Читаем без скачивания Третий флот - Василий Кленин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За полчаса они набросали план, по которому первым делом начнется обучение всех офицеров. Солдат, моряков, работников станут учить позже и лишь базовому минимуму. Но как только всё руководство покажет какой-то уровень владения французским — Армия и Эскадра сразу перейдут на новые команды. А обучение станет массовым и интенсивным.
— Принимается. До завтра отбери учителей и назначь себе заместителя в полку. Да, — Наполеон сделал тон максимально небрежным. — И захвати еще своего формозского шамана.
— Токетока? — Гванук изумился. — Ну, он как раз плохо говорит на тайном.
— Ты все-таки захвати его.
…Токеток с хрустом жевал жареных кальмаров. Совершенно спокойно, как будто, ужинать один на один с главнокомандующим ему доводилось чуть ли не ежедневно. Наполеон смутно помнил этого шамана еще по Формозе. Местный колдун сам вышел к ним и сдался, после очередной схватки, и взгляд его был таким безумным, что генерал тогда предпочел бы прибить опасного врага, заявившего, что он теперь друг. Только сумасбродный Гванук не дал ему реализовать свою задумку.
Сейчас Токеток тоже не выглядел особо вменяемым, и встречаться с ним взглядом по-прежнему не хотелось. Но время все-таки показало правоту крошки-генерала. За минувшие годы этот шаман не раз выручал Армию Старого Владыки. Его знаменитый бурдюк пополнялся всё новыми пленными духами (изначально он в нем принес на поклон собственных божков). Неясно, как это проворачивал формозец, но любое племя, над которым Токеток проводил ритуал, почему-то безоговорочно верило, что чужак забирал их потусторонних покровителей. Наполеон слышал, что Головорезы весьма уважали своего колдуна, хотя, солдатом тот был посредственным.
Генерал всё никак не решался начать разговор, хотя, сам пригласил Токетока к себе.
— Дядька Тен не раз рассказывал, — неожиданно завел разговор сам формозец. — Что раньше (еще до того, как вы приплыли на мою землю) ты, генерал, был совсем седым и толстым стариком.
— Не таким уж и толстым, — обиделся Наполеон. — А почему ты это спрашиваешь?
Токеток пожал плечами, тщательно прожевал очередной кусок кальмара и лишь после этого ответил:
— Непонятно мне. Непонятно, что за сила делает старика воином. Иногда я гляжу на тебя, генерал, и вижу духа. Но иной раз, его нет. Он не ушел — духи, даже уходя, оставляют след. Но его просто нет и не было. Или не дух это.
Наполеон поежился. После роковой встречи с колдовским котом, оказавшись в этом времени, он совсем иначе стал относиться к мистической стороне жизни. В общем-то, и самого себя он, в какой-то степени, начал считать духом в теле чосонского генерала.
«А может, этот шаман меня и видит? — испугался он. — Меня самого — в теле генерала».
— А каков этот дух?
— О… Не скажу. Нет слов в тайном языке, чтобы описать это… И в языке пайвань нет, — он пристально, знаменитым безумным взглядом, оглядел своего предводителя. — А не бывает ли с тобой, генерал, чего-нибудь странного и необычного?
— Я, если честно, для того тебя сюда и позвал, тангка…
— Я не тангка! — Токеток напрягся. — Тангка — сосуды для духов. Но я их изверг и отдал в твою власть, генерал. Ты знаешь. Только это теперь в моей власти…
— Хорошо… — Наполеон понятия не имел, как разговаривать с подобными людьми. Но выговориться хотелось нестерпимо. — И всё же… Мне стали сниться сны. Уже дважды. Один и тот же.
И он, захлебываясь от набегающих слов, рассказал в деталях ночной кровавый сон о своей смерти. Смерти на Тиндэе, от рук своих же полковников.
— Но этого не было, — Токеток не то спрашивал, не то утверждал. — Ведь вы уехали с Тиндэя очень давно.
— Верно.
— И тебе от этого сна страшно, — опять неясно, есть ли во фразе вопрос.
— Очень страшно, Токеток.
— Загадка… Духи часто насылают кошмары. Я знаю. Но от таких снов, если что и получается вспомнить — так одно лишь ощущение ужаса. Реже — какие-то смутные события, обрывки разговоров… Но ты рассказал мне настолько настоящую историю, генерал! Я сам, словно, видел мрачный ниппонский замок. Видел своего полковника О, ставшего Черным Хохотом. И второго видел — хотя, я его не видел никогда. Никакой дух на такое не способен. Как будто, для тебя создали целую реальность, которой не было, но которая могла бы быть…
Наполеон задержал дыхание. «Реальность, которой не было, но которая могла бы быть». А разве не в такой он сейчас живет?
«И, если есть одна такая, то почему бы не быть и другой? Той, где все мы решили бороться до конца и остаться в Ниппоне? Я ведь до сих пор вижу взгляды стариков… Даже некоторых офицеров! Недовольные взгляды…».
Токеток прервал размышления генерала:
— Больше всего это похоже на… лекарство. Оно всегда неприятное, но избавляет от боли. Кто-то хочет избавить тебя от боли. От мыслей о том, что ты принял неправильное решение. Тебе наглядно показали, к чему привело бы другое решение. Но… Но я не представляю даже, что за сила могла бы сделать это. Я уже сам хотел спросить тебя, генерал: не знаешь ли ты, что за великая сила тебя оберегает?
Еще один… Наполеон крепко задумался. Он, конечно, слышал бредни Гванука о какой-то волшебной стране, которую, по мнению мальчишки, посетил генерал. После чего и начались большие перемены. Тот начал потихоньку рассказывать их еще на Тиндэе. И даже став полковником, фантазировать не перестал. Этот шаман вполне мог слышать их от своего командира.
«Самое забавное, что в их фантазиях есть разумное зерно. Есть… Вернее, была… Тьфу ты! Будет волшебная страна, из которой я черпаю свои познания. Получается, что, раз они правы в этом, то, говоря про силу, шаман тоже не ошибается. Но не может же это быть тот черный кот!».
— Знаешь, Токеток… — качая головой, неспешно заговорил Наполеон. — Давным-давно я считал, что обо мне заботится бог.
— Какой? — жадно потянулся к генералу шаман.
— Ну… У него нет имени. Просто бог. Так меня учили.
И неожиданно для себя, Наполеон начал рассказывать вбитые в него с пеленок истории: о сотворении мира, об искушении Адама и Евы, об испытании Авраама, неопалимом кусте и казнях египетских — и многом другом. Все эти истории, наскучившие еще в детстве, сейчас звучали таинственно и загадочно. По крайней мере, Токеток воспринимал их именно так. Глаза его горели, а у Наполеона горели уши — здесь, в далекой дикой Азии, библейские притчи были так похожи на примитивные варварские мифы… Неожиданно очень
