Читаем без скачивания Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

— Возможно, — тихо произнес он, — мемфисская кухня придется тебе по вкусу. Ты очень похудел здесь.

Он стиснул ладони коленями и кратко сказал:

— Римляне могут быть свободны.

Они вышли один за другим, их возбужденное бормотание было слышно, даже когда Фабий закрыл дверь.

— Сначала о тебе, дорогой друг Митридат, — сказал Цезарь, расслабляясь. — Ты — сын, а Клеопатра — внучка Митридата Великого, значит, ты ее дядя. Что, если ты вызовешь сюда свою жену и младших детей и задержишься здесь, чтобы присматривать за восстановлением Александрии? Клеопатра говорит, что ей не нужны чужеземные архитекторы, но ты ведь ей не чужой. И прославился преобразованием пустынного побережья ниже пергамского акрополя.

Его лицо приняло задумчивое выражение.

— Я очень хорошо помню то место. В свое время я распял там пятьсот пиратов, к большому неудовольствию губернатора, узнавшего об этом чуть позднее. Но сегодня там аркады, сады, красивые здания общественного назначения, прогулочные дорожки.

Митридат нахмурился. Крупный мужчина пятидесяти лет, сын наложницы, а не жены Митридата Великого, он очень походил на своего могущественного отца: такой же мускулистый, высокий, желтоволосый, желтоглазый. По римской моде он очень коротко стриг волосы и был чисто выбрит, но в облачении тяготел к восточному стилю — к золотому шитью, расшитому бархату и всем оттенкам пурпура, известного в красильнях как «багрянка». Терпимые слабости в столь лояльном клиенте, поначалу клиенте Помпея, а теперь — Цезаря.

— Честно говоря, Цезарь, я бы рад это сделать, но, может быть, ты отпустишь меня? Фарнак так и рыщет вокруг, мне надо быть дома.

Цезарь решительно покачал головой.

— Фарнак не дойдет до провинции Азия, не говоря уже о Пергаме. Я остановлю его в Понте. Судя по сообщениям Кальвина, твой сын отлично тебя замещает, так почему бы тебе не отдохнуть от забот? Ты кровный родственник Клеопатры, александрийцы примут тебя, к тому же, как я заметил, ты и с евреями на короткой ноге. Самые искусные мастера в Александрии — это евреи и метики, а раз ты дружен с евреями, то и метики тебя поддержат.

— Тогда я даю согласие, Цезарь.

— Вот и прекрасно. Благодарю тебя.

Добившись своего, властелин мира кивком головы отпустил Митридата.

— А я благодарю тебя, — сказала Клеопатра, когда ее дядюшка вышел.

«Дядюшка! Надо же! А чему тут, собственно, удивляться? У меня, наверное, тысяча родственников по линии матери! Фарнак, кстати, тоже мой дядя! А через Родогуну и Апама я восхожу к Камбизу и Дарию Персидским! Оба были фараонами! Во мне соединяются целые династии. Что же за кровь получит мой сын!»

Цезарь заговорил с ней о Хапд-эфане, которого он хотел сделать своим личным лекарем.

— Я поговорил бы с ним сам, — сказал он на латыни, которую Клеопатра теперь хорошо понимала и даже могла без труда поддерживать разговор. — Но я пробыл в Египте достаточно долго, чтобы понять, что здесь мало кто может распоряжаться собой, кроме македонцев. Я думаю, он — собственность Ха-эма, поскольку он жрец Сехмет, супруги Пта. И живет он, кажется, при храме Пта. Но так как сам Ха-эм, по крайней мере отчасти, принадлежит тебе, он, без сомнения, сделает, как ты скажешь. Мне очень нужен Хапд-эфане, Клеопатра. После смерти Луция Тукция, который был врачом Суллы, а потом и моим, я не доверяю ни одному римскому врачевателю. Если у Хапд-эфане есть жена и дети, я с удовольствием возьму их с собой.

Хоть что-то она может для него сделать!

— Хапд-эфане, Цезарь хочет, чтобы ты был с ним, когда он уедет, — сказала она на древнейшем из языков. — Если ты согласишься поехать, это понравится Пта-создателю и фараону. Мы в Египте будем читать твои мысли, ты станешь нашим каналом связи с Цезарем, где бы он ни был. Ответь ему сам, расскажи о себе. Ему это интересно.

Лицо жреца-целителя даже не дрогнуло, его черные миндалевидные глаза не мигая смотрели на Цезаря.

— Бог Цезарь, — сказал он на ломаном греческом, — конечно, это сам Пта-создатель хочет, чтобы я тебе служил. Я сделаю это с большим желанием. Я — hem-netjer-sinw, поэтому дал обет не жениться. — В его глазах мелькнула улыбка. — Но я хотел бы лечить тебя с помощью некоторых египетских методов, которые греческие врачи отвергают. Амулеты и заговоры обладают большой магической силой.

— Абсолютно с этим согласен! — оживился Цезарь. — Как великий понтифик, я знаю все римские заклинания. Мы сможем сравнить их с твоими. Не спорю, магия очень сильна. — Он стал серьезным. — Нам нужно прояснить одну вещь, Хапд-эфане. Не зови меня богом и не падай на пол, когда приветствуешь меня. В других местах я не бог, и если ты будешь так делать там, многих это оскорбит.

— Как пожелаешь, Цезарь.

По правде говоря, этот еще довольно молодой человек с голым скальпом был рад новому повороту в своей жизни. Его интересовал весь мир, и он с нетерпением будет ждать, когда сможет посетить незнакомые места, да еще с человеком, который, конечно же, бог. Расстояние ничуть не разделит его с Пта-создателем, с Сехмет и с их сыном Нефертемом-Лотосом. Он сможет посылать свои мысли в Мемфис отовсюду и с той же скоростью, с какой солнечный луч проходит через священные столбовые ворота. Жрец неприметно вздохнул и, когда греческий Цезаря и Клеопатры сделался слишком быстрым для его понимания, принялся мысленно собирать инструменты. Десяток тщательно упакованных гибких полых тростин для начала. Хирургические щипцы, трепаны, ножи, троакары, иглы…

— Что с городскими чиновниками? — спросил Цезарь.

— Все уволены, — ответил Аполлодор. — Я посадил их на корабль и отправил в Македонию. Протоколист пытался сжечь все внутренние уставы и все декреты, принятые городским управлением, а казначей — все бухгалтерские книги. К счастью, я с новой царской стражей вошел и сумел этому помешать. Государственная казна, находящаяся под Серапейоном, цела, целы и расположенные поблизости городские конторы. Все благополучно пережило войну.

— Новые чиновники набраны? Как раньше их выбирали?

— Жеребьевкой из македонцев-аристократов. Многие из них погибли, другие в бегах.

— Жеребьевкой? Ты хочешь сказать, что должности раздавались по жребию?

— Да, Цезарь, по жребию. С подтасовками, разумеется.

— Что ж, это дешевле, чем проводить выборы, как в Риме. Так что происходит сейчас?

В разговор вмешалась Клеопатра.

— Мы реорганизуемся, — твердо сказала она. — Я намерена отменить жеребьевку и провести настоящие выборы. У нас теперь миллион новых граждан. Каждый проголосует за кого-либо из кандидатов и убедится в весомости своих прав.

— Это, конечно, зависит от того, каковы будут кандидаты. Ты намерена разрешить баллотироваться всем желающим?

Она опустила глаза и ответила уклончиво:

— Я еще не решила, каким будет процесс выборов.

Похоже, вопрос застал ее врасплох.

— А ты не думаешь, что греки почувствуют себя ущемленными, если евреи и метики получат гражданство, а они — нет? Почему бы не дать его всем, даже твоим разнородным египтянам? Назови этих людей неимущими, не наделяй их правом голоса, но позволь им быть гражданами Александрии.

По ее лицу он понял, что зашел слишком далеко.

— Благодарю, Аполлодор и Хапд-эфане, вы можете идти, — сказал он, подавляя зевок.

— Итак, мы одни, — сказала Клеопатра, вытягивая его из кресла и сажая рядом с собой на диван. — Ну, ты доволен? Я делаю все, как надо? Я трачу деньги, как ты велел: бедные накормлены, руины расчищены. Со всеми каменщиками и плотниками заключены долговременные контракты, они приступают к строительству обычных жилых домов. Денег достаточно и на то, чтобы начать возводить общественные здания, ибо я беру их из собственного запаса в казне. — Большие желтые глаза сияли. — Ты прав, это лучший из способов добиться народной любви. Каждый день я выезжаю с Аполлодором на моем осле, разговариваю с людьми, успокаиваю их, убеждаю, что все будет хорошо. Тебе это нравится? Я теперь более просвещенный правитель?

— Да, но тебе еще многому надо научиться. Дай гражданство всем своим подданным, и тогда все действительно пойдет хорошо. Ты по природе автократична, но недостаточно наблюдательна. Взять, к примеру, евреев. Они сварливы, но очень умны. Относись к ним с уважением, всегда будь с ними добра. И в тяжелые времена они станут тебе самой надежной опорой.

— Да-да, — нетерпеливо перебила она, устав быть серьезной. — Я еще кое о чем хочу с тобой поговорить, любовь моя.

В уголках его глаз появились лучики.

— Правда?

— Правда. Я знаю, как мы проведем с тобой эти два месяца, Цезарь.

— Если ветер будет попутным, я отправлюсь в Рим.

— Ветер не будет попутным, поэтому мы поплывем по Нилу до Первого порога. — Она похлопала себя по животу. — Как фараон, я должна показать народу, что жду ребенка.