Читаем без скачивания Любава - Кай Вэрди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все бы хорошо, вот только каши в миске было меньше половины, а киселя в бутылке с широким горлом, в которую заботливая старушка всегда его наливала, и вовсе на дне осталось. Борщ, налитый в банку, был цел, картофельное пюре чуть отъедено, а вот от куриной ножки остался только след на пюре.
— Какая интересная у меня завелась кошка… — пробормотал Илия, глядя на нетронутое блюдечко с молоком, стоявшее возле печи. — Ничего не понимаю…
Уже засыпая, Илия вдруг встрепенулся: когда заходил днем за телефоном, корзина стояла на стуле, а на столе… да, что-то стояло, но немного, и не накрытое! После подвала заходил привести себя в порядок — корзина уже была на полу, а на столе все выставлено, словно его уже ждали. Но в доме никого не было! Это абсолютно точно. И он ясно помнил, что погода на улице была пасмурная, и, опасаясь дождя, да и прохладно было, окно было весь день закрыто! А сейчас в доме тепло, значит, окно открыто было совсем недолго, и тепло не успело выветриться. Но все, все деревенские были возле котлована! Ну кто? Кто?
Утром на руины прибыла комиссия из епархии вместе с полицией и органами судмедэкспертизы. Котлован оцепили красно-белой лентой, наверху установили генератор, запитали от него осветительные лампы и какие-то только им понятные приборы. Подвал был освещен, как днем. Прибывший архиепископ, увидев своими глазами тело девочки, лично контролировал, чтобы его не повредили. Отправив своего помощника за специальным саркофагом, он тщательно следил за первичным процессом очищения тела от скопившейся вековой пыли. Когда тело немного очистили, стало понятно, что в руках у девочки кукла, причем не самодельная, какие были у крестьян, а явно дорогая, с фарфоровой головой, руками и ногами, и с натуральными волосами.
Илия сделал несколько снимков. Кукла его встревожила — священнику казалось, что он уже ее где-то видел. Но вот где — вспомнить он не мог. В конце концов, успокоив себя тем, что, вероятно, когда-то видел подобную куклу на какой-нибудь картинке в интернете, он отогнал от себя эти мысли. Но все равно его взгляд то и дело возвращался к игрушке в руках у девочки.
Полиция уехала быстро — ребенок явно попал сюда перед взрывом, судмедэксперт, осмотрев тело, сказал, что девочка, вероятнее всего, умерла от обезвоживания. На это указывали и обкусанные чуть не до кости кончики пальцев. К тому же на двери с внутренней стороны эксперты нашли следы слабых царапин. На то, что ребенок был еще жив, оказавшись запертым в хранилище, указывали и следы зубов на изжеванной обложке тетради. По мере работы экспертов становилось понятно, что произошло с девочкой.
Очевидно, перед взрывом ребенок забрался в хранилище. Когда храм взорвали, дверь надежно привалило обломками, да еще и сверху засыпало. Так как в подвале все-таки существовала вентиляция, воздуха было достаточно, чтобы девочка не задохнулась. В остальном она оказалась надежно погребена под завалами. Кричать было бесполезно — ее вряд ли бы услышали, впрочем, сам факт нахождения тела в подвале и указывал на то, что девочку никто не слышал. У архиепископа остался только один вопрос — а была ли она православной?
Когда судмедэксперты уехали, Илия отозвал архиепископа в сторону и положил ему на ладонь православный крестик, найденный им около тела девочки. Сомнения в принадлежности ребенка к конфессии отпали.
Оставив членов комиссии наверху котлована, по приглашению Илии архиепископ проследовал за ним в часовню. Увидев благодатную икону и услышав пояснения священника о месте ее нахождения, он прослезился. Это истинное сокровище веры православной считалось утерянным около ста лет. В епархии были убеждены, что икона была уничтожена вместе с храмом. Внезапное ее появление было сродни чуду.
Вечером вернулся посланный за специализированным саркофагом помощник. Со всеми возможными предосторожностями тело поместили в саркофаг и загрузили на специализированную платформу в машине. В саркофаг же был помещен и крестик, принадлежавший когда-то девочке, и уложена благодатная икона. Кортеж епархиальной комиссии отправился обратно.
Утром, пожарив себе на завтрак картошки, Илия отправился переодеваться в комнату. По привычке, войдя в гостиную, он посмотрел на портрет Настасьи, висящий напротив входа, улыбнулся ей, пожелав доброго утра, и пошел к шкафу. Уже протянув руку за облачением, он так и застыл с протянутой рукой, боясь потерять проскользнувшую в голове мысль, а через секунду, схватив керосиновую лампу, зажег ее и, посильнее открутив фитиль, бросился к портретам.
Придвинув лампу поближе к портрету Любавы, дочери Настасьи, он всмотрелся в нарядную куклу, которую девочка держала в руках. Кукла на портрете получилась очень четко, и Илия несколько минут вглядывался в фарфоровое личико, уложенные локоны куклы, в ее нарядное длинное платье… А потом, сняв портрет Любавы со стены, бросился к телефону.
Открыв фотографию ребенка, найденного в подвале, он снова и снова сверял изображение на телефоне с портретом, находя все больше сходства между ними. А кукла, без сомнения, была та же самая. Но главное, в вырезе платья-сарафана на груди, чуть ниже шейки девочки, очень четко был виден крупный крестик с чуть размытыми фигурными краями, висевший на темной веревочке.
В подвале сто лет пролежала пропавшая дочка Настасьи, Любава. Осознав это, священник в глубочайшем волнении, сделав несколько снимков с портрета, отправился в часовню. Едва отслужив заутреню, Илия чуть не бегом, переодевшись в мирское, бросился к машине и поехал в Бережки, где была сотовая связь.
Вернувшись из Бережков, он поспешил к «своим» старикам. Петрович, сидя на пенечке неподалеку от развернувшейся со стиркой баб Мани, обдирал с прошлогодней картошки белые ростки, а старушка, поставив на несколько кирпичей большой чан с бельем, предназначенным для кипячения, старательно раздувала под ним огонь.
Поставив сумку с привезенными продуктами возле Петровича, он отодвинул в сторону старушку, и, набрав лучинок помельче, развел под чаном огонь. Наколов чурбачков для поддержания огня, пока баб Маня разбирала продукты, он начал интересующий его разговор.
— Баб Мань, Петрович, а у вас есть какие-нибудь предположения, что за ребенок найден в храмовом хранилище? — усевшись на пенек и крутя в руках телефон, поинтересовался Илия.
— Да Бог его знает… — задумчиво, не отрываясь от своего занятия, пробормотал Петрович. — Мож, тот паренек, коего священники пригрели у себя?
— Какой паренек, старый ты хрыч! — привычно отозвалась вернувшаяся жена, вновь принимаясь за стирку. — Девчоночку там нашли! А что за девчонка, хто ее
