлом, но разговор почему-то все равно не клеился. Желая поскорее разрядить напряженность, я первым нарушил затянувшееся молчание:

– Так почему же все-таки «Неуловимый», дядя Наум? Вчера вы пообещали рассказать о нем поучительную историю. Не хочется отвлекать вас от работы, но было бы интересно послушать, пока у нас есть на это время.

– Расскажи ему, расскажи! – оживилась Кэрри. – Любопытно, как ты сегодня смотришь на тот ужасный случай. Если мне не изменяет память, последним эту историю слышал маршал, который выносил тебе вердикт. Только от начала и до конца рассказывай, раз уж наш бравый капитан решил почерпнуть оттуда урок.

– И впрямь не упомню, чтобы рассказывал о том случае кому-то еще, – охотно отозвался Кауфман. – Хорошо, что заговорили о нем, любезный сосед, – раз дядя Наум дал обещание, значит, надо его выполнять. Хотя, сказать по правде, история не очень приятная.

– Мягко сказано, – заметила Кэрри. – Такого унижения натерпелись. Хорошо, что мама не увидела этого.

– Да, Стефания Леонидовна, покойся она с миром, мне бы такого не простила, – грустно усмехнулся дядя Наум. – Ну да ладно, молодой человек, раз вам это интересно, слушайте…

История действительно вышла занимательной и не лишенной морали. Рассказ Кауфмана внес ясность не только в происхождение имени нашего автомобиля, но и пролил свет еще на кое-какие факты, давно терзающие мое любопытство. Мне повезло, что при рассказе присутствовала Каролина, иначе изложение получилось бы однобоким и необъективным. Кэрри постоянно обрывала Наума Исааковича на полуслове, спорила с ним и добавляла пропущенные детали, пропущенные явно намеренно. Такое поведение дочери по отношению к отцу выглядело слегка непочтительным, зато достоверность повествования от этого только выиграла. Я не перебивая выслушивал обоих рассказчиков и, памятуя, что истина всегда лежит где-то посередине, делал соответствующие выводы…

Все началось в один ничем не примечательный день, когда на Кауфмана налетел очередной порыв творческого вдохновения, тут же раздувший в Науме Исааковиче пламя кипучего энтузиазма. Дочь непризнанного гения называла отцовские порывы к творчеству лаконичнее: заскоки.

Созидательные заскоки не посещали изобретателя уже пару лет. Причиной столь длительной апатии было то, что Кауфману просто нечего стало изобретать. Все незаменимые в хозяйстве вещи были уже давным-давно дополнены древними аналогами; дом и надворные постройки переделаны по собственному вкусу; курятник исправно разнообразил меню семейства диетической курятиной и калорийным яичным протеином… Отвлекаться на мелочи, наподобие резьбы по дереву или выращивания цветов, дядя Наум, человек прагматического склада ума, не желал, хотя не чурался прекрасного и над дизайном своих изобретений работал кропотливо.

В тот день с дядей Наумом произошел особенно сногсшибательный заскок. Наум Исаакович приписал это внезапному озарению, однако Кэрри опровергла его слова. Она напомнила отцу, как он часами просиживал на пороге дома, наблюдая за муниципальным клинер-модулем, а потом вероломно затащил его в гараж и, дабы не быть поутру уличенным в хулиганстве, за ночь разобрал колесный агрегат, внимательно изучил его устройство и снова собрал. Дядя Наум посетовал на плохую память и подтвердил: да, все происходило именно так – надругательство над модулем действительно имело место.

По признанию Кауфмана, самой трудоемкой частью его затеи выдался поиск… элементарного колеса. А если точнее, то четырех абсолютно одинаковых колес. Все колеса, что попадались ему на антикварных аукционах, выставлялись в единичных экземплярах. Чудаковатые собиратели автомобильной атрибутики предпочитали держать у себя в коллекциях лишь по одному колесу определенной модели автомобиля – коллекционирование комплектов требовало слишком много места для складирования. Но упорный дядя Наум не сдавался. Став за короткий срок матерым экспертом по колесным вопросам, он был в конечном итоге вознагражден за свое упорство. Две пары каучуковых раритетов, на алюминиевых сердцевинах которых красовалась зовущая к странствиям эмблема розы ветров, – достойная награда за долгие поиски. Правда, роза на колесах почему-то имела нестандартную форму трилистника, но это была мелочь – главное, приобретение оказалось удачным.

Именно алюминиевая роза ветров и сыграла в судьбе дяди Наума фатальную роль, но не будем забегать вперед…

Каролина вспоминала о тех временах с содроганием. Страшным проклятием для их семейства стал затаившийся в гараже бесколесный монстр – самый серьезный заскок папочки за всю его жизнь. Чтобы приобрести недостающие запчасти, дядя Наум изрядно истощил свой банковский счет и даже собирался переоформить продуктовое соцобеспечение пенсионера в финансовое – ему срочно требовались деньги на покупку жизненно необходимых деталей.

Однако тут уже категорически воспротивилась дочь, к тому времени повзрослевшая и получившая право вмешиваться во внутрисемейную политику. Каролина убедила отца не отказываться от соцобеспечения, объяснив, что для здоровья автомобилестроителей и их детей требуется полноценное питание, а не жестокая яично-окорочковая диета. При этом Кэрри поклялась, что если по милости папы она похудеет хотя бы на полкило, то в одно прекрасное утро тот отведает каучуковое жаркое из уже купленного колеса. Такой серьезный довод образумил Наума Исааковича, и попробовать фирменный «завтрак автомобилиста» ему не довелось.

Суровые месяцы расточительств и затянутых поясов миновали, и вот наконец чрево гаража исторгло самоходный механизм, напоминавший не то исследовательский бот для планет с высокой гравитацией, не то огромный клинер-модуль, сконструированный не иначе как для авгиевых конюшен. Несведущему человеку было тяжело определить, что прообразом конструкции служит типичный автомобиль эры Сепаратизма.

Каролина не комментировала ту часть рассказа, в которой говорилось о первых впечатлениях дяди Наума от поездки на автомобиле, поскольку принципиально отказалась тогда от приглашения «прокатиться с ветерком». Кэрри не имела претензий к остальным изобретениям папы, но против последнего возражала в полный голос. Она предчувствовала, что вся эта дорогостоящая блажь не доведет их до добра.

Здесь дочь гения оказалась прозорливее отца.

Празднующий триумф Наум Исаакович выписывал на автомобиле круги по прибрежной долине, не замечая никого и ничего вокруг. Новая забава Кауфмана оправдывала затраченные средства, что бы там ни говорила непонятливая дочь. Очевидцев уникального испытания почти не нашлось – все ближайшие особняки скрывались тогда под защитными пузырями силовых полей. Спрятавшиеся за виртуальными пасторалями ландшафт-проекторов жители прибрежной зоны и не ведали, что у них под носом разворачивается вполне реальное шоу.