Читаем без скачивания Моммзен Т. История Рима. - Теодор Моммзен

Законы Габиния и Манилия завершили борьбу между сенатом и популярами, начатую за 67 лет до того законами Семпрония. Если благодаря Семпрониевым законам революционная партия конституировалась как политическая оппозиция, то с принятием законов Габиния и Манилия она превратилась из оппозиционной партии в правительственную. Величествен был момент, когда после бесплодной интерцессии Октавия была пробита первая брешь в существовавшем государственном строе, но столь же знаменателен был и тот день, когда с отставкой Требеллия пал последний оплот сенатского режима. Это чувствовалось обеими сторонами, и даже сердца апатичных сенаторов дрогнули в этой борьбе не на жизнь, а на смерть. Однако борьба за изменение конституции окончилась все же совершенно другим и гораздо более жалким образом, чем она началась. Начал революцию благородный во всех отношениях юноша, а закончена она была дерзкими интриганами и демагогами самого худшего пошиба. Если, с другой стороны, оптиматы начали с обдуманного сопротивления, упорно защищая даже безнадежные позиции, то кончили они первой попыткой применения кулачного права, хвастливой слабостью и позорным нарушением присяги. Теперь было достигнуто то, что некогда казалось смелой мечтой: сенат перестал править. Но если бы старики, видевшие еще первые бури революции, внимавшие словам Гракхов, сравнили то время с настоящим, они нашли бы, что все изменилось за это время — страна и люди, государственное право и военная дисциплина, жизнь и нравы; и тот, кто стал бы сравнивать идеалы Гракховых времен с их осуществлением, мог лишь грустно улыбнуться. Но подобные размышления были делом прошлого. В настоящем же и, вероятно, в будущем свержение аристократии должно было считаться совершившимся фактом. Олигархи были похожи на совершенно распавшуюся армию, рассеянные отряды которой могут еще служить подкреплением для другого войска, но сами не могут уже ни оказать сопротивления, ни дать самостоятельного боя. Но одновременно с окончанием старой борьбы подготовлялась и новая — борьба обеих сил, находившихся до того времени в союзе для свержения аристократического государственного строя: демократической оппозиции и приобретавшей все большую силу военной власти. Исключительное положение Помпея уже после Габиниева закона, а еще более после закона Манилия, было несовместимо с республиканским строем государства. Закон Габиния, как вполне справедливо заявляли уже тогда его противники, назначал Помпея не адмиралом, а правителем государства, и не без основания один хорошо знакомый с восточными порядками грек называет его «царем царей». Когда вернувшись с Востока после новых побед, с возросшей славой и полной казной, с готовыми к борьбе и преданными ему войсками, он протянет руку к короне, — кто остановит его? Быть может, бывший консул Квинт Катулл созовет сенаторов на борьбу против первого полководца эпохи и его испытанных легионов? Или новый эдил Гай Цезарь поднимет городскую чернь, взоры которой он только что тешил своими 320 парами гладиаторов в серебряных латах? Вскоре придется снова укрываться на скалах Капитолия, чтобы спасти свободу, восклицал Катулл. Не его вина была, что буря пришла не с Востока, как он думал, и что судьба, исполняя его пророчество буквальнее, чем он сам предвидел, занесла губительную непогоду несколько лет спустя из страны кельтов.

ГЛАВА IV

ПОМПЕЙ НА ВОСТОКЕ.

Мы уже раньше видели, как печально обстояли дела римлян на суше и на море, когда в начале 687 г. [67 г.] Помпей принял на себя ведение войны против пиратов с почти неограниченными полномочиями. Он начал с того, что разделил всю огромную подвластную ему область на 30 округов, поручив каждый из них одному из подчиненных ему военачальников, чтобы вооружать там корабли и отряды, обследовать берега, захватывать пиратские ладьи или загонять их в устроенную засаду. Сам же он в самом начале года вышел в море с лучшей частью имевшихся военных судов, среди которых и на этот раз выделялись родосские, и очистил прежде всего сицилийские, африканские и сардинские воды, чтобы снова сделать возможным подвоз хлеба из этих провинций в Италию. Об очищении испанского и галльского побережий заботились тем временем его подчиненные. Тогда-то именно консул Гай Пизон и попытался помешать из Рима набору войск, который производил в Нарбоннской провинции легат Помпея Марк Помпоний. Чтобы положить конец этой неумной попытке и вместе с тем удержать в рамках закона справедливое раздражение толпы против консула, Помпей на время опять появился в Риме. Когда по истечении 40 дней западная часть Средиземного моря сделалась свободной для судоходства, Помпей с шестьюдесятью лучшими своими судами отправился в восточные воды и прежде всего в древнейший и главнейший центр пиратства — к берегам Ликии и Киликии. При вести о приближении римского флота не только исчезали из открытого моря пиратские ладьи, но и сильные ликийские крепости Антикраг и Краг сдались без серьезного сопротивления. Не столько страх, сколько благоразумная снисходительность Помпея открыла ему ворота этих почти неприступных морских крепостей. Предшественники его распинали всех пленных пиратов, он же без колебаний давал всем пощаду и с необыкновенной снисходительностью обращался особенно с простыми гребцами, находившимися на захваченных разбойничьих ладьях. Одни лишь отважные киликийские морские царьки решились с оружием в руках отстоять от римлян хотя бы свои собственные воды; укрыв своих детей и жен в горных замках Тавра, они поджидали римский флот у западной границы Киликии на высоте Коракезия. Но обладавшие превосходным личным составом и снабженные всеми военными материалами суда Помпея одержали здесь полную победу. После этого он беспрепятственно высадился и начал брать штурмом и разрушать горные замки корсаров, по-прежнему предлагая им самим, в награду за изъявление покорности, свободу и жизнь. Вскоре большинство из них отказалось от продолжения безнадежной борьбы в своих замках и горах и согласилось сдаться. Спустя 49 дней после появления Помпея в восточных водах Киликия была покорена и война окончена. Быстрое подавление пиратства было большим облегчением для римлян, но здесь не было никакого подвига: со средствами римского государства, отпущенными столь щедро, корсары так же мало могли померяться, как объединившиеся воровские банды большого города с правильно организованной полицией. Наивно было праздновать подобную карательную экспедицию, точно победу. Но если сравнить ее с многолетним существованием и беспредельным ежедневным ростом этого зла, то понятно, что поразительно быстрое истребление страшных пиратов произвело на общество огромное впечатление, тем более что это было первое испытание централизованного в одних руках управления, и партии с любопытством выжидали, окажется ли оно лучше коллегиального. Около 400 кораблей и лодок, в том числе 90 настоящих военных судов, были частью захвачены Помпеем, частью выданы ему; всего было уничтожено до 1 300 разбойничьих кораблей, и, кроме того, стали жертвой пламени обильно наполненные арсеналы и склады флибустьеров. Погибло около 10 тыс. пиратов, более 20 тыс. были захвачены живыми, а начальник морских сил стоявшей в Киликии римской армии Публий Клодий и множество других лиц, увезенных пиратами и отчасти считавшихся давно уже умершими, были освобождены Помпеем. Летом 687 г. [67 г.], спустя три месяца после начала кампании, торговля и все сношения потекли нормальным образом, и вместо прежнего голода в Италии царило изобилие.

Досадный инцидент на острове Крите несколько омрачил, однако, этот успех римского оружия. На Крите уже второй год находился Квинт Метелл, занимавшийся завершением достигнутого им уже в основном покорения этого острова, когда в восточных водах появился Помпей. Возможность столкновения была налицо, так как на основании Габиниева закона власть Помпея параллельно с властью Метелла распространялась на весь растянутый в длину, но нигде не достигающий более 20 миль в ширину остров. Однако Помпей был настолько деликатен, что не назначил на этот остров своего полководца. Но сопротивлявшиеся еще критские общины, видевшие, с какой жестокостью наказывал Метелл их покоренных соотечественников, и слыхавшие, какие мягкие условия предлагал Помпей сдававшимся ему областям южной части Малой Азии, предпочли отправить к нему послов с единогласным изъявлением своей покорности, которое и было принято им в Памфилии, где он находился в то время. Вместе с критскими послами он отправил своего легата Луция Октавия, чтобы уведомить Метелла о заключении договоров и чтобы принять города. Разумеется, это был не товарищеский образ действий, но формальное право было целиком на стороне Помпея, и Метелл поступил безусловно неправильно, когда он, не признавая договор критских городов с Помпеем, продолжал обращаться с ними, как с врагами. Напрасны были протесты Октавия, напрасно он вызвал из Ахайи — так как сам он прибыл без войска — Луция Сизенну, стоявшего там с отрядом войск Помпея. Метелл, не обращая внимания ни на Октавия, ни на Сизенну, осадил Элевферну и взял штурмом Лаппу, где захватил самого Октавия, который был затем с позором отпущен, взятые же вместе с ним критяне были казнены. Так дело дошло до настоящих боев между войсками Сизенны, во главе которых после его смерти стал Октавий, и Метелла; даже после того, как войска его были отправлены обратно в Ахайю, Октавий продолжал войну совместно с критянином Аристионом, и Гиерапитна, где они оба укрылись, была взята Метеллом только после упорнейшего сопротивления.